Народный артист СССР, снялся более чем в ста кинофильмах, дебютировав в 1939 году в фильме «Девушка с характером». Потом были «Повесть о настоящем человеке», «Тайна двух океанов», «Тихий Дон», «Кавказская пленница», «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил», «ТАСС уполномочен заявить…» и многие другие.
– Михаил Андреевич, вы были последним партнером по сцене у Марии Владимировны Мироновой – вы вместе играли в спектакле «Уходил старик от старухи».
– Да, это был наш последний спектакль в театре «Школа современной пьесы» по пьесе Семена Злотникова. Мария Владимировна была приглашена в этот театр и ей дано было право выбрать себе партнера. Ей предлагали многих известных актеров, но она выбрала меня. Мы стали работать, долго и кропотливо репетировали и играли этот спектакль почти три года.
Она была старше меня на семь лет, за что все время получал от нее, так сказать, щелчки, за то, что мальчишка. Но мальчишка мальчишкой, но я, в общем, человек из того же времени, что и Мария Владимировна.
– Помните у Шпаликова есть стихотворение «Редеет круг друзей». Извините за печальную тему, но вы чувствуете надвигающееся одиночество?
– Это тема, переходящая из поколения в поколение. Но одиночества я не чувствую, слава Богу, абсолютно не чувствую. И не дай Бог кому-нибудь его чувствовать.
Да, уходят люди. Вон у меня на полке стоит фотография моих сокурсников – из двадцати шести в живых осталось только четыре человека. Но что делать? И я уйду вскоре, Бог его знает, когда это случится. Печально, что уходят друзья. Но остается дело, которым ты занимаешься, остаются дети, внуки. Жизнь продолжается.
– Вы довольны теми, кто приходит вам на смену, на смену вашему поколению? Вы верите в них?
– Верю. Верю. Многим я недоволен, но доволен тем, что есть актеры сродни знаменитым именам. Они есть и в театре, и в кино. Я могу назвать вам имена – Машков, Миронова, Безрукова, Меньшиков, Сотникова, Яковлева, много есть таких имен.
– Вас не раздражает то, что некоторые ваши коллеги сегодня начинают говорить о недостатках актеров, которых уже нет, или обсуждают публично недостатки своих коллег?
– Есть такое ныне забытое понятие, как этика. По-моему, если нет по-настоящему конкретного повода сказать человеку что-то в глаза, то не стоит возвращаться к тем обидам, которые были.
Но лично я стараюсь обходиться без этого и, по-моему, известен тем, что не включаюсь ни в какую борьбу. Как только начинаются какие-то конфликты, то я просто перестаю здороваться, прерываю отношения. То, о чем вы спросили, для меня исключается.
– И много таких людей, с которыми вы не здороваетесь?
– Достаточное количество. Но с кем-то после серьезного, личного разговора все становилось на места. А есть люди, с которыми просто могу не дружить. Понимаете, можно копаться в любой профессии – актерской, писательской, инженерной, даже железнодорожников – и везде можно найти конфликтные ситуации, хороших или непорядочных людей.
Я никогда не входил ни в какие творческие группировки. И ни в каких партиях не состоял и не хочу.
– То есть, не примыкали ни к коммунистам, ни к демократам?
– Нет, ни к тем, ни к другим. Тем более, что сейчас я все жду, кто же станет демократом, а кто либералом. Вон недавно один обезумевший депутат-либерал поливал в Думе всех водой, и депутаты блудливо не знали, что же с ним делать. Большего позора вообразить себе трудно!
– Михаил Андреевич, кому вы обязаны своими принципами?
– Я думаю, что в первую очередь тем людям, которые меня окружали. Своим родителям обязан, той среде, в которой вырос, а эта среда была из тех людей, которые пришли из революции. Да, да, из большевиков. Мой отчим был членом партии с 13-го года, участвовал в гражданской войне, потом его блистательно посадили, в общем, все как следовало.
– Посадили в 37-м?
– В 38-м, он на год, если можно так сказать, задержался. У этих людей была своя вера, свои убеждения, своя правда.
– Неужели они настолько верили в те идеалы?
– Я считаю, что верили. Другое дело, что они заблудились в своей вере, заблудились в тех людях, которые должны были идти после них.
– То есть, как я понял, вы воспитаны на коммунистических идеях?
– Да, считаю, что так. Но при этом умудрился не быть ни пионером, ни комсомольцем, ни членом партии. Так сложилось. Отчим ушел от нас; нас, детей, у мамы было двое, так что не до пионеров было.
А что касается той среды, еще раз скажу, что жил среди людей, которые считали, что все, что они делают, правильно, все для блага людей. Только потом мы стали узнавать, какими путями это все делалось, как для блага всех уничтожалась часть других. Потом у Глеба Панфилова в фильме «В огне брода нет» я сыграл такого человека, Фокича. Этот персонаж был человеком именно такой правды и, кстати, именно так погиб.
– Не знаю уж почему, Михаил Андреевич, но мне кажется, что у вас роли были только положительные. Скажите, у вас был такой имидж или вам его навязывали режиссеры?
– Да ничего подобного! У меня никогда не было работы с избытком, работу я всегда ждал и делал то, что давали. Был период, когда меня хотели видеть только в отрицательных ролях.
Ну вот, например, фильмы «Тайна двух океанов», «Тихий Дон», «Именем революции». В «Тайне двух океанов» я играл японского шпиона, а разве японский шпион в нашем кинематографе может быть хорошим человеком? В нашем кино хорошим человеком может быть только Штирлиц, а другие шпионы обязательно плохие.
– Мне почему-то очень запомнился фильм «Никудышная», где вы великолепно сыграли с Ольгой Машной.
– Да, для Ольги это был первый фильм, причем для нее он был автобиографичен. Она сыграла, можно сказать, то, что было в ее жизни, буквально воспроизведена ее судьба.
Она тоже из трудной семьи, и жизнь ее могла повернуться в ту или иную сторону. И вот встреча с таким человеком, как дед Мельников, которого сыграл я, помогла девочке встать на ноги.
– Были у вас роли, которые изменили ваше мировоззрение?
– Такого влияния я не помню. Были роли, которые помогали мне в моей работе, укрепляли меня, а мировоззрение… Ну вот в «Тихом Доне» я играл есаула Калмыкова, белогвардейца, непримиримого врага революции, Ленина и большевиков. Перед расстрелом он кричал: «Вы не партия, вы банда гнусных подонков общества! Вами руководит немецкий генеральный штаб!» Но я играл его. Он, или эта роль поселила во мне веру, что у этих людей была своя правда, свои убеждения. Кстати, фильм снимали в 56-м году.
– У вас это очень искренне получилось.
– Да, да. Можно сказать, что это повлияло на мое мировоззрение.
Или вот фильм «Монолог». Мой герой – человек одинокий, живущий прошлым, жизнью своих родителей. Он поселил во мне почтение к тому, что было до нас, убеждал, что надо беречь то, что связано с памятью предков. В тот период это все вытравлялось, не дай Бог, если у тебя в предках кто-то окажется из купцов или дворян. Это сейчас все стали вспоминать свои родословные, дворян стало пруд пруди. А тогда в анкетах никто об этом не писал.
– У каждого человека, Михаил Андреевич, есть свои воспоминания о времени. Вы помните то время, когда вы начинали?
– Вы помните фильм «Семеро смелых»? «Штурмовать далеко море посылает нас страна». Мы все были этому подвержены. Во всяком случае, я могу сказать так про себя. Правда, сейчас находятся люди, которые говорят: «А я и тогда знал! А я и тогда понимал!» Лично у меня такие люди вызывают большое недоверие. Да ни фига тогда я не знал! Я тогда верил в то, что нам говорили, верил в то, как нас учили жить.
– Но вы же не были комсомольцем?
– А для этого и не нужно быть комсомольцем или коммунистом. Кстати, в пионеры меня не взяли потому, что улица оказывала на меня такое влияние, что брать такого мальчика в пионеры не очень-то и хотели.
– Вы были хулиганом?
– Да, я был, наверное, нехорошим мальчиком. В комсомол не вступил из-за отчима, которого тогда арестовали. Я старался молчать об этом, лишь бы не вспоминали. А вот от вступления в партию, честно скажу, уклонялся. Ну не хотел вступать и все, и совершенно не по идеологическим соображениям. Но было у меня какое-то недоверие – не надо мне в партию, не надо.
– А уговаривали, наверное?
– Было. Но я говорил, что не дорос, вот, мол, еще немножко, еще чуть-чуть.
– Вы сразу поступили в театральный институт?
– Нет, не сразу. До этого я три года работал монтером в Центральном универмаге Москвы, тогда он назывался «Мюр и Мерилиз». У нас была самодеятельность, в которой я принимал участие. В 36-м, после очередной встряски страна начала набирать очередной оптимизм, в какой-то мере стабилизировалась продовольственная проблема, хотя все, как всегда, надо было доставать. Но тогда в магазинах появилась еда, где-то можно было купить хорошие ботинки. В общем, был период «великого социализма». Тогда очень культивировалась художественная самодеятельность, проводились различные олимпиады…
– Как же это вы, Михаил Андреевич, хулиган с улицы и вдруг – самодеятельность?
– Ну, к тому времени уже все было позади. Это был уже период, когда нужно было работать, заниматься делом. Если бы я хулиганил, то меня выгнали бы с работы, а мне этого не хотелось.
– Но как же вы все-таки поступили в театральное училище?
– Конец лета и всю осень 36-го года были посвящены моим попыткам поступить в различные театральные училища. Поступал с очень большим трудом. Я был испорченный самодеятельностью молодой человек, что-то изображавший, копирующий кого-то. Самого Глузского не было. А ведь это главное. И случайно, в конце октября, я попал в дополнительный набор в школу киноактера при киностудии «Мосфильм».
– Кто были вашими учителями?
– Меня учили Михаил Михайлович Тарханов, Михаил Сергеевич Плотников, Владимир Петрович Баталов, Ромм, Райзман.
– Кто же нашел в вас Глузского, того, которого, как вы сказали, не было тогда?
– Много времени прошло для этого… Первое время я не понимал – почему меня не принимают? В самодеятельности вроде все было хорошо… Только потом стал осознавать разницу. И потом, в свои 17 лет я в основном играл стариков. При распределении ролей в самодеятельности твое желание не очень-то учитывалось. Так я сыграл старика Крутицкого в пьесе «Не было гроша, да вдруг алтын», доктора Бублика в «Платоне Кречете».
– А с кем из режиссеров вам было приятно работать?
– С Сергеем Апполинарьевичем Герасимовым, я у него в четырех картинах снялся. Прекрасно было работать с Авербахом, Динарой Асановой, Кулиджановым… Много было разных режиссеров.
Знаете, у меня есть рабочий принцип, которого я придерживаюсь: если утверждают на роль, то нравится тебе режиссер или нет, ты работаешь у него и выполняешь то, что он хочет. Потому что режиссер делает картину, он отвечает за произведение в целом, именно он, а не каждый актер в отдельности. И хороший режиссер всегда все держит в своих руках. Бывало так, что я в чем-то не был согласен, считал своим долгом обязательно сказать об этом. Но если режиссер не хочет совета, что ж, пусть он сделает так, как хочет сам.
– Вы отказывались от предложенных вам ролей?
– Были случаи, когда я не соглашался. Но такого, чтобы отказывался во время съемок, не было.
– Многие ваши коллеги занялись писанием мемуаров. Вам не хочется написать что-нибудь?
– Нет. Кому хочется, те пусть пишут. Для моих мемуаров еще не пришло время.
– Но представим, что вы все-таки начали писать свои воспоминания. О чем бы вы написали в первую очередь?
– Не знаю… У меня вообще нет таких планов. Но в первую очередь написал бы о тех людях, с которыми пересекался в жизни, о той среде, в которой жил, о том, что больше всего запомнилось.
– Вам приходилось общаться с великими актерами?
– Приходилось. Но кого можно назвать великим актером? Сейчас ведь, умрет актер, и его тут же называют великим. Мне приходилось работать с Иннокентием Смоктуновским, с Евгением Леоновым. Это действительно были великие актеры.
– А из старшего поколения?
– В 39-м я познакомился с Николаем Афанасьевичем Крючковым. Он тогда уже был суперзнаменит, у него за плечами были «Трактористы», у него были ордена Ленина, Трудового Красного Знамени. С ним меня познакомил знаменитый в то время актер Григорий Плужник, помните фильм «Вратарь»? Он играл в этой картине вратаря.
Так вот, с Крючковым мы познакомились в Майкопе на съемках. Он снимался в картине «Станица дальняя», про кубанских казаков, я в «Двух командирах». Ни ту, ни другую картину вы, конечно, не помните. Он был очень демократичный, никогда не чванился по отношению к людям – дескать, я такой знаменитый, а ты кто такой? Я перенял у него эту черту – быть таким, какой ты есть. Мы с ним потом в спектаклях играли.
С Петром Алейниковым пересекался, но позднее. Но, знаете, то, что я был на «ты» с Крючковым, с Алейниковым, с Андреевым, не дает мне права говорить, что мы были большими друзьями.
– Я где-то читал, что Борис Андреев был человеком глуповатым и не очень далеким. Это правда?
– Абсолютно с этим не согласен. Наоборот, он иногда был чрезмерно философский. Ну, кто хочет писать такие вещи, тот пусть пишет, а у меня есть свое мнение. Кстати, его доклад на Первом съезде кинематографистов, а он возглавлял тогда актерскую секцию, сыграл с ним жестокую вещь – его больше не выбрали главой секции. А он сказал о том, что актеры незаслуженно забыты, о том, что в процессе съемок все принадлежит режиссеру, оператору, а актеры находятся в загоне. Их никто не слушает во время съемок, даже если их не устраивает какая-то сцена, они все равно должны выполнять волю режиссера.
Так что я никогда не соглашусь с тем, что Борис Федорович был туповатым и ограниченным. Он был своеобразен, был человеком земли, очень самобытен, человеком своих взглядов.
– Бывало, что вы разочаровывались в «звездах»?
– Да, бывали случаи. Но это случалось, когда доходило до такой степени… или носило характер непорядочности. Да, тогда я прерывал отношения.
– Когда стали популярным актером, как вы ощущали эту известность?
– Знаете, я так долго, так трудно добирался до всего этого, что даже не помню, когда ощутил это впервые. Кажется, первая ошеломительная рецензия была в мой адрес после роли есаула Калмыкова в «Тихом Доне».
– Простите, вы пользовались своим положением в «корыстных» целях?
– У меня таких поводов не было. Ну разве что билет купить без очереди или в гостиницу устроиться. Известность, конечно, давала возможность что-то в магазине купить… В те времена всегда же все что-то доставали.
– Михаил Андреевич, нашим читателям будет интересно узнать о вашей семье. Расскажите немного о ней.
– У меня очень большая, хорошая семья. Моя жена Екатерина Павловна театровед, работает в институте истории искусств, мы прожили с ней почти пятьдесят лет. Ее мнение для меня всегда являлось важным. У меня двое детей, и никто из них не пошел по моим стопам. Сын закончил постановочно-оформительский факультет, какое-то время работал в театре киноактера. Сейчас он работает на негосударственном предприятии и занимается оформлением каких-то блоков для храма Христа Спасителя. Дочь закончила институт Мориса Тореза, четыре года с мужем, а он был послом России в ЮНЕСКО, жила во Франции. У меня есть четыре внука. В общем, у меня все хорошо. У меня с детьми очень хорошие взаимоотношения.
– Среди актеров редко бывает дружба?..
– Дружу я со многими, а вот чтобы дружить домами… такое редко бывает. Есть такая актриса Светлана Коновалова, она снялась в нескольких фильмах. Вот с ней мы дружим домами. Два моих друга – Петя Порев и Митя Дубов – умерли. Они были моими настоящими друзьями. Я в очень хороших отношениях с Сашей Абдуловым, Левой Дуровым, но сказать, что мы близкие друзья, я не могу. Мы встречаемся на фестивалях, еще где-то, но чтобы ходить друг другу в гости… нет, я не могу этим хвастаться. У меня другая среда.
– Вы сейчас снимаетесь или у вас есть роли в спектаклях?
– Мария Владимировна ушла из жизни, и театр хочет найти другую актрису. К моему мнению прислушиваются и кандидатуру должен предложить я. Если она появится, то спектакль возобновится. Хотя есть мнение, что этот спектакль уже сыгран Марией Владимировной и публика все время будет сравнивать – а вот Миронова играла, вот это было!
В прошлом году я снялся в фильме «Мужчина для молодой женщины», за эту роль получил Нику. Снялся в картине, которую еще сам не видел – «Князь Юрий Долгорукий». Она специально снималась к 850-летию Москвы. В этой картине я сыграл наставника князя Долгорукова болгарина Шимона.
Еще снимался в фильме Олега Фокина «Мытарь». Там была не очень большая, второго плана, роль, но очень занятная.
Но знаете, я ведь киноактер, закончил школу киноактера, но этой школой руководили театральные актеры и методика воспитания была театральной. Шесть лет я работал в театре Советской Армии, почти сорок лет проработал в Театре киноактера. А там спектакли ставили Эфрос, Бибиков, Пыжов, Дикий, Эраст Гарин. И вот это переплетение театра и кино сопутствовало всей моей жизни. Театр мне очень помогал, если бы его не было, то вряд ли появилось то, что было у меня в кино. Теперь я особенно горжусь на старости лет, что работаю в театре «Школа современной пьесы».
– Кроме Ники, вы получили еще и бриллиантовую звезду «Кумир»?
– Да.
– Насколько я знаю, ее дали только троим актерам – Лидии Смирновой, Вячеславу Тихонову и вам?
– Вы знаете, я очень горжусь Никой. Во-первых, потому что получил ее на закате своей жизни. А во-вторых, что получил ее в номинации «За роль второго плана». Ведь если говорить обо мне, как об актере, то я – актер второго плана. Но вот за что мне дали «Кумира», до сих пор не могу понять.
Дата интервью: 1998-03-09
