Известный певец в юности увлекался змеями и считает, что не бывает гадких живых существ. О том, почему привлекали его змеи, успехах сына иЮ что он не любит придумывать названия к песням, он рассказал в интервью.
Вы, насколько я знаю, любвеобильны…
— Да? Откуда это вам такие известны подробности?
— Да вот, разговоры всякие ходят…
— Допустим, а что вы имеете под этим определением в виду?
— Только хорошее: когда у человека много любви, это приветствовать надо, и все же что в девушках вас раздражает?
— Несколько некорректный вопрос. В каких девушках? Они, согласитесь, друг другу рознь…
— Давайте тогда иначе спрошу: что может вас в женщине оттолкнуть?
— Глупость, дурной вкус, неопрятность.
— В Москве как-то прошла выставка "50 женщин Андрея Макаревича"…
— Шесть лет назад это было.
— А почему ровно полсотни?
— Потому что тогда мне исполнилось 50. Под это дело выставку предложили устроить в Манеже (на третий день после закрытия которой он, кстати, и сгорел), и надо было как-то ее окрестить — только и всего! (Кстати, работ там было представлено больше 70-ти).
Если честно, я ненавижу придумывать названия к песням и уж к картинкам особенно: они, по-моему, вообще наименований не требуют, потому что графика — не тот вид искусства, который несет какую-то информацию. Это не литература, не справочники, а вещи состояния и настроения, поэтому слова тут излишни, но галерейщики считают иначе, зрители из-за них тоже, вот и любопытствуют: "А как это называется?". Да какая тебе разница? Все равно требуют (разводит руками), поэтому приходится что-то придумывать.
— Борис Гребенщиков, о котором мы уже вспоминали, жаловался мне, что вы пытались его жену соблазнить (правда, не зная, кем она ему приходится)…
— Этот случай произошел на фестивале "Таллиннские песни молодежи-76".
— Ага, значит, все-таки было?
— Нет, просто мы ехали вместе по городу в автобусе и с нами была симпатичная девушка, которая всем понравилась. Борька же был очень тихий, застенчивый — рядом стоял, но в конце-то концов сказал, что это его жена Наташа. Выяснилось, что им ночевать негде (эта парочка заявилась на фестиваль по собственной инициативе), и мы предложили отправиться к нам в общежитие. Борис был настолько в ней уверен, что совершенно не волновался, а потом мы перезнакомились: попели друг другу и от счастья напились так, что ни о каком соблазнении уже ни речи, ни мыслей не было. Пили мы чистый спирт, настоянный на африканском перце…
— Однако… И много могли употребить за раз раньше, в советское время?
— Много!
— Это, простите, сколько?
— (Смеется). Ну, все вам скажи! Я, слава тебе, Господи, совершенно не склонен к алкоголизму и очень хорошо переношу — тьфу-тьфу! — большие количества спиртного.
— Сколько же — уточняю — могли принять на грудь?
— Литр.
— Водки?
— Ее. Главное, что похмельем я никогда не мучился и не похмелялся: с утра как ни в чем не бывало вставал и шел по делам.
— Самые знаковые ваши произведения рождались именно в таком состоянии?
— Никакой системы тут не было. Какие-то песни рано утром писались, когда просыпаешься и никто тебе не мешает: город еще спит, телефоны молчат, солнце встает… Какие-то сочинял поздно ночью, когда чего-то и выпивал, — по-разному было.
— Ваши песни не автобиографичные, правда?
— Нет, абсолютно.
— Это принципиальный момент?
— Принципиального тут ничего нет, и я не могу поклясться, что когда-нибудь какая-то автобиографичная не появится. Пока просто что-то такой не припомню, да и не настолько яркая у меня биография, чтобы описывать ее в песнях.
— У вас нынче третий и очень продолжительный брак, что музыкантам в целом и вам в частности, вообще-то, несвойственно…
— Очень продолжительный — это полвека, а мы пока прожили с Наташей лет семь, по-моему. Дольше, чем с предыдущими женами, слава Богу (супруга Андрея Наталья Голубь младше его на 14 лет, она достаточно известный визажист, работала стилистом у Артемия Троицкого, Леонида Парфенова, Ильи Лагутенко. — Д. Г.).
— Ксения Стриж на страницах журнала "Караван историй" описала свой продолжительный с вами роман — вы эти откровения читали?
— Читал.
— Интересно было?
— Нет — я все это знаю (смеется).
— Ничего нового там для себя не открыли?
— Ксюша очень тепло обо всем написала, и в общем, скорее, мне было приятно.
— Чем занимаются ваши дети?
— Младшая Нюша учится в школе, средний Иван ГИТИС заканчивает, а старшая Дана работает в американском бизнесе.
— Ваш сын делает первые успехи в кино…
— Во всяком случае, Ваня востребован: два спектакля с его участием почти одновременно выходят, и сериал "Иван Грозный" в прокате прошел. Я, к сожалению, почти ничего не видел, потому что на гастролях был, — у нас очень плотный сейчас график…
— В мире экономический кризис, а график плотный — вот здорово!
— Невероятно, но это так: мы что-то очень востребованы оказались.
— Люди в сложные времена к настоящему тянутся…
— Спасибо! Приятно слышать.
— Вы хороший отец, как сами считаете?
— Наверное, не очень. Хороший должен проводить с детьми больше времени, а вообще об этом надо у них спрашивать.
— Сын на вас не обижается? Не спрашивает: "Почему ты не ходишь ко мне на премьеры?"?
— Нет, Ваня все понимает, и потом, когда я могу, хожу. Это я на него обижаюсь: хотел сегодня в театр с собой взять, а у него назначили репетицию. У них график пожестче еще, чем у нас, — пахать заставляют с утра до ночи без выходных: прогоны, репетиции — все очень сурово.
— В детстве вы мечтали стать водолазом, герпетологом и палеонтологом — хоть что-то сбылось?
— Практически все, а змеями я занимался ровно столько, сколько было мне интересно, — даже в экспедиции ездил.
— Чем, интересно, гады ползучие вас привлекали?
— Я просто их очень люблю, они невероятно красивые.
— Да? А на вид мерзкие…
— Ну что вы, мерзких живых существ нет. Вы просто во власти стереотипов находитесь: белое и пушистое — это красиво, а гладкое в чешуе — отвратительно. Ничего подобного…
— Это я вас разговорить на самом деле пытаюсь…
— По-моему, я с вами очень даже разговорчив и откровенен — на удивление…
Я тогда еще в школе учился: мы ездили в заповедник в Новохоперск, ловили гадюк — это все было, так скажем, профессиональной учебой. Змеи у меня и дома все время жили, в том числе ядовитые.
— Боже, кошмар!
— Квартира у нас внушительных была размеров — семья-то большая, и когда очередная гадюка сбежала из аквариума, дней пять было не по себе, потому что она где-то ползала: найти мы ее не могли.
— Чем же все это закончилось?
— Я принес кошку, и она моментально отыскала пропажу: как оказалось, змея заползла под плинтус. Родители при всей их любви к сыну убедительно меня попросили: больше ядовитых змей дома не держать, и с тех пор у нас жили неядовитые.
— Подводный мир по сей день ваше главное увлечение. Вы все океаны уже опробовали, везде под воду спустились?
— В Северный Ледовитый, признаюсь, не погружался — не очень люблю под лед ходить, но рано или поздно схожу. Нет, я бывал подо льдом, просто не в Арктике и не в Антарктиде.
— Я вспомнил сейчас розенбаумовские строчки:
Подумай: деньги лишь товар,
но переполнен бар,
плывет с акулами Макар –
и, значит, мы живы.
Александр Яковлевич Розенбаум много рассказывал мне о ваших совместных путешествиях и тяжелейших испытаниях, которые вам довелось вынести, о том, как вы забредали в такие глухие, непроходимые места, где не действовали мобильные телефоны, и как кусали вас нехорошие насекомые. Вам, человеку, отлично владеющему пером, никогда не хотелось написать об этих странствиях книгу?
— Пока такого желания не было — мы фильмы снимали, но ни один из них телевидение не показало. Последний, о путешествии по реке Парагвай, надеюсь, все-таки пройдет по питерскому каналу, после того, как год пролежал на Первом.
— А почему не показывают?
— Вопрос не ко мне — они, видимо, считают это чем-то сегодня недостаточно рейтинговым. Вообще, рейтинги — очень лукавая вещь: я не сильно в них верю и думаю, что нам всем этим делом головы дурят, но не могу уговаривать. Вернее, до какого-то дохожу предела, а дальше — стоп! Надеюсь все-таки, что найдется канал, который это покажет, потому что кино получилось захватывающим.
(Пауза). Я вот думаю, почему мне не хотелось описывать наши путешествия. Во-первых, с нами был Андрей Куприн — он журналист и очень симпатично написал путевые заметки, а во-вторых, я в этом смысле совершенно себя не торможу: если такое желание возникнет, возьму и напишу. Пока же я занимался книжкой "Вначале был звук…" — сегодня мне это, наверное, интереснее.
— Вас раздражает, насколько я знаю, всеобщее футбольное помешательство…
— Нет, просто футбол меня не занимает. Я совершенно не чувствую в этом смысле своей неполноценности, но и не считаю, что болельщики, которые без этой игры жизни не представляют, неполноценны, — у всех свои увлечения.
— Говорят, в день рождения вам не может никто дозвониться, потому что мобильный вы отключаете…
— Да, отключаю! Я человек достаточно терпеливый, но когда в 50-й раз слушаешь, как тебе желают здоровья… Это просто физически тяжело… Все мои друзья знают, что я телефон выключу и поупражняться в красноречии им не удастся…
— В юности вы были достаточно категоричны — таким и остались или все-таки изменились?
— Категоричным, по-моему, я никогда не был — как раз наоборот. Не думаю, что "Машина времени" просуществовала бы 40 лет, если бы я был бескомпромиссным: мне кажется, я как раз умею находить решения, которые устраивают всех.
— Спустя столько времени, когда пришел опыт и изменился взгляд на многие вещи, вы по-прежнему считаете, что "не стоит прогибаться под изменчивый мир" или иногда все-таки можно?
— Я очень не люблю, когда ту или иную строчку из песни трактуют как руководство к действию или какую-то политическую программу, — начнем с того, что каждый это понимает по-своему.
— Вы свои старые записи слушаете?
— Нет, а зачем?
— Как же — а вспомнить?
— Практически все свои вещи я прекрасно помню — наизусть, а слушать, как мы плохо играли, пели и как это непрофессионально записывалось… К чему?
— Концертировать сольно, без группы, не думаете?
— Я параллельно с другой группой работаю — она называется "Оркестр креольского танго", а выходить на сцену с гитарой не хочется уже несколько лет. Я как-то физически ощутил, что время этого жанра закончилось, и обратите внимание: не прошло и двух-трех месяцев, как даже самые заядлые барды последовали моему примеру. Никто один с гитарой наперевес не остался: кто второго гитариста себе взял, кто скрипача или клавишника… Все так или иначе сделали себе ансамблики, и я подумал: "Смотри-ка, значит, правильно все почувствовал".
Дата интервью: 2010-06-26
