У актрисы Российского академического молодежного театра Рамили Искандер яркая творческая биография. О том, как ей удалось завоевать подмостки одного из ведущих театров Москвы, своей роли в фильме Павла Лунгина «Царь» она рассказала в интервью
– Рамиля, договариваясь с вами об интервью, я поняла, что у вас невероятно интенсивная жизнь – каждодневные репетиции, спектакли… На каких целях и достижениях вы сейчас сосредоточены?
– Работы, к счастью, много! Недавно мы выпустили премьеру спектакля «Людоедик» по пьесе французского драматурга Сюзанн Лебо. А поставила спектакль выпускница Хейфеца греческая режиссер Ио Вулгараки. Спектакль рассказывает о мальчике, который был сыном людоеда, и какие испытания ему приходится пройти, чтобы стать настоящим человеком. Мы не ожидали, что будет такой невероятный интерес к этому спектаклю, он нравится как детям, так и взрослым. Прошло уже несколько месяцев, и все билеты на него моментально раскупаются. Совсем скоро в нашем театре выйдет новый спектакль по пьесе Виктора Розова «Затейник». Ставит его новый для Москвы режиссер Александр Баркар. Это будет бомба! Я первый раз в жизни так говорю и вовсе не потому, что занята в этом спектакле. Саша Баркар – великолепный, тонко чувствующий человеческие отношения режиссер, который умеет работать с артистами. Я так жду этой премьеры, и каждая репетиция доставляет мне невероятное удовольствие. Давно не было такого режиссера в моей жизни.
– Ваши родители когда-то были категорически против того, чтобы вы стали актрисой: хотели, чтобы вы были экономистом. Они со временем поменяли свое отношения к актерской профессии?
– Да, хотя это был очень долгий путь. Наверное, переезд в Москву стал «жирной точкой» в их сомнениях. Еще в Челябинске, помню, папа все время повторял: «Может, лет до тридцати поработаешь и более спокойное место выберешь, у тебя же еще педагогическое образование есть?!». Потом, когда я переехала в Москву, папа с мамой впервые побывали на моем спектакле в РАМТе и сказали: «Наверное, ты правильно профессию выбрала. У тебя получается». Услышать такое от родителей – самая высшая похвала, все сомнения сразу же развеялись. Нет, конечно, сомнения возникают – когда творческие кризисы, когда роль не получается или съемок нет. Это понятно. Но за черной полосой всегда идет белая, и какой-то маленький успех дает понять, что все правильно.
– В каком-то из ваших интервью я прочитала, что переезжая из Челябинска в Москву, вы ехали буквально «в никуда», даже ночевали на Казанском вокзале. Правда?
– Это так и не так. Я была знакома с режиссером Сергеем Алдониным (известен по ситкому «Папины дочки»). В Челябинском театре драмы он ставил спектакль по «Зимней сказке» Шекспира. И мы с моим однокурсником Степаном Морозовым прошли кастинг среди большого количества молодежи и сыграли в этом спектакле главные роли – принца и принцессы. Сергей в процессе работы предложил нам попробовать свои силы в Москве. И Степа сразу по окончании сезона в 2000 году уехал в Москву. А я еще два года работала в Челябинске. Бросить все сразу – означало подвести людей, и потом у меня там было много интересных ролей, работа на телевидении, в театральной школе. Очень трудно оторваться от этого всего, да и родители жили рядом, всего в 80 километрах от Челябинска. Было очень страшно, если честно. А потом так получилось, что однажды летом мы поехали с подружками в Геленджик, и там вдруг мне пришла шальная мысль поехать в Москву.
– Не иначе под действием краснодарского вина?
– (смеясь) Ага, на юге мировоззрение меняется, жить как-то легче что ли. Я поменяла билет и приехала в Москву. Я знала, где репетирует Сергей Алдонин, где работает Степан Морозов. И у меня был всего один номер мобильного телефона. Приходилось ночевать и там и сям, была и вокзальная часть моей московской эпопеи. Я не вижу ничего в этом страшного: все, что нас не убивает, делает сильнее. Наверное, если бы не было трудностей, я бы не ценила того, что сейчас имею. Я действительно дорожу и зрителями, и ролями, которые у меня есть.
– Вы же хотели попасть именно в труппу РАМТа? Говорят, в театре ходит легенда о том, как вы нахально ворвались в кабинет к главрежу Алексею Бородину и запели в том числе и татарские песни.
– Это не просто правда, это чистая правда. Я пела Алексею Владимировичу народную татарскую песню «Рамай». Может не нахально, но да… Зашла такая девушка с улицы с огромной сумкой, в которой были фотоальбомы и диск с минусовыми фонограммами. А пока Алексей Владимирович соображал, как ему эту наглую девушку выпроводить, я быстренько поставила диск и запела татарскую песню. Тогда он не смог меня взять, не было места. Я полгода проработала в театре имени Станиславского. А потом для постановки Константина Богомолова РАМТу понадобилась поющая актриса, и Алексей Владимирович пригласил меня. Правда, сказал, что все-таки нужно устроить официальный показ. «Только ты обязательно включи в выступление татарскую песню» – попросил он меня. И я закончила свой показ песней «Идель буйлап».
– Это удивительно слышать, поскольку иногда приходится сталкиваться с мнением, что татарское искусство второсортно, а вы нисколько не стесняетесь того, что вы татарка и по возможности всегда стараетесь говорить и петь по-татарски.
– Я не согласна с тем, что татарское искусство обесценивается. Постоянно встречаю хорошо образованных молодых татар из городской среды, которые искренне интересуются и восхищаются своей культурой. Что касается меня, я выросла в деревне, где все вокруг говорили по-татарски. Что с папиной, что с маминой стороны – все очень любили петь, и татарские песни в нашем доме звучали всегда. Я была еще совсем девчонкой, когда стала солисткой фольклорного ансамбля музыкальной школы. Недавно на концерте Розы Хабибуллиной я услышала много молодых интересных эстрадных исполнителей, выступающих на татарском. Это радует.
– Вы уже 10 лет служите в РАМТе – одном из старейших театров Москвы, при том, что долгие годы им руководит один человек – Алексей Бородин. Как вы оцениваете это время? Куда плывет корабль под названием РАМТ?
– Это очень правильное сравнение «театр – корабль». И наш театр, к счастью, многие годы на плаву. В том числе благодаря его капитану. Алексей Владимирович совершенно уникальный человек. Вроде бы уже очень взрослый, но молодой по своему мироощущению. Он настолько восприимчив ко всему новому, что иногда бывает неловко за свою заскорузлость. Именно благодаря Алексею Владимировичу в театре сложилась уникальная атмосфера. У нас все с радостью идут на встречу друг другу. А плохие люди у нас просто не задерживаются, сами уходят.
– Сейчас из всех отраслей московской культуры именно из театра поступает больше всего новостей: Волкострелов на Таганке, Серебренников в театре Гоголя, Богомолов в МХТ… Получается следить за тем, что происходит в других театрах? И что вам нравится или не нравится?
– Чаще всего, конечно, я хожу на спектакли тех режиссеров, с которыми работала. Это ожидаемо, потому что я знаю их уровень. Один из любимых моих режиссеров Антон Яковлев. Я бы очень рекомендовала спектакль «Крейцерова соната» в МХТ. Еще один из моих любимых режиссеров Егор Перегудов, который сделал в «Современнике» потрясающий спектакль «Время женщин» с Аленой Бабенко в главной роли. Не так давно по рекомендации режиссера Саши Баркара была в «Сатириконе» на «Чайке» в постановке Юрия Бутусова. Зрительный зал стоял буквально на ушах, а я не выдержала и ушла со второго акта. То есть я могу что-то не принимать, возможно, в силу своей ограниченности, но этот спектакль вызвал у меня эмоции, значит, он достоин внимания.
– И все-таки, почему вокруг театральной жизни Москвы такой ажиотаж? Что изменилось вдруг в воздухе, почему люди пошли в театр?
– Это удивительно. Мне кажется, появляется много спектаклей, которые заставляют людей думать и это здорово. Потому что был период безвременья, когда театры работали на развлекуху, пытались ублажить зрителя, думая, что зритель глупый, ему нужны водевильчики и легкие французские пьески. К счастью, это время прошло. Появилось много молодых режиссёров, которые знают, как сказать, чтобы зацепить. К примеру, спектакль нашего театра «Скупой» по Мольеру в постановке Егора Перегудова стал событием, вызвал много споров. Задача театра переворачивать людей, чтобы они становились лучше, человечнее. И если театр выполняет эту миссию, значит, театр жив.
– Рамиля, массовому зрителю вы стали известны прежде всего после фильма Павла Лунгина «Царь», в котором сыграли жену Ивана Грозного кабардинскую княжну Кученей, после крещения нареченной Марией Темрюковной. Почему Лунгин выбрал именно вас? Что сыграло решающее значение – ваши яркие восточные черты лица, мусульманское вероисповедание или просто случай?
– Вообще, режиссер, не обязан объяснять актеру свои мотивы. Но мне кажется, моя татарская кровь позволила мне на пробах очень эмоционально выплеснуться. Видимо, по замыслу Лунгина, царица такой и должна была быть. Хотя выглядела я вовсе не так, как ему хотелось. После проб очень остро стоял вопрос, брать меня или нет. Потому что Павлу Семеновичу нужна была высокая, крупная артистка с пышными волосами. Меня отдельно вызывали на пробы грима и костюма. Там меня ставили на высоченные туфли на платформе, одевали очень много одежды – сарафан, кафтан и сверху еще что-то… Мне сшили специальный парик, в который вплетались собственные волосы, сделали высокий головной убор. Все это, чтобы придать некую монументальность. Когда я приходила на интервью сразу после выхода фильма, мне говорили: «Ой, а вы оказывается такая маленькая?!». Есть еще одна хитрость в моем арсенале. Я умею моделировать мышцы лица. Это искусство называется фэйсформинг. И я изменила в картине себе разрез глаз. В театре я тоже это использую для того, чтобы состарить героиню или сделать лицо моложе. Кстати, уже после выхода картины, из Нальчика мне прислали репродукцию старинной гравюры с портретом Марии, и оказалось, что мы с ней удивительно похожи.
– Вы переживали, что в фильм не вошла сцена самобичевания Марии. Почему она так важна была для вас?
– Сцена самобичевания – это такой вопль отчаяния абсолютно брошенной женщины. Это случилось после того, как царь сослал Марию в монастырь, где она и умерла. После этой сцены к этой женщине проникаешься, ее хоть как-то можно оправдать, персонаж становится не таким ходульным. Сцена снималась очень сложно, была эмоционально выматывающей. Это было 8 апреля, и я на всю жизнь запомнила этот день. Жаль, что она не попала в картину. По официальной версии – не соответствовала концепции фильма. Но в процессе работы были десятки вариантов монтажа и такие случае в кино не редкость.
– После выхода картины многие вас спрашивали про Олега Янковского, сыгравшего митрополита Филиппа, а я хочу спросить про Петра Мамонова, сыгравшего царя. Это же не актер в привычном понимании, а персонаж, к тому же находящийся в перманентном православном астрале. С ним получилось найти общий язык?
– Наверное, только благодаря тому, что я татарская женщина.
– Что вы имеет в виду?
– То, что была воспитана в традициях уважения к старшим. Ну и умение промолчать иногда, когда нужно, тоже пригодилось. Когда я увидела Петра, поняла, что сейчас как раз тот случай, когда лучше промолчать. Он меня промурыжил денечек, поиздевался, но когда увидел, что я не реагирую на его провокации, весь оставшийся съемочный период мы провели очень дружелюбно. Но человек он действительно очень сложный. Если бы он таким не был, наверное, не было бы тех образов, которые он создал в кино. Но с другой стороны, если бы не было Лунгина, не было бы и Мамонова. Потому что Мамонов существует в том ракурсе, в том контексте, в каком его представляет Павел Семенович. Это удивительного терпения режиссер по отношению к артисту Мамонову. Он работает с ним очень подробно, чувствует малейшие нюансы его настроения, может снимать и 15, и 20 дублей, чтобы добиться нужного ему результата.
– Стало ли для вас участие в фильме «Царь» знаковым в профессиональном смысле? Наверное, на вас сразу же посыпались интересные предложения?
– Наоборот, предложений стало гораздо меньше. Не так давно виделась с Павлом Семеновичем и рассказала ему об этом, он мне сказал: «Наверное, режиссеры просто боятся с тобой работать». Мне тоже так кажется. Несмотря на то, что образ получился немного однобокий, я считаю, что Павел Семенович сумел показать меня в совершенно несвойственном мне ракурсе. Мне не стыдно за то, что я сделала в этом фильме. Очень часто на пробах мне говорят: «А вы можете так, как в «Царе»? Нет, не могу, для этого мне нужен Лунгин. Повторяться не хочу, а новое найти другому режиссеру сложно, нужно уметь с артистом работать. После «Царя» мне вообще тяжело сниматься, потому что есть с чем сравнивать – и организацию съемочного процесса, и работу режиссера, и работу художника по костюмам. Такого кино сейчас мало. Я частенько отказываюсь от предложений. Как говорят у актеров, деньги закончатся, а позор останется.
– Совсем-совсем нет режиссеров, с которыми бы хотелось поработать в кино?
– Сейчас такая ситуация, что режиссерам, с которыми хотелось бы работать, денег на кино не дают. Деньги дают тем, кто выполняет указания сверху. У меня были съемки, где я сыграла малюсенькую роль в фильме «Репетиции» молодого режиссера Оксаны Карас. Фильм отличный. Он был показан в рамках специальной программы на ММКФ. Но его никто не взял в прокат. И я не слышу, чтобы Оксана снимала что-то еще. А она должна снимать. К сожалению, такова наша российская реальность.
– Рамиля, на вашем счету десятки озвученных популярных фильмов. Вашим голосом говорят героини Умы Турман, Хилари Суонк, Киры Найтли, Вайноны Райдер… Как вы начали озвучивать фильмы? В закадровой работе наверняка есть свой кайф, в чем он?
– Это вообще какая-то удивительная история. Как-то все идут в дубляж потихоньку, а у меня все случилось сразу. Всеволод Кузнецов, очень известный режиссер дубляжа, пришел по приглашению друзей на мой спектакль. Ему понравился мой голос, и он пригласил меня на озвучание. Так получилось, что сразу же мне предложили очень большую и сложную роль. Это была картина «Глюки» с Эшли Джадд – психологическая драма, где заняты всего два актера. И мне все это сразу безумно понравилось, потому что ни в театре, ни в кино ты никогда это не сыграешь в силу разных причин. Надо уметь передать то, что сыграл артист, не смикшировать, не приглушить его краски, и в то же время вложить в образ что-то свое. После этого я записывала с Севой почти всего Вуди Аллена. Сейчас работаю с ним над фильмом «Ной» Даррена Аронофски. В дубляже у нас много потрясающих режиссеров. Это Александр Новиков, Ярослава Турылева, Михаил Тихонов… Наверное есть люди, призвание которых заниматься именно этим. Им дано чувствовать очень тонкие вещи.
– Вы наверняка очень глубоко погружаетесь во внутреннюю кухню актера? Чья игра вас по- настоящему восхищает и чья слава преувеличена?
– В голливудских фильмах очень хорошие операторы, они могут даже среднего актера «вытащить» – так поставить камеру, так выставить ракурс, поймать в нужный момент крупный план, что возникнет ощущение шедевра. Кого-то конкретного назвать?.. У меня сложно с фамилиями… Наверное, выделила бы Эшли Джадд. Почему-то ее не видно в последнее время? В тех же «Глюках» бесконечно длинные сцены, снятые одним кадром, где нельзя спрятаться за дубли, за перекадровки. Она – супер молодец. Еще очень талантлива, как мне кажется, Мила Кунис (я ее озвучивала в «Черном лебеде»), чего не могу сказать об Анджелине Джоли. Я ее дублировала не один раз, но так и не стала ее поклонницей. В создании ее образа все-таки больше киноискусства, нежели актерского таланта. Еще могу отметить Руни Мару – актрису, сыгравшую в фильме «Девушка с татуировкой дракона».
Дата интервью: 2014-02-04
