Первый и единственный на данный момент президент Республики Калмыкия (1993—2005), Глава Республики Калмыкия (с 2005 по наст.вр.). Президент Международной шахматной федерации (ФИДЕ).
– Один король в свое время сказал: «Государство – это я». Вы, конечно, не король, но можете ли вы сказать: «Калмыкия – это я»?
– Во время предвыборной кампании 93-го года я откровенно сказал: «Я без Калмыкии проживу, а вот Калмыкия без меня не проживет». Я считаю, что Калмыкию узнали в результате моей деятельности, деятельности моей команды. Может быть, это слишком откровенно, но я ощущаю на себе некую миссию. Кто-то же должен быть паровозом, который вытащит республику. Принимая на себя такую ответственность, я принимаю на себя и обязательства, чтобы фраза «Государство – это я» не была просто сотрясением воздуха.
Сейчас республика – это я. Калмыкию знают через Илюмжинова. Хотя в 93-м году старики возмущались: «Как это так, жили до 1962 года без Илюмжинова и еще столько же проживем». И тем не менее все они голосовали за меня. Я осознаю эту ответственность и не витаю в облаках, не почиваю на лаврах. Это еще больше накладывает на меня обязательств и ответственности просчитывать каждый свой шаг. Нужна ювелирная точность, когда ощущаешь себя лидером, локомотивом, когда вся республика концентрируется вокруг тебя и в твоих руках большая власть.
– Где вы научились этой тонкости?
– Не знаю, жизнь, наверное, научила. Школа, армия, завод, книги.
– В Элисте я видел большие рекламные щиты с вашими фотографиями – то вы с Папой Римским, то с Далай-ламой, то с Патриархом. Это что – своеобразная реклама самого себя?
– Да нет. Во многих учреждениях, в школах висят мои портреты и календари с моими фотографиями…
– Даже в номере гостиницы, в которой я останавливался.
– Ну, во-первых, как появились эти плакаты. Это своего рода пропаганда. Мы же с вами одного возраста, и вы помните, как это было при социализме. Мы все прошли через пионерию, комсомол, партию. Были в обществе какие-то установки. Да возьмите ту же Америку – «Новое поколение выбирает «Пепси» или «Американское – самое лучшее».
На плакате с Патриархом смысл – «Единая Калмыкия в неделимой России». На плакате с Папой Римским смысл в другом – все люди равны.
В 93-м году, когда меня избрали президентом, то я увидел, что мы занимаемся экономикой по принципу «абы кабы». Но если в экономике мы что-то пытаемся сделать, то в идеологии – конь не валялся. Калмыкия – это частичка, клеточка большого больного организма, который называется Россия, и я решил начать с идеологии, в своем роде идеологический эксперимент. Почему эксперимент? Да потому, что этим никто до меня не занимался. От капитализма к социализму мы переходили, а вот от социализма к капитализму наше общество еще не переходило. Ведь это же не только ломка экономики, но и ломка сознания. Например, когда я учился в МГИМО, то рыночную экономику нам стали преподавать те же преподаватели, которые раньше преподавали плановую экономику, историю капиталистических государств – преподаватели истории КПСС. У меня не было учебников, не было преподавателей, но я пошел на этот эксперимент. В экономике можно набедокурить, и народ все стерпит, а вот результаты идеологии мы увидим не через год или два, а лет через двадцать. Первое, чего я хотел достичь, чтобы люди поняли, что Калмыкия – это не далекая провинция. И те плакаты, о которых вы говорите, рассчитаны на молодежь, у которой не было пионерского детства или комсомола. Они не знают, кто такие Маркс или Ленин. Но это не значит, что они взамен Маркса или Ленина получат Илюмжинова.
Я хотел подчеркнуть, что я такой же молодой, как и они, и я общаюсь с Папой Римским, с Далай-ламой, что мир един и мы живем на одной земле. И, кстати, не я ставил эти плакаты, а мне предложили это сделать.
Другая цель этих плакатов – показать, что Бог един, что Будда, Христос, Магомет – дети одного Бога. Это мы подчеркиваем для того, чтобы в Калмыкии не замыкались в узких националистических интересах. Я все время подчеркиваю, что мы живем не в Калмыкии, а в России, на одной земле. У нас даже в Конституции – Степном Уложении – в 11 пункте записано: «Все жители Республики Калмыкия в ответе за то, что происходит на Земном шаре». Если на стариков это не очень воздействует, то молодежь начинает осознавать, что они живут не в пределах Калмыкии, не пределах Российской Федерации, не в пределах Европы, а на одной земле со всеми, что у тех же негров и у калмыков одно и то же солнце, одно и то же небо. Когда молодежь воспитывается в таком этнопланетарном плане, то у нее открываются мозги, а, следовательно, если у человека открытое мышление, то тогда ему становятся понятны все экономические и политические реформы.
– Кирсан Николаевич, а формулировка той статьи Степного Уложения, о которой вы только что сказали, – чья?
– Это лично моя формулировка. Я протащил ее и через Конституционное собрание, и через референдум. Сначала никто не понимал ее, и только сейчас начинают осознавать, что я был прав.
– Как вы уже заметили, мы с вами одного возраста, одного поколения. И вам, и мне свободу дала перестройка. Как вы думаете, что было бы с вами, если бы ее не было?
– В 85-м году, когда Михаил Сергеевич объявил перестройку, я учился на третьем курсе МГИМО. Я поступал в этот институт, чтобы стать карьерным дипломатом. Если бы не было перестройки, то стал бы, наверное, им, работал бы где-нибудь в посольстве, например в Японии. Потом меня потянуло в бизнес, в неизведанное.
– Судя по вашим интервью, вы очень любите говорить о победах, достижениях республики, но почему-то умалчиваете о проблемах?
– Ну почему же только о победах? Если взять мои выступления в Калмыкии, то там я все время только и делаю, что говорю о проблемах, о недостатках. У себя в республике я не говорю о победах, потому что надо работать. А что касается интервью, о которых вы говорите, то это часть имиджа.
Например, Клинтон тоже не говорит, что у него столько-то проституток, столько-то наркоманов, столько-то убийств. Или – вот приехал я в Швейцарию, а там бездомные спят на улице в коробках. Но швейцарцы об этом не говорят. И Коль не будет говорить о проблемах цветных в Германии. Это внутренние проблемы. Или проблемы на уровне муниципалитета.
Поэтому в своих интервью я говорю о том, какой была Калмыкия и какой она стала, о том, чего мы достигли, о том, что несмотря на весь этот бардак, можно созидать.
Потом, интервью – это часть моей работы. Вчера на Украине я дал пресс-конференцию, сегодня ко мне обратились уже пять-шесть агентств, вот беседую с вами. Но если честно, то мне не нравится давать интервью. Надо работать, чего языком-то говорить. Если кому-то интересно, то пусть он приедет и напишет о том, как мы в прошлом году впервые за пятнадцать лет получили прирост ягнят в 700 тысяч голов. Пусть напишет о тех заводах, которые мы построили всего за несколько лет. Но поскольку народ избрал меня президентом, чтобы я работал, пахал, то работа со средствами массовой информации входит в мою обязанность.
– Вы очень многого добились в этом – образ Калмыкии неотделим от образа улыбающегося Илюмжинова.
– Еще до выборов, в феврале 93-го года, я говорил о том, как собираюсь «раскручивать» республику. Я откровенно говорил людям: «Вы сидели в грязи, и будете в ней сидеть». В республике 350 тысяч населения, из них всего 150 тысяч калмыков. «Вас, калмыков, в Москве в метро затолкают, и никто вас не увидит, не узнает. И никто не приедет в Богом забытую Калмыкию». Поэтому, говорил я, Калмыкию надо поднимать. Во-первых, должен появиться интерес, но чтобы этот интерес был, нужно, чтобы о республике написали. А кто о ней будет писать? До этого только Пушкин писал. Кстати, если собрать все, что написал Пушкин о Калмыкии, то получится несколько томов. Это и «Капитанская дочка», и «Памятник», и «Путешествие в Арзрум», и в «Евгении Онегине» упоминаются калмыки. Сам поэт даже был влюблен в калмычку и написал великолепное стихотворение «Прощай, любезная калмычка». В сентябре Карен Шахназаров начал снимать фильм о Пушкине, и половина действия фильма происходит в Калмыкии.
Но сегодня Пушкина нет. Поэтому сначала я сделал пропагандистскую работу – создал имидж республики. Сначала имидж Кирсана Илюмжинова, затем идет восприятие всей республики, а потом – простой житель Калмыкии. В Элисте теперь на здании правительства развевается флаг ФИДЕ, а ФИДЕ – это 150 стран мира. В Элисте прошел чемпионат мира по шахматам. В прошлом году уже начали писать о наших деятелях культуры, спорта, науки. Наш Национальный ансамбль песни и танца объездил всю Европу, всю Америку. За журналистами приехали бизнесмены. В конечном итоге все это идет на благо республики, на ее благосостояние, на создание новых рабочих мест.
– Когда я был в Элисте, мне показывали буддийский храм и православный храм – кстати, храм Казанской Божьей матери – и говорили, что они построены на ваши деньги…
– Да, они построены на мои деньги.
– … Вы возглавляете Международную шахматную федерацию, вы – президент республики, вы – бизнесмен, вы занимаетесь еще чем-то. В общем, как Фигаро – и там, и тут. Это нужно вам для имиджа?
– Не только. Вот сейчас одно мировое агентство предложило мне контракт. Я буду должен демонстрировать моду от Версаче, Кристиана Диора. Я буду их личной моделью. Я уже начал тренироваться. Стоимость контракта сто тысяч долларов. Все эти деньги пойдут на лечение детей, больных СПИДом, в Америке, часть из них будет направлена в Россию.
– Жест, конечно, благородный, но как-то странно – президент занимается рекламой?
– Ну и что? Все этим занимаются. Я говорю жителям республики, что буду поощрять всех, кто хоть ржавый рубль принесет в республику. Но тех, кто будет воровать из нее, того ждет расстрел без суда и следствия.
– Калмыки пострадали от коммунистов не меньше, чем другие народы, но тем не менее перед зданием правительства стоит памятник вождю мирового пролетариата?
– В апреле 93-го года ко мне на инаугурацию приехало очень много друзей – демократов из Москвы. В свое время, когда я был бизнесменом, я финансировал демократическое движение. Все они поздравляли меня с победой на выборах и кричали: «Ой, Кирсан, это первая капиталистическая революция! Впервые в России капиталист стал президентом». Когда они увидели памятник Ленину, то тут же предложили мне снести его: «Давай бульдозером его. Завтра народ проснется, а дедушки нет». Ну вы знаете, что такое подвыпившие демократы. И единственный аргумент спас этот памятник. Я сказал им, что мать отца Ленина была калмычка. «Ну, тогда давай выпьем за родственника!» – сказали они.
– Во время войны калмыки были высланы из родной республики, как и многие другие народы Кавказа. Но у вас в республике эту вину коммунистов никто не перевалил на русский народ, как это сделали в других республиках?
– Да, калмыки были в изгнании тринадцать лет. 28 декабря 1943 года их депортировали в Сибирь. Заметьте, если другие народы – немцев, крымских татар – депортировали в Казахстан, то калмыков, жителей степи, отправили в Сибирь, да еще в такую стужу, как в декабре. Мы действительно пострадали от Сталина, от коммунистов, у меня половина родственников погибла в Сибири. Мама мне рассказывала, как их привезли в теплушках и выгрузили прямо в лесу.
Почему калмыки не перенесли свою ненависть на русский народ? Да потому, что там, в Сибири, их встретили простые русские люди, и они не дали калмыкам погибнуть. Моя мама была в Красноярском крае и часто вспоминает, как эти русские люди приносили им кто картошку, кто хлеб, кто теплые вещи. Поэтому у нас большая благодарность русскому народу.
В 93-м году, когда я стал президентом, первое, что сделал, организовал «Поезд памяти» – «Благодарный калмыцкий народ русскому народу». Мы набрали целый эшелон стариков и отправили в Сибирь по тем местам, куда они были высланы.
Когда начался парад суверенитетов, когда Татарстан и Чечня стали получать какую-то независимость, тогда я сказал: «Мы сами пришли в Россию. Нас никто не завоевывал». В 1609 году мы подписали договор с русским царем Василием Шуйским о добровольном вхождении в Россию. Мы громили шведов под Полтавой, мы входили в Париж в 1814 году, мы устанавливали порядок на Кавказе. Одним из условий договора с Россией было то, чтобы калмыки охраняли южные рубежи России. Нас никто не порабощал. Мы добровольно пришли и добровольно остались. Это наша родина, это наша страна.
– У нас любят говорить о специфической модели Татарстана. Есть ли специфическая модель Калмыкии?
– Не знаю, думаю, что у всей России модель одна и та же. Мы от одной формации переходим к другой. С экономической точки зрения нюансы, конечно, есть. Но рубль у нас один, таможня одна, граница одна. С другой стороны, каждый народ своеобразен.
Недавно я был на Украине. Знаете, что меня поразило – они обратно хотят в Советский Союз. И я ведь хочу. Я до сих пор считаю себя советским гражданином. Я благодарен советской школе, советской армии…
Конечно, каждый народ, каждая республика имеют свою специфику. Имеет ли Калмыкия свою специфику? Во-первых, это единственная в Европе буддийская республика. С другой стороны, в Советском Союзе она была самой отсталой республикой. Теперь по телефонизации мы находимся на 4 месте в России. 95 процентов экономики республики – это сельское хозяйство. Почему Калмыкия оказалась в таком ужасающем положении? Во многих странах сельское хозяйство получает дотации от государства, а в России, когда все развалилось, до сих пор не могут разобраться с сельским хозяйством.
Во-вторых, специфика республики – это создание перерабатывающей промышленности. Каждый второй костюм в Союзе был сшит из калмыцкой шерсти, но почему-то промывать ее возили в Бурятию, а кожевенное сырье обрабатывали аж под Москвой. Теперь мы все делаем сами, за четыре года построено десять заводов для перерабатывающей промышленности. Но мы не получили на это ни одного инвестиционного рубля из федерального бюджета.
– Вы как-то сказали, что в России не может быть суверенных республик.
– Я очень уважаю Минтимера Шаймиева. Это аксакал нашей российской политики. Всегда, когда мы встречаемся с ним на Совете Федерации, я советуюсь с ним по тем или иным вопросам. А что касается моего высказывания, то я до сих пор придерживаюсь его. Калмыкия отказалась от суверенитета в 94-м году. Я тогда сказал, что Калмыкии не нужны ни Конституция, ни гражданство, ни президент. Россия единая и неделимая. Может быть, в этом и есть специфический путь Калмыкии. Однажды я сказал Президенту России: «Я не получаю зарплату как президент. Я пришел только для того, чтобы вытащить Калмыкию из ужасающего положения».
Я понимаю позицию Татарстана и позицию Чечни, и того же Аушева. Если наверху такой бардак, то нужно самим разбираться. В России нет национальной политики. И раз ее нет, то и Калмыкия, и Татарстан должны действовать своими методами.
– Чего больше в вас – политика или хозяйственника?
– И того, и другого. Я занимаюсь и политикой, и хозяйством. Я должен быть дилетантом во всем. Когда занимался вопросами овцеводства, то прочитал об этом массу литературы. Я должен разбираться во всем, иметь обо всем представление, чтобы не подписать вместо стоящего Указа какое-то фуфло.
– А в чем вы не дилетант? Что вы знаете досконально?
– Наверное, дипломатию и политику. Знаю технологию выборов. Восемь раз прошел выборы – два раза избирался президентом Калмыкии, два раза в Совет Федерации, в Верховный Совет СССР, в Верховный Совет России. В этом я профессионал. В некоторых регионах России выборы проходили по моей технологии.
– Насколько я понял из рассказов, в Калмыкии совершенно нет оппозиции. Если, конечно, не говорить о пяти-шести недовольных?
– Да больше, больше у нас недовольных! Я же разогнал около шести тысяч депутатов. На такую маленькую Калмыкию были Верховный Совет, городской, поселковые. Я их всех разогнал за один день. Сидели они на теплом месте, у корыта, и – раз! – все потеряли. А вы говорите нет недовольных. За четыре года моего президентства полетело несколько десятков голов – кто в тюрьме сидит, кто без работы остался.
– За что в тюрьме-то?
– За взятки. Пришлось посадить главу администрации одного района. Признаюсь, чистка была мощнейшая. С первых же дней я стал бороться с коррупцией, с мафией, с ворами «в законе». И не только с ними. Начальника налоговой инспекции республики и заместителя начальника налоговой полиции посадили за взятки.
Если вы обратили внимание. то в криминогенном плане мы навели порядок. Раньше, когда я приезжал домой, то мама не отпускала меня вечером на улицу – где-то стреляли, были какие-то разборки, город был поделен, как у вас в Казани, на какие-то группировки.
Я выступил по телевидению: «Все. Хватит! Больше никаких «крыш» не будет. У вас одна «крыша» – президент. Теперь я, как президент, отвечаю за вас. Вы меня избрали, и я отвечаю за вашу безопасность, за каждого лично. Любой может ко мне обратиться по вопросам рэкета». И я действительно принимал с подобными обращениями без очереди и быстренько поставил на колени бандитов. А уголовников я предупредил, что в моих руках и суд, и прокуратура. В крайнем случае, вывезем всех их в степь, расстреляем и закопаем. Народ простит. Пусть уж лучше одним подлецом будет меньше, но зато тысячи людей будут жить спокойнее.
– Правда ли, что в ваших структурах нет ни одного бывшего номенклатурщика?
– Мой вице-президент Валерий Богданов прошел путь от тракториста до второго секретаря обкома партии. Председатель парламента Максимов долгое время работал вице-премьером правительства. Но я даю дорогу и молодым. Двадцатичетырехлетнюю Лену Куликову назначил заместителем министра юстиции.
Я стараюсь держать и профессионалов, и ту же номенклатуру, если они восприняли мою идеологию. Но, в основном, на важные государственные должности я набираю по конкурсу.
– Кажется, вам принадлежит афоризм: «Самая большая хитрость – это честность»?
– Да, это я сказал. Я всегда говорю правду.
– То есть, вы никогда не лжете? Даже как президент?
– Еще в школе я понял, а потом и когда занялся бизнесом, что рано или поздно что-то скрываемое станет явью для всех, и может выйти тебе таким боком, что так закопают, что никто не найдет. Я сразу выкладываю карты – вот мои интересы. В политике то же самое.
Я думаю, что кратчайший путь для достижения цели – это сказать правду.
– Руководители, я имею в виду руководителей регионов, обычно знают положение дел у себя в крае или республике. Но вряд ли они всегда знают всю правду. Это зависит во многом от окружения. Скажите, вы все знаете, что происходит у вас в республике?
– Полностью с вами согласен. Любой чиновник старается оградить своего начальника от неприятной информации. У моего окружения это тоже случается – пытаются скрыть отрицательные публикации. Но я эту проблему решил элементарно. У меня есть сеть своих информаторов. В основном, мои друзья. Ну а самый главный информатор – это моя мама. Она до сих пор работает ветеринарным врачом на базаре. А что такое базар? Да это место, где можно услышать не только то, что народ говорит, но и всякие сплетни.
У меня есть аналитический центр, и его сотрудники еженедельно делают мне различные справки. Мы регулярно проводим опросы по тем или иным вопросам. В конце концов, я сам выезжаю на места. Кстати, в республике нет ни одного населенного пункта, где бы я не был.
– Я знаю, что вы почти везде бываете без охраны.
– Да я вообще без охраны. И когда бизнесом занимался, тоже не имел охраны. Все удивляются – несолидно президенту без охраны. А зачем? Вот был недавно в Томске. Один. Удивляются – как это так? Говорю им: «Зачем толпу с собой таскать? Помощник все равно не напишет мне справку так, как мне нужно…» Я сам себе компьютер.
– Стало модным, чтобы в общественной жизни участвовали жены первых людей.
– Нет, мою жену никто не знает в лицо. Она до сих пор не ездила со мной в автомобиле. Она ездит на автобусе. Как только женщина начинает заниматься политикой, то сразу находятся люди, которые ее просят, чтобы она во время обеда подсунула мужу на подпись какую-нибудь бумажку. Я принципиально не показываю мою жену никому.
– В 94-м году было опубликовано немало компрометирующих вас материалов – и про шерстяные дела, и про нефтяные, и про вьетнамский торговый дом. Как вы думаете, не было ли это все местью власти за ваше участие в октябрьских событиях 93-го года?
– На 99 процентов – это заказные статьи. Конечно, это был удар за 93-й год, за то, что я ходил в Белый дом. С другой стороны, это действия моих политических оппонентов, тех, кто был у власти, или тех, кто хочет снова прийти к власти в Калмыкии.
– А почему вы ни разу не подали в суд с требованием опровержения?
– Зачем? У меня слишком мало времени на все это. Мне даже дня жалко на все эти суды. Я действую по принципу: «Собака лает, караван идет».
– Вы самый богатый человек в России. Боже упаси, я не хочу ни в чем вас обвинять, но, если помните, кажется, Генри Форд сказал: «За каждым большим состоянием…»
– … стоит большое преступление». Те деньги, которые помогли мне стать президентом, я потратил на организацию рекламы. Моими деньгами занимался кто угодно – и КГБ, и ГРУ. Но если бы они хоть что-то нашли, разве меня допустили бы к президентским выборам!
Потом, республика маленькая, и видно, кто чем занимается. Ни рэкетом, ни криминальным бизнесом я никогда не занимался, никого не убивал, никого не грабил.
Вот почему я ходил и сейчас хожу без охраны. Я никогда никого не боялся. Если бы захотели, то убили бы. Убили ведь президента Кеннеди. Нет ни одного человека, которому бы я наступил на горло. Если чувствовал, что мешаю, то уходил сам.
– Кирсан Николаевич, благодарю вас за интервью, и хотел бы открыть читателям небольшой секрет. Мне как журналисту было приятно получить ваше согласие на это интервью без всяких предварительных вопросов.
– Ну что вы! У вас своя работа, у меня своя работа.
– А все-таки – есть вопросы, которые вы не любите?
– Таких вопросов нет.
Дата интервью: 1997-08-22
