Известный ученый утверждает, что гением надо родиться. Также она рассказала о клинической смерти, пользе интеллектуальной нагрузки и чем отличается умный от глупого.
– Можно пожаловаться, Наталья Петровна?
– Пожаловаться?
– Ну да. Как врачу. Головная боль замучила.
– Чаще всего подобное случается из-за плохого кровоснабжения мозга.
– А знакомые говорят: думаю не о том. Может, правда?
– От мыслей голова не болит и от работы не устает. Глаза, мышцы шеи, плеч или спины утомиться могут, но не мозг. Покой ему не требуется.
– Еще я, Наталья Петровна, снов не помню. Обидно, знаете ли. Другие смотрят по ночам бесплатное кино с собой в главной роли, а я нет.
– Может, это счастье: сны на вас меньше влияют.
– А по какому, интересно, ведомству проходят вещие сны?
– Это такая штука… не воспроизводимая. Их нельзя по желанию заказать, хотя однажды я повторно вызвала очень яркий сон, в котором не до конца разобралась. Но это скорее исключение. Вещий сон возможен, хотя и не вероятен. Можно найти иголку в стоге сена? В принципе да, но не факт.
– Значит, совпадение, что сны иногда сбываются?
– Нет, обычно вещий сон подготовлен многими факторами, тем, что человек не выводит в сознание, но что в нем живет.
– Но как можно увидеть будущее, которого еще нет?
– У меня было шесть или семь вещих снов. Однажды приснился почтальон, принесший телеграмму о смерти мамы. Сон изобиловал деталями, был так правдоподобен, что, проснувшись, я пересказала все мужу. Он ответил: «И ты, ученая, в это веришь?» Действительно, накануне я получила письмо от мамы, очень хорошее, спокойное. И никуда не поехала. А через 10 дней пришел почтальон… Позже много раз прокручивала ситуацию, думала: откуда возник сон, оказавшийся явью и повторившийся в мельчайших подробностях? Видимо, что-то позволило мозгу самостоятельно выстроить ситуацию, сложить вместе различные детали.
– А с отцом как получилось? Вы ведь предвидели его арест.
– И этот сон был подготовлен. Наверное, представляете, что творилось в Ленинграде в 1937 году? Аресты, аресты, аресты… Папа долго не верил, что его тронут, но однажды сказал: «За мной ходит какой-то человек с голубыми глазами. Я его уже несколько раз встретил». Для ребенка этих фактов было достаточно, чтобы задуматься о возможной беде. Мне приснилось: папа стоит в конце коридора, у него под ногами поднимается пол, и оттуда выбивается нестерпимо яркое пламя. Потом папа падает…
– Вас эти сны пугали?
– Это не страх, тут другое… Каждый такой случай сопровождался жутким эмоциональным состоянием. Я давно не плачу, переживаю иначе, но, когда приснилась смерть мамы, рыдала, причем насильственно.
– Это как?
– Не могла не плакать. Не то чтобы распустилась и дала себе волю – ничего подобного. Мне было не сдержаться! Обычно просыпаюсь в хорошем настроении, и надо постараться, чтобы мне его испортить, а тут испытывала необъяснимое состояние горя. Эти сны были такие яркие, такие красочные…
– Мистика?
– Для меня вещий сон сродни научному открытию. Человека вдруг озаряет! Да, вдруг, но есть первопричина. Процесс идет, внутри что-то варится, а потом вырывается наружу. Например, Менделееву его Периодическая таблица приснилась. Вещий сон? Вероятно. Но ведь таблицу увидел человек, который занимался химией, шел к открытию, думал о нем. Таких случаев масса! У меня есть друг в Америке, он вообще считает: самые хорошие мысли приходят ниоткуда.
– Ну да, вы же убеждены: человек помнит все, хотя иногда кое-что и забывает.
– Нет, мы ничего не забываем. Память – сложный процесс, включающий в себя несколько стадий. Порой в мозгу выходит из строя механизм считывания информации, он очень хилый, легкоранимый.
– С вами такие сбои случаются?
– Забываю ли я? Память у меня сегодня похуже, чем была в 25 лет, но лучше, чем у многих двадцатипятилетних. До сих пор помню сотни телефонных номеров, исторических дат…
– Голова не мусорное ведро, зачем ее засорять, Наталья Петровна?
– А зачем раньше учили мертвые языки? Это эмпирика, тренировка. Мозг надо загружать, нельзя позволять ему лениться. Очень полезна не только интеллектуальная нагрузка, но и двигательная активность. Надо побольше ходить, бегать. Не менее 20 – 30 минут ежедневно.
– Значит, если с детства зубрить латынь и много двигаться, на старости лет не придется кругами бродить по квартире в поисках вещи, которую засунул неведомо куда?
– Бывает, и я сразу не нахожу чего-то, но мне не составляет труда «отмотать» назад и восстановить логическую цепочку. Повторяю, забыть «насовсем» ничего нельзя!
– Но иногда ведь это бывает полезно?
– Да, порой хочется забыть, и тогда срабатывает защитный принцип саморегуляции. Мозг что-то затормаживает в памяти, идет подавление негативной информации, но это не значит, что мы забываем.
– А существуют критерии, позволяющие говорить, кто умный, а кто глупый?
– Единого правила нет, они разные, скажем, для профессии и повседневной жизни, хотя формально все можно обозначить одними словами. Умный тот, кто принимает максимальное количество правильных решений при минимуме ошибок. Но тут важно сделать поправку: например, знаю случаи, когда прекрасные шахматисты, просчитывающие многосложные комбинации на доске, в жизни оказывались почти дебилами.
– Насколько объективен IQ, коэффициент интеллекта по-американски?
– В среднем это отражает возможности человека, но результаты тестов всегда относительны. Один легко справляется с заданиями, а у другого не столь быстрый ум, что не исключает правильности его решений и яркой одаренности в какой-то области. Существует предрасположенность к тому или иному роду занятий.
– Как полагаете, Наталья Петровна, человечество умнеет по мере «взросления»?
– То, что мы приобретаем в течение жизни, условно-рефлекторная деятельность, не наследуется. Так считается по классическим работам Павлова и других физиологов.
– То есть каждому новому поколению приходится начинать с нуля?
– Человечество накапливает опыт в виде разнообразных знаний, открытий, но практические, житейские навыки мы обретаем самостоятельно. Все. Даже гении.
– А правда, что гении обязательно должны быть малость того, не от мира сего?
– Нет, есть среди них и вполне адекватные. Тут работает другое правило: гением нельзя стать, им надо родиться. Для этого нужна особая функциональная организация мысли, идеальная биохимия.
– Вашего деда Владимира Михайловича Бехтерева называли гением.
– И называют… Кстати, это его портрет.
– Он всегда висел в кабинете?
– Нет, я повесила фото, когда стала академиком. До этого было как-то неловко. Получилось бы, будто я намекаю на родство с великим ученым.
– Не любите играть в поддавки?
– А зачем? Это не мой стиль.
– И ни на минуту не забываете, что человеческие эмоции – лишь химическая реакция, происходящая в мозгу?
– Ну уж нет! Когда сама переживаю сильные чувства, мне в голову не приходит думать о каких-то реакциях. Или я, по-вашему, не человек?
– Все равно ощущение, что окружающие для вас, Наталья Петровна, словно прозрачные, что вы видите их насквозь.
– Я не ясновидящая, хотя, например, много чего понимаю в моей внучке, которой 23 года. Прелестное создание! И с сыном отношения у меня прозрачные. Это самый дорогой мой человек. Никого ближе нет. Даже настроение портится, если долго его не вижу. Нам вместе так интересно! И дело не в том, что мы работаем в одной области. Недавно Святослав привез из Англии восемь видеокассет «Саги о Форсайтах». Фильм обсуждали «полуфразами»: достаточно было перекинуться двумя-тремя словами, чтобы понять друг друга.
Сверхъестественное – то, чему еще нет объяснения
– Может, поэтому и открыли свое Зазеркалье, некий иллюзорный мир, где физические кондиции не так уж важны?
– Не торопилась бы называть этот мир иллюзорным. Вопрос намного сложнее, чем кажется. У меня на столе лежит недочитанная автобиография индийского йога. Он описывает поразительные вещи, рассказывает, например, о двух женщинах – европейке и индианке, которые десятки лет жили без пищи. Ничего не ели! Это не фантазии автора, а документально подтвержденные факты, не поддающиеся логическому пониманию. В книге приведены случаи материализации, дематериализации, выхода из тела. Прочитаешь такое и…
– …в сверхъестественное поверишь?
– Дело не в вере. Скажем, феномен клинической смерти, выход человека из телесной оболочки, взгляд на себя со стороны, доказаны наукой. Но ведь за клинической смертью наступает биологическая. Что происходит тогда? Задавала себе вопрос: согласна ли я уйти совсем, чтобы от меня ничего не осталось? Согласна. Хотя, не скрою, интереснее, если бы ТАМ что-то оказалось. Я верю тому, что написано в житиях святых, что рассказывает мне отец Геннадий, настоятель Софийского собора в Пушкине…
– Как вы к этому пришли, Наталья Петровна?
– Я пережила напасть… В 1990 году против меня шла кампания жуткой травли. Жуткой! Публикации в прессе, митинги у стен института, лозунги, плакаты… Не думала, что вынесу подобное. И вот, когда все, казалось, миновало, неожиданно случились две смерти – мужа и приемного сына. В одни сутки. Это был тяжелейший удар… Через пару недель после этого со мной стало твориться странное. Начались видения. Внешне я продолжала вести нормальную жизнь, но внутреннее потрясение оказалось так сильно, что я даже заподозрила у себя психическое заболевание. Консультировалась со специалистами, пробовала разные средства. Ничего не помогало! Когда-то у меня уже был фобический невроз, невроз ужаса…
– Что это?
– Однажды я летела из Москвы в Будапешт в самолете, который должен был разбиться. Добрались чудом, садились на крыло или, как говорят летчики, на плоскость… Домой я возвращалась уже поездом. Поездом, который ночью загорелся… Вспыхнул соседний вагон, люди из него выпрыгивали в нижнем белье… Словом, увиденное произвело «некоторое» впечатление. Вид самолета, вагона метро или поезда, даже включенный в парикмахерской фен вызывали ужас. Не страх, а именно ужас. Это не передать словами! Но я сама себя вылечила, потом и другим помогала избавиться от подобного невроза. Однако то, что случилось со мной в 1990-м, было совсем иным. Я пришла к выводу, что это не болезнь, не патология, а вариант измененного состояния сознания. И вот тогда мне порекомендовали поговорить с отцом Геннадием, с которым мы теперь в хороших отношениях. Я все ему рассказала, он понял и спросил: «Вы в самом деле хотите расстаться с видениями? Очень многие живут с этим». Я сказала: «Хочу». Тогда он вернул меня в нормальное состояние. Вот и вся история. Теперь у меня есть вера, но нет признания правильным абсолютно всего, что делается от имени Господа. Даже Папа Римский покаялся за грехи инквизиции и правильно сделал…
Вот вы напечатаете это, и будет грустно. Мое личное дело, верить или нет. Не хочу никого соблазнять верой или настраивать против
Дата интервью: 2002-01-19
