Георгий Штиль, один из старейших актеров БДТ, недавно отметил 80-летие. В интервью Online812 он рассказал о том, насколько изменился Большой драматический и почему актеры идут в доверенные лица к Путину.
– Радует, что в БДТ идет капитальный ремонт?
– Это плохо.
– Это почему?
– Мы стали меньше играть.
– Не знаете, знаменитый потолок с автографами известных людей в вашей гримерке оставят?
– Обещали. Мы очень просили сохранить его. Я ведь самого маршала Жукова за ноги держал, пока он расписывался на нем.
– Сейчас каждый ваш выход в спектаклях встречают аплодисментами. А первые аплодисменты помните?
– Конечно. Это было в армии. Но, знаете, аплодисменты для артиста самое страшное дело.
– Почему?
– Хочется еще и еще. Если артист к ним привыкает, к этим фанфарам, и если он еще молодой, то быстро сгорает. Или выходит на сцену молодая актриса, она может быть и не очень талантливой, но ей аплодируют, потому что молодая и красивая. Потом аплодисментов все меньше и меньше. И – артист пропадает, кто-то спивается… Это все фанфары виноваты.
Нужно уметь оценивать себя и быть скромнее. Это как съемки детей в кино. Ребенку пять-семь лет, а его гримируют, одевают, носятся как с писаной торбой. Он приходит в школу, и его воспринимают как артиста. А какой он артист? Я сталкивался с такими случаями на съемках сказок.
Сегодня многие уже в восемнадцать-двадцать лет становятся известными. А ведь все просто так получилось – внешность совпала с ролью, не больше. Сейчас в кино больше берут не за талант, смотрят на «зубы» – чтобы типаж был, внешность привлекательная, а это не основное в нашей профессии.
Иногда смотрю сериалы и вижу, что сидят два глухонемых на экране. Они разговаривают, но непонятно о чем – диалога нет. Есть монологи. Недавно был в одном театре, и там молодая актриса не играла, а просто читала, как школьница, текст. Так бывает на репетициях, а тут – на спектакле такое!
– Вы поздний ребенок в театре – в БДТ пришли в 29 лет. А чем занимались до этого?
– Учился в Техникуме машиностроения, потом забрали по спецнабору в армию. Служил четыре года. Сейчас всего год служат. За год долг родине отдают, ерунда какая-то. Я четыре года отдал армии, и не жалею. В советское время был председателем военной шефской комиссии, сейчас такие шефские концерты накрылись…
– После армии вернулись в техникум?
– Поступил в спортивный.
– Спорт много для вас значил?
– И сейчас значит. Даже несмотря на то что у меня вроде возраст и в сердце аппарат стоит для давления.
Долгое время я был второй ракеткой в сборной «Ленфильма». Многих актеров научил играть в теннис – и Олега Борисова, и Леонида Неведомского, и Юрия Демича. В профсоюзе театра заведовал спортом. Артист должен быть спортсменом, хотя бы средним. Ему нужно быть в форме.
– При Товстоногове у вас не было главных ролей. Он не доверял вам?
– Доверял. Но ведь были Лавров, Стржельчик, Копелян, Басилашивили. Какие главные роли с моим лицом и ростом? Мне давали маленькие, и я старался сыграть их достойно.
– Вы пришли в БДТ вместе с Иваном Краско…
– Товстоногов только нас взял тогда из тех, кто показывался.
– А потом Краско, как председатель профкома, заступился за молодых актеров, которым Товстоногов не давал ролей…
– Толку-то? Кто он тогда был? Кем я был? Иван был умнее, но снимался мало, у меня фильмов больше было, хотя это не значит, что я талантливее, чем он. Краско очень талантлив, он еще и капитаном на флоте был, а я всего лишь спортом занимался.
– Краско еще и автор нескольких книг. А вы почему ничего не пишете?
– Я играю. Я не писатель.
– Но вы же столько наверняка историй знаете…
– Много. Я ведь дружил с Окуджавой, он неоднократно бывал у меня дома. На мое сорокалетие он приехал ко мне на Черную речку, мы открыли окна, он пел, внизу собралась толпа. Хорошо общались с Эйбоженко. Жаль, не вел никогда дневников. Нет у меня такого дара. Вот Краско все время что-то записывал.
– С Высоцким вы где познакомились?
– Сначала мы с ним подрались в Москве.
– И кто кого?
– Никого. Он дал мне поджопник, а я схватил его за грудки. Это было в театре, я же не знал до этого, как он выглядит. Потом на спектакле увидел и его, и Золотухина.
Через месяц меня пригласил режиссер Полока и предложил роль француза в «Интервенции». «Вот, – говорит он, – познакомься – наш главный герой», – и показывает на сидящего в углу Высоцкого. Мы узнали друг друга, обнялись…
– Свидетелем на вашей свадьбе был Александр Демьяненко. Вы с ним тоже дружили. Считается, что у него трагическая судьба. Это так?
– Он стал сниматься очень молодым, и очень быстро добился потрясающей славы, и не понял, что с ней делать. Ему надо было просто жить, наслаждаться достигнутым, тем, что снялся в нескольких фильмах. Его всегда бы помнили, как Шурика. А он хотел сыграть что-то большое.
Я знал артиста Юрия Каюрова. Он постоянно играл Ленина, плакал: «Дайте мне что-нибудь другое сыграть», – а ему все Ленина да Ленина предлагают. Но ведь он получал Ленинскую премию, хорошую зарплату. Я понимаю, насколько это тяжело, когда к артисту приклеивается ярлык… Демьяненко очень переживал это, здорово выпивал….
– Если бы был занят работой, то времени на пьянство не было бы.
– Кто его знает. Я могу назвать десятки имен артистов, которые заняты и пьют. А когда артист молодой, то он особенно остро переживает отсутствие ролей, начинает квасить.
– История, когда Демьяненко просил роль у режиссера в театре, а та ответила ему: «А кто ты такой?» – могла повлиять на него?
– Это было. Она это говорила и Игорю Дмитриеву. Как можно было сказать такое таким артистам? Или вот на дебатах Жириновский назвал Пугачеву «певичкой». Идиот!
– Как вы отнеслись к предвыборным роликам с коллегами?
– Мне это не нравится. Артисты – зависимые люди. Видели, что получилось с Хаматовой?… Вот и весь ответ.
Допустим, мне не нравится Путин, и скажу, что буду голосовать за другого. А если ему доложат, что какой-то Штиль говорит, что не будет за него голосовать? Что он скажет? «Какой-то клоун такое про меня говорит?»
– Но в роликах снимались и серьезные артисты.
– Мы все клоуны. Клоун – это очень талантливая профессия.
– А вы пошли бы в доверенные лица Путина?
– Я не могу говорить, что Путин мне нравится или не нравится. Он дает грант нашему театру, и нужно быть человеком. Я не пойду агитировать против него, он много хорошего сделал для БДТ. Если бы мне предложили стать его доверенным лицом, то, наверное, согласился бы.
– Боитесь?
– Нет, мне уже терять нечего. Но так говорить не стал бы ни перед ним, а перед своими товарищами. Не хочу быть прохиндеем.
– Кто-то говорит, что актерство – это талант от Бога, кто-то – что этому можно научиться.
– Научиться можно только двум вещам – вкусу и мере. У Островского в одной пьесе сказано: «Мера – это и есть искусство».
– Вас приглашали преподавать?
– Год преподавал. Ушел. Студенты не хотят ходить на занятия по сценической речи, танцам…
– Кто для вас был эталоном таланта?
– Самый высочайший талант драматического артиста для меня – Павел Луспекаев.
– А почему не Олег Борисов?
– Ну а что Борисов? Шли мы с ним по Киеву. Меня узнают, а его нет. Почему? Потому что у него обаяние отрицательное. Он не отдавал, он брал. Все его отрицательные роли, которые он играл, были самыми блистательными.
– Говорят, что нелегко было с Евгением Лебедевым…
– Не сказал бы. Друзей у него не было. Как и у Трофимова, с которым мы одно время соперниками были, но я всегда считал Трофимова одним из лучших комиков мира. Если взять пятерку лучших, то поставил бы его на четвертое место.
– А что это за история, когда вы чуть не убили Лебедева?
– Чуть не зарезал, если быть точнее. В последней сцене «Холстомера» я должен был «зарезать» его. И в тот момент, когда я уже начал резать, вдруг погасили свет…
– А нож был картонный или настоящий?
– Железный. Нож я поднимал, но лезвие отводил незаметно для зрителей в сторону, они видели только мой кулак на рукоятке, как будто нож уже вошел. В тот момент, когда выключили свет, Лебедев качнулся, у него было давление 220, и получилось, что он попал головой под нож. Хорошо, что на сцене была массовка, и артисты все видели, а то потом говорили бы, что Штиль был пьяный.
Нателла Товстоногова потом посылала узнавать, в каком я состоянии, а когда пришел к Евгению Алексеевичу в больницу, то мы вместе с ним плакали. Мы же поняли, что я не был виноват.
– Вы уже 51 год в БДТ. Наблюдали театр в разные время. Считается, что он очень сильно изменился после Товстоногова – и далеко не в лучшую сторону.
– Он не изменился в традициях. У нас самые лучшие гримеры, самые лучшие костюмерный и постановочный цеха, и не только в Питере.
– Но артистов, равных Дорониной и Смоктуновскому, уже нет…
– А назовите мне театр, где сегодня есть доронины и смоктуновские!
– У Табакова есть Хабенский и Трухин…
– А что Хабенский, Трухин? Разве Олег Борисов или Сергей Юрский были в молодости слабее их? Они хорошие артисты, я даже Лаврову в свое время предлагал взять в БДТ Хабенского.
У нас в театре сейчас есть хорошие артисты. Да и спектакли в МХТ не лучше, чем у нас. Несмотря на то что МХТ снимает сливки, и от нас туда уходят артисты, все равно в БДТ есть хорошая молодежь.
Дело еще в переходном периоде. Сегодня у всех театров снизился уровень. Нет настоящей школы. Те, кто преподает в театральных институтах, большей частью сами неудавшиеся артисты. К сожалению, это так.
Дата интервью: 2012-05-18
