Российский политический и государственный деятель, кандидат экономических наук, писатель. С 1995 по 2000 год — председатель организации «Общее дело». C 2000 по 2003 год — сопредседатель политической партии «Союз Правых Сил». В 2004 году выдвинула свою кандидатуру на выборах Президента Российской Федерации. Являлась Председателем демократической партии «Наш выбор».
– Ирина Муцуовна, вы сейчас ведете передачи на телевидении и радио, пишите книги, статьи для журналов, а на вашем сайте можно прочитать ваши комментарии и о внешней политики Медведева, и о том как правильно питаться, и как женщинам лучше разбираться с мужчинами… А что вам все-таки ближе?
– (смеется). Не знаю. Просто я честно отвечаю на те вопросы, которые мне задают.
– Почему сегодня вы просите журналистов называть вас писателем, а не политиком?
– Я написала три книги, готовлю к изданию четвертую. Написала сценарий фильма и собираюсь его снимать. Я пишу колонки для «Форбса» и других журналов. Мне кажется, что я писатель.
– А сами что читаете?
– Большие толстые романы. К сожалению, в последнее время разочаровалась в них, и в результате вернулась к Коба Абэ, к его «Женщина в песках». Перечитываю «Смерть в Венеции» Томаса Манна.
– Почему именно «Смерть в Венеции»?
– Потому что готовлюсь снять фильм. Это очень философское произведение.
– Сценарий вашего фильма уже готов?
– Да, первый скелет. Теперь надо его дорабатывать.
– И о чем, если не секрет, будет ваш фильм?
– В нем будет и про любовь, и про борьбу. Это будет арт-хаусный фильм, символичный такой.
– Вы часто рассказываете, что очень любите Францию. Но я так и не встретил у вас признаний – что вы любите в России?
– Об этом почему-то никто не спрашивает. А в России я люблю природу. Недавно была на границы Башкирии и Челябинской области, там где Магнитка. Там сумасшедшая природа, ничем не хуже итальянской Тосканы и Пиренеев.
Я была и в Горном Алтае, и в Сибири, и на Дальнем востоке, и на Сахалине, и на Камчатке. Везде природа потрясает.
Я люблю Россию за ее культуру, за свой родной язык. Мне очень нравится стиль общения между русскими людьми. Он не такой замкнуто-индивидуальный и прагматичный как на Западе, он более креативный.
– Правые предлагают создание в России гражданского общества. Не кажется ли вам, что они не учли одну особенность русской ментальности: русскому человеку нужен царь и Бог?
– Это – царь и Бог – не русская ментальность. Это ментальность русской элиты, которая настолько плохо чувствовала мир, что заморозила развитие страны на многие годы. Если бы в 1917 году Николай Второй не отрекся от престола и смог бы своей властью создать конституционную монархию, то об этой ментальности мы даже не вспоминали бы. Мы были бы типа англичан, только континентальными.
Когда либералы говорят о гражданском обществе, то имеют ввиду универсальные инструменты, а потом они обрастут национальными особенностями. Как в Японии, индии, Великобритании, Таиланде. Это всё демократические страны.
– Если холопство не в русской ментальности, то почему у нас такое чинопочитание сегодня?
– Споры о русской душе вечные. Каждый живет так как ему хочется. Я считаю, что мой народ свободный.
– Но та же оппозиция утверждает, что нынешний режим приватизировал и суды, и свободу слова. Но сам режим выбран теми же, как вы говорите, свободными людьми.
– У избирателей возникло настроение быть свободными в 1991 году. Потом демократы не догадались использовать этот духовный подъем. Надо было через реформы вовлекать людей в демократическое изменение политического режима в России – вместе с ними, а не над ними. Тогда не было бы дурацкой приватизации и обмана с ваучерами. Тогда не было бы подтасовки на выборах в 1996 году. Тогда не было бы авторитарной модели насаждения своих людей. Тогда не было бы коррупции. Тогда люди не разочаровались в демократии. Сейчас идет забвение демократических принципов.
– Были ли в те времена среди правых те, кто реально осознавал эти ошибки?
– Я присоединилась к правым только в 1999 году, до этого я была самостоятельным политиком и критиковала власть и за то, что не поддерживается малый бизнес, и за то, что финансовые институты создаются не реальные, а спекулятивные. Я критиковала приватизацию, считала, что в результате ее получится спекулятивный рынок и в результате будет надрыв, а предприятия не станут эффективными и люди не получат прибыли.
Я думаю, что либералы были уверены тогда, что нужно поступать именно так как они поступали, что они не сомневались в своих действиях. Но их можно простить, потому что опыта таких глобальных преобразований при постоянном сопротивлении большей части консервативной элиты в России до этого не было.
– Если посмотреть на особняки этой «консервативной» элиты, или на ее счета в западных банках, то трудно назвать ее консервативной.
– В личном потреблении они абсолютные европейцы. Это у них такой менталитет: во внутреннем потреблении они все патриоты, а сами любят проводить свое время на красивых дорогих яхтах, летать хорошими самолетами и отдыхать за границей в фешенебельных гостиницах.
– Вы согласны с мнением, что совесть не может быть критерием в бизнесе?
– В России бизнес ничем не отличается от западного, западный бизнес достаточно прагматичен. Мотив его действий – максимальное извлечение прибыли, потому что бал и музыку заказывает политический класс. Если этот класс коррумпирован и стимулирует отсутствие совести у бизнеса и приближает к себе тех у кого ее нет, то так оно всё и получается. Если политический класс стимулирует совесть, освобождает благотворительность от налогов, делает суды независимыми, делает неотвратимым наказание за криминальный бизнес, если сам этот класс нанимается средним классом общества, тогда у бизнеса рождается новая этика и традиции.
А пока у нас все, как у Маркса – базис и надстройка. Ничего нового не придумано.
– Ваш отец был японским коммунистом, а мама простой советской учительницей, и тоже, наверное, состояла в КПСС. Как же у них, исповедовавших тоталитарную идеологию, выросла такая либеральная дочь?
– Я видела пример мамы, работавшей учительницей с невероятной нервной нагрузкой и все равно не имеющей возможности нормально обеспечить семью. Другой пример – отец. Он был коммунистом, но все-таки привилегированным коммунистом.
Когда у меня появилась своя семья, то получалось так, что сколько бы я ни работала, все равно не могла обеспечить достойную жизнь своим детям. Например, не могла дать возможность съездить на море. Тогда я приняла решение, что этот режим меня не устраивает.
Я родилась очень независимым человеком, это генетика, это кровь моего отца. Он принял иную идеологию, но передал мне свой характер. В советское время меня раздражало подавление личности и индивидуального взгляда и в системе преподавания, и везде. Меня, кстати, на работу не брали из-за фамилии.
Советское общество мне не нравилось, и я пыталась что-то анализировать. Постепенно стала бытовым либералом.
– Получается, дворянские дети уходили в революционеры, а дети коммунистов – в либералы?
– Да. И это прекрасно.
– Многие женщины во власти больше похожи на партработниц советского периода. Вы же несмотря на большие посты в своей карьере, всегда сохраняли женственность. Как вам это удается?
– Думаю, что это связано с моей личностью. Во-первых, я была независимой, много читала, много думала, и в этом плане не сливалась с толпой. Во-вторых, у меня сильно работает логика, и поэтому я смогла быть успешной и в политике, и в экономике. Но все равно я творческий человек, эмоциональный и фактически создавала параллельный мир в своей жизни, не связанный с политикой. Я читала те книги, которые политики не читают, смотрела те фильмы, которые политики не смотрят, освобождала себе время для собственного удовольствия, даже когда была очень занята.
Я любила себя больше, чем свой карьерный успех. Этой мой главный принцип, о нем я говорю на всех своих мастер-классах. Надо воспитать в себе интересную личность, расширить сознание и сделать комфорт критерием своего поведения. Если вам все дискомфортно, если жизнь не по вкусу, но при этом вы делаете успешную карьеру, то все у вас кончится разломом, счастья не получится.
– Вы чувствовали мужской шовинизм когда были в политике?
– Естественно.
– И как переживали его?
– Терпение, терпение и еще раз терпение. Главное – доказать, что ты профессионал. Только не надо кричать и вопить об этом, надо просто показать что ты не хуже других. У меня шесть лет ушло на это, и когда я стала лидером СПС, то поняла что со мной общаются на равных.
– Как вы оцениваете мужчин-политиков – как политик или как женщина?
– Мужчин в политике я оцениваю только как политиков, все остальное мне неинтересно.
– Много ли сегодня, на ваш взгляд, в политике настоящих мужчин?
– По большому счету, политика так переваривает мужчин, что редко кто из них сохраняет свою мужскую самость. Они превращаются в интриганов, лоббистов, и, конечно, теряют свободу.
– Где по-вашему, больше мужчин – во власти или в оппозиции?
– В оппозиции ничего так есть мужчинки ( смеется). Немцов симпатичный, Каспаров многим нравится, от Лимонова просто с ума сходят.
В оппозиции есть какой-то секс, а во власти секса нет.
– На вашем сайте прочитал, что вы стали обливаться по утрам холодной водой. Для чего?
– Чтобы проснуться и простимулировать иммунную систему. Попробуйте сами – примите утром горячий душ, а потом облейтесь ведром холодной воды. Организм взбадривается и начинает защищать себя. То есть вместо таблеток ведро холодной воды повышает ваш иммунитет, который с возрастом слабеет. И еще надо выпить полстакана лимонного сока, разбавленного водой, но не натощак, а после еды.
– Говорят, что домашние животные похожи на своих хозяев. У вас, насколько знаю, есть овчарка. Как же вы выбрали именно эту породу?
– Почему бы и нет? Может быть, я похожа на волчицу? (смеется).Овчарка очень похожа на волка. У меня восточноевропейкая овчарка, очень умная и добрая. Грея почти ничему не учили, но он все делает как надо. Очень любит играть и достает до ручки. Но он настоящий друг, и когда мне плохо он чувствует это, приходит ко мне на даче, ложится у ног и смотрит со мной телевизор.
– Многие считают, что овчарки агрессивные…
– Агрессивные «кавказцы», они совсем не поддаются дрессировке и их нельзя брать в семьи где есть дети. Немецкие овчарки менее агрессивные, они добрее. Вообще овчарки очень добрые животные, у них генетически передается, что они сторожа.
– Некоторые политики, уходя стараются меньше появляться на людях, ходят с охраной, как будто чего-то боятся или им стыдно. У вас есть охрана?
– У меня никогда не было охраны, потому что я считаю ее бессмысленной. Если мне неприятно заходить в противный подъезд, можно зайти с водителем. Охрана в принципе нужна больше для демонстрации личных амбиций, как дорогие часы на руку у мужчины.
Мне стыдиться нечего, и я везде хожу одна. Многие уже привыкли что я брожу, и не обращают на меня внимания. А некоторые подходят и просят автограф.
Дата интервью: 2009-06-23
