В любимцах публики он ходил всегда: сначала — одесской, затем — ленинградской, московской, израильской, американской, далее — по всему миру. В последнее время Михаил Михайлович особенно часто употребляет свою крылатую фразу «Меняю яркие воспоминания на свежие ощущения». Уже третий год, как Жванецкий ходит в ветеранах — Одесского порта.
– Михал Михалыч, почему же получивший красный диплом выпускник Одесского института инженеров морского флота Михаил Жванецкий начал трудовую деятельность в порту?
— Да и то большое счастье, что взяли. Год 1956-й. Советская власть, комсомольская организация, уборка снега… Мне говорили: «Садись!» И я садился на «Беларусь» с ножом и убирал снег. Я говорил: «Да я с высшим образованием!» А он: «Да ты у меня сейчас вообще с лопатой пойдешь!» Это такая была школа, что после нее только юмором и заниматься. Вот более полувека им, родным, и занимаюсь… Я пишу, обо мне пишут. По большей части — в газетах, журналах. Правда, в звездных…
— ?!
— Все газеты и журналы у нас — звездные, как гостиницы! Беря в руки, я только и делаю, что считаю, сколько звезд: одна, две, три, много… Это, простите, в каждом сегодняшнем СМИ: чем больше пикантных заметок о звездах, их фоток — тем более звездное издание!
Аналогично — на телевидении. Несметное количество голого тела. Оно делает людей импотентами, оно уже не возбуждает — оно все кpасивей и кpасивей. Потому-то, навеpное, и выделяются супеpкpасивые тела: пpосто кpасивые уже не действуют.
Мне только кажется, что сейчас, в обстановке экономического кpизиса, эти pебята пpиутихнут, потому что pеклама, на котоpую они живут…
— Злоpадствуете?
— Некое злоpадство, конечно, есть. Деньги теpяют свою ценность, и шутки теpяют свою меpзость. Потому что это пpодажное, это надо пpодать богатой аудитоpии. Богатая аудитоpия… Я ее не пpезиpаю. Но существует зависимость от pейтинга — она «опускает» всех нас, поэтому мы сейчас имеем дело с «опущенной» публикой. Это теpмин тюpемный и гpубый, но мы сами ее «опускали» и сами пpиучили к таким шуткам, когда слово «деpьмо» стало ноpмальным, слово «тpахаться» стало ноpмальным. Я думаю, сейчас секс потеpяет такое огpомное значение. Секс всегда боpолся с голодом, он выходил впеpед, как только исчезал голод. Сейчас появится чуть-чуть голодушка — секс отойдет. Не сможем же мы отвлечь массы от кpупы пpи помощи голых теток. Погоня за кpупой: мимо голой женщины все помчались в магазин. Пусть сто тысяч pаз кто-то будет pаздеваться — кpупа, кpупа, кpупа…
Юмор станет дешевле, зато умнее. Дешевле в смысле оплаты гонорара. Крупные звезды эстрады будут выступать за ужин, за небольшой набор продуктов. Покрупнее звезда — побольше набор.
В юморе наконец-то попытаются найти что-нибудь осмысленное. Найти какой-нибудь ответ на конкретный вопрос. Бессмысленный хохот исчезнет, останется веселье. Ведь всегда, когда плохо, веселье становится естественным. Нам будет от этого легче.
У врачей появятся не деньги, а подарки, сделанные руками больных. И врач будет говорить другому врачу: «Этот стол мне сделал больной». Или: «Этот балкон мне сделали трое больных, а еще перепилили мне все дрова». И валюта станет ясной, понятной: 100 граммов, 200 граммов, пол-литра, четыре бутылки…
— Что дальше?
— Вход в безденежье и выход из него порождают великие произведения искусства. Вот я и жду эти хорошие произведения искусства и разные творческие взлеты.
Вообще, раньше наша страна славилась дураками и дорогами, и, если бы дураки сейчас начали строить дороги, это был бы такой блеск! Понимаете, такое уже произошло в Америке, там именно они строили дороги.
— Михал Михалыч, вы были хорошим сыном. А какой вы отец?
— Сын из меня, надо полагать, в конечном счете действительно получился неплохой. Сыновья, как правило, бывают хороши под конец родительской жизни. Хотя, говорят, дочери еще лучше. Главное, что у меня была хорошая мама: она четко знала, что хорошо и что плохо. Это звучит банально, но именно эти понятия мы часто путаем. Уметь различать — это главное качество, которое я бы хотел передать своему сыну. Каков мой сын, пока еще рано судить. Относительно понятия отец… То, что я не крестный отец, точно! Чего вы улыбаетесь?
— Просто вспомнил крылатое жванецкое: «Одно неосторожное движение — и ты отец»…
— У меня ведь дети появились только сейчас.
— Но раньше вы утверждали, что они «разбросаны по всему Советскому Союзу»!
— Возможно. (Улыбается.) Я сейчас о тех, которых я хотел и где точно участвовал. Я всего два раза был женат. Один раз это было очень давно, когда я еще работал с Райкиным. Но тогда не получилось — жена не захотела терпеть мои разъезды. А вот потом, то есть сейчас, кажется, получилось. Мне очень хорошо. Я даже, грубо говоря, счастлив.
Нашему с Наташей сыну, Митьке, уже тринадцать. Учится он средне, но я его не наказываю. Лишь бы не врал. Есть только одна уважительная причина для вранья: ты, твоя мама и твоя любимая девушка. Двое последних не выносят друг друга. Если и в этом треугольнике Митя обойдется без лжи, будет совсем хорошо.
Дети — это глобальная ценность. Когда в одной семье одновременно живет и прошлое, и будущее. Твой ребенок — это ты снова. Он идет твоими ногами, ты смотришь ему вслед и думаешь: елки-палки, это ж моя походка! Вот у моего сына, казалось бы, русская мама, а ноги — еврейские, мои!
— С ногами все ясно, а вот передается ли по наследству чувство юмора?
— Думаю, что да. Правда, я бы не называл это чувством, лучше — способом мышления. Маленький совет: если у вас нет чувства юмора, держите возле себя человека, у которого оно есть. Вообще, хотя бы следите за ним. Ведь развить чувство юмора невозможно. И это грустно. Мне грустно, когда я встречаю людей, лишенных чувства юмора, а их очень много. Особенно «патриотически» настроенных — они почему-то все его начисто лишены. Они очень серьезны. Все время трескучие фразы, бесконечная геополитика, все жутко пафосное. Чувства юмора нет абсолютно. Я, наверное, им кажусь очень мелким и вшивым, потому что я ироничен. Ну а они — мне. Так и живем…
— Какие еще глобальные ценности существуют в вашем представлении?
— Семья — это очень большая ценность. Долго быть одиноким плохо. Личность становится злобной, противной и обидчивой. Либо неряшливой, либо ненормально чистоплотной. Чтобы разговаривать с таким человеком, нужно специально приспосабливаться, потому что он уже внутри искажен. А семья — это… Если вы поженились, любите и любимы — внутри и вокруг вас непременно появляется что-то светящееся и ярко горящее. Вначале семья тебе светит, потом — согревает. Уходят страсть, шум, гам, крик, остается тепло, которое вы излучаете друг для друга.
— Почему вы практически не «светитесь» со своей семьей?
— По той простой причине, что это относится к сфере личной жизни. Мне постоянно предлагают сняться… на глянцевую обложку. Но я этого не хочу. Прежде всего этого не хочет моя жена. К тому же она — молодая, красивая, а рядом я — одутловатый, лысый, совсем нефотогеничный. И чтобы еще при этом кто-то щупал и обсуждал…
— Жена относится к разряду ценностей?
— Одна из основных! Прежде чем выносить на суд публики свои произведения, проверяю на жене. Я бы не женился на той, которая не понимает моего юмора. Жуткий характер и есть причина творчества. Приходишь после чужого успешного выступления в ужасном настроении — и быстро к письменному столу. Я проверяю на жене все: свой характер, свое умение заработать деньги, все свои гадости. Ей достается много. Она же, конечно, понимает, поддерживает и выдерживает.
— Кто она у вас?
— У меня она просто жена. А вообще-то она оканчивала Одесский гидрометеорологический институт, специалист по всем этим облакам, тучам, дождливой погоде и яркому солнцу. Так что очень важный человечек, в особенности когда мы находимся в Одессе. Наташа для меня — и ОТК (отдел технического контроля. — Авт.), и все остальное. К примеру, я уже не могу ходить на рынок: меня там узнают, перестают говорить по-человечески (я имею в виду одесский Привоз), и она очень сильно меня в этом плане выручает.
— Одесса — с некоторых пор лишь эпизод в вашей жизни…
— Одесса — не эпизод, Одесса — это вся жизнь! Это моя родина, это все в жизни! Как одессит одессита я вас понимаю: просто обидно… При этом я люблю Одессу, я без нее жить не могу. К 60-летию получил от городских властей в подарок кусок земли, шесть соток, но очень хорошее место — на берегу, в Аркадии. Я там построил дом, в котором живу по четыре-пять месяцев в году. Так что в Одессе не просто ногами стою, я там всей задницей сижу.
У меня стол расположен возле окна, и я вижу только море, крики все внизу, там пляж, я пляж не вижу. Только море, пароходы ходят лично мимо меня — сюда, туда…
— На пляж не ходите?
— Случается. Правда, люди там какие-то странные попадаются. В особенности поклонницы, фанатки. Одна подошла с просьбой написать автографы для… всех ее родственников. У нее была моя книга. Я написал: «Мои руки помнят твое тело». Она обиделась. Сказала, что покажет моей жене.
— Нашла чем удивить жену писателя!
Не скажите! Все женщины одинаковые, все жутко ревнивы. Но Наташа была в хорошем расположении, мурлыкала ко мне.
— Бывает и другая реакция?
— В жизни все бывает. Как-то раз она сказала, что ей нужно обновить гардероб. А я ей — о жене, которая отобрала у мужа все деньги. Так Наталия схватила золотую брошь, которую я подарил ей на день рождения, и выбросила через окно. Обиделась — опустила кончики губ. Я побежал забирать, в снегу нашел. Так что…
Еще одна немаловажная ценность — зарплата мужа. Потому что муж без зарплаты существовать не должен вообще. Все эти ссылки на знание восточной поэзии, на умственные достижения не должны приниматься в расчет. Любой талант оплачивается хорошо. Пусть не в нашей стране, пусть в Америке или Франции. Так пускай муж слетает туда, принесет в семью что-нибудь в клюве! И оперативно разложит по другим клювикам: в женский, в детский.
— О «клювиках», «ротиках», «пастях» вы уже писали…
— Хватит нашим женщинам засовывать руку или ногу куда-то мужчине в пасть. Хватит шатать своим языком мужские зубы в поцелуе. Женщины! Не настолько мы, мужчины, сексуальные гиганты, чтобы прощать нам всю ту муру, которую мы несем при знакомстве. И потом, вспомните, как он вас последний раз назвал? Счастье, птичка, радость?! Чушь. Я сам бы ненавидел все это! Почему женщина должна, в конце концов, пытаться продать саму себя? Она прекрасно соображает. Она хорошо ездит на машине. Хватит женщине зависеть от мужчины, заглядывать ему в рот!
— Михал Михалыч, и это в канун 8 Марта!
— Нет, это в канун моего дня рождения. А вообще… Каждая женщина состоит из двух половин: над столом и под столом. Бывает, две половины показывают разное время. Допустим, нижняя на десять лет меньше. Иногда верхняя — от другого человека: тоненькая, стройная. Низ — широкий, сталинский, каменный. Как говорила тренер по художественной гимнастике, эта попка не для гимнастики, а для жизни. Бывает, низ заколочен фанерой от взоров и сквозняков. Но лучшее, что я видел, совмещая женщину и стол, — мини-юбка над столом. И здесь вам лучше беседовать сидя. Чтобы она уже была потрясена интеллектом к тому времени, когда вы встанете и окажется, что стоя вы ниже, чем сидя.
Наших прекрасных женщин, которых я бесконечно люблю, прошу воспринимать вышесказанное как милую шутку. Вообще же, наши женщины совершенны. Единственное, что им вредит, — так это пластические операции…
— В связи с «бесконечной любовью», актуальным женским вопросом, не жалеете о своем возрасте, о тридцатилетней разнице с супругой?
— Я к возрасту отношусь очень хорошо. Я им наслаждаюсь. Наконец я обрел спокойствие, перестал суетиться. Я даже написал так: «Оказываясь на вершине склона лет…» Словом, я сейчас лучше, чем был тридцать лет назад. С возрастом появляется вкус. Он не может появиться в молодые годы: вкус в мыслях, вкус в одежде, вкус в стиле. Как жалеть о разнице в возрасте? Наоборот! На эту тему есть высказывание: «Я уже слышал о такой разнице в возрасте, что кто-то из них даже умер».
— На это можно лишь заметить сугубо одесское: «Не дождетесь!» Здоровья, любви, радости творчества, многие лета вам, Михаил Михайлович!
Дата интервью: 2009-03-02
