На протяжении всей творческой деятельности Калныньшу удавалось совмещать кино и театр. В общей сложности он снялся в доброй сотне фильмов. Сейчас его жизнь расписана на несколько месяцев вперёд. В Латвии он занят в театре, поёт на эстраде, аккомпанируя себе на гитаре. В России играет в антрепризах, снимается в телесериалах, видеоклипах, рекламе. И, как уверяют осведомлённые источники, в свои полных 62 года продолжает оставаться полноценной «мечтой женской аудитории».
– Ивар, как переводится ваше имя, знаете?
– Думаю, что никак оно и не переводится. Просто устоявшийся набор каких-то звуков, для кого-то привычных, для кого-то, возможно, приятных.
– Предки ваши, я знаю, люди отнюдь не сценических профессий.
– Да, дедушка мой был лесничим, жил в лесу. И вообще я из рабочей семьи, профессии разные у нас в родове водились.
– И только вы пошли творческой дорогой? Актёр театра и кино, знаменитый и всюду узнаваемый. Вскоре мы должны узнать вас как Понтия Пилата – одного из колоритных персонажей спектакля, с которым вы к нам приехали.
– В «Мастере и Маргарите» я сейчас играю не только Понтия Пилата, прокуратора Иудеи, но и такого взбалмошного типа, как Коровьев.
– О самом романе Булгакова не утихают споры. Люди открывают в нём самую разную суть, порой настаивая, что именно эта сюжетная линия – главная. А что бы вы отметили в этой фантастической по замыслу книге?
– Здесь, конечно, есть о чём поспорить. Но прежде всего, я думаю, Булгаков предлагает читателю занимательную любовную историю – при этом выражает своё отношение к любви, воздаёт должное прежде всего женщине. Можно оценить и душевные порывы самого Булгакова. Если, конечно, отождествить его с образом Мастера.
– Судьба. Предопределённость происходящего, «Аннушка уже разлила масло»…
– Мне представляется особенно любопытным то, что очень велика роль различной чертовщины, как раз и влияющей на судьбу, на главные события. Воланд – могущественный чёрный ангел. При этом он редкостный провокатор, подстрекатель, разжигатель всевозможных страстей. И ведь в жизни в нормальном человеке как правило присутствует то и другое – и мораль, и проявление определённых пороков. Обе силы борются за наши души. Люди на протяжении всей своей истории и убивают, и воюют, и воруют, и насилуют других. Почему? Как раз в этом и проявляется вмешательство Беса, Сатаны, чёрных сил. Потом это всё вдруг на какое-то время успокаивается, чтобы в определённый момент вновь накатить волнами.
И ещё парадоксальный момент: Бес-Воланд недвусмысленно говорит о том, что Бог-то есть! И себя он ощущает не меньше, чем представителем Бога, только как чёрный ангел.
– Я – атеист, воспринимаю мир как сложную и не всегда «развивающую» игру. Одна из опций этой игры – политика (якобы искусство «заботы о народе»). Ещё одна – религия (иллюзия о счастье в загробной жизни).
– Ну да, я «червем родился, червем и уйду отсюда»… Многое при этом зависит ещё и от внутренних амбиций конкретного человека. Кто-то очень хотел стать президентом страны, но ввиду стечения обстоятельств ему не суждено это осуществить. А тот, кто даже не мечтал об этом, тот стал. Понимаете, тут и судьба, и везение, и не знаю что ещё. Так что хочется думать, что есть какая-то сила, которая руководит всем этим причудливо устроенным миром.
– Вы хотели стать актёром, вы им и стали. Чего здесь больше – личной целеустремлённости или предопределения свыше?
– Думаю, больше божественные какие-то проявления сказались. По воле случая многое состыковалось в нужной конфигурации.
– На нескольких сайтах я читал, что не Бог, а Вия Артмане выбрала вас на первую роль в кино, ставшую для вас судьбоносной.
– Но это же абсолютный бред, это кто-то придумал. Пресса, наверное, постаралась. Журналистам именно так хотелось преподнести ситуацию и заставить в это поверить. Однако нужно не путать меня с парнем, которого я играю в том фильме под названием «Театр». Да её саму тогда выбирали, Артмане. Худсовет целый, даже два худсовета! Один – на той студии, где снималась картина, а другой в Москве, на центральном телевидении, это ведь был заказ центрального телевидения. Может быть, для режиссёра всё давно было ясно, но не для худсовета. Вот и задавали вопрос – кого вы хотели бы видеть в роли главного героя? Но там не из кого выбирать было. Пробовался на эту роль, помимо меня, всего один актёр. Кстати, это единственная наша совместная работа с Артмане. Как при этом она могла повлиять на мою судьбу? Просто мы оба снялись в хорошей картине. Но поскольку это был бенефисный фильм Артмане, спросили и её мнение: кого из двух парней утвердить? Конкурент мой явно неудачную пробу сделал, я ведь видел потом эти пробы.
– Он был старше вас?
– Такой же. Не подошёл он к этой роли. Явно я должен был сниматься.
– Именно с того фильма за вами и закрепилось амплуа героя-любовника?
– Конечно же, амплуа определяют твои физические возможности. Не может героя-любовника играть, скажем, маленький, толстенький и лысенький. Значит, он играет Фальстафа или кого-то другого там…
– …Никиту Хрущёва.
– (Смеётся.) Да хоть бы и так! А для той роли нужен был именно такой герой, каким был тогда я.
– То, что вы играли офицеров КГБ, это ведь тоже типаж, не более?
– Роли военных? Да, видимо так и есть. Эти перевоплощения мне давались легко. Хотя, конечно, человек я сугубо гражданский.
– Вы служили?
– Я учился и одновременно зарабатывал. Так что я всё отслужил в своих ролях.
– На мой взгляд, вы могли бы сыграть и Штирлица, если говорить о фактуре. Немногословный, спокойный, с выразительным лицом, умным взглядом. Даже акцент, скорее всего, вам подошёл бы.
– Возможно, и так. Думаю, меня бы захватила эта работа. Но просто гениально справился с той ролью покойный ныне Вячеслав Тихонов, пусть земля будет ему пухом.
– А к вам не приходила эта мысль? Что лицо штандартенфюрера – крупным планом, за стеклом едущего автомобиля – могло иметь ваши черты?
– Столь конкретно – вряд ли. Но зато я был знаком с Тихоновым, хотя уже намного позже. Была актёрская тусовка, мы выступали все на фестивале. И я помню, как рассказывал анекдоты про Штирлица. И вдруг Тихонов говорит мне: «Повтори, пожалуйста, как там…» Он, оказывается, записывал. Собирал эти анекдоты про Штирлица. Он сам их не рассказывал, но слушал с большим удовольствием.
– Вы приехали к нам играть грозного Понтия Пилата. Отталкиваясь от этого образа, уместно было бы поговорить хоть о политике, хоть о диктаторах, хоть о противостоянии добра и зла.
– Понтий Пилат был представителем центральной власти. Если опять же вспомнить Советский Союз, взять его в дифференциации по республикам, там всегда имелся свой прокуратор, прокурор то есть. Второй секретарь в каждой из республик СССР всегда был московский. Первый был какой-то местный, а второй – непременно из столицы. Вот и Понтий Пилат – классический образчик центральной власти, просьба любить и жаловать. Всё местные решили, а ему что? Решили убить Иисуса сами. А он просто даёт последнее слово, раз уж всё решили.
– Хочу спросить вас как Понтия Пилата: стоит ли возвращать смертную казнь?
– Во многих странах от этого давно отказались. Очень мало стран осталось, где казнят людей. В большинстве мусульманских тоже соблюдают мораторий.
– Здесь тоже Америка впереди планеты всей.
– Да нет, не может такого быть. Ну, разве что в каких-то отдельных штатах.
– Там казнят за милую душу – и на стульях электрических, и введением смертельной инъекции, и расстреливают, в том числе многодетных женщин. А у нас не смеют даже за совершение терактов, пусть ты рецидивист или маньяк. Страна исключительного милосердия…
– В отношении террористов, на мой взгляд, уместна высшая мера, причём даже публично полезно было бы это продемонстрировать. Хотя, опять же, этика, эстетика и так далее. Очень сложный в плане деликатности вопрос.
– В Латвии одно время вы были депутатом. А сейчас за политикой следите?
– Тут необходимо пояснение, небольшой экскурс в прошлое. Однажды меня пригласили в некое сообщество деловых людей, и там не было никого из культуры. Ни единого человека. Да, собственно, и политической партии тоже не было. Просто они двинули в городскую думу со своим списком – в итоге получили очень много, больше всех голосов набрали. И потом была создана политическая партия, в которой я, честно говоря, вообще не хотел оказаться. Но тоже попал в этот список. Пришлось потерпеть немного…
Я абсолютно аполитичный персонаж, хотя и слежу за обстановкой. Депутатство полезным для меня было в том плане, что теперь я знаю (было интересно), как делаются законы и так далее. А в советское время даже в комсомоле и в пионерах не был.
– Это был ваш сознательный выбор?
– Я просто стал рано работать, учился в вечерней школе. И там не было комсомола как такового, все работали, рабочая обстановка преобладала. Просто никто не приглашал меня, вот и оставался я «вне игры». Но вовсе не потому, что я какой-то закоренелый антикоммунист был, нет. А в школе в пионеры весь класс, по-моему, приняли, кроме меня. Это тоже какая-то такая странная демократия. Весь класс одновременно!
– Когда в последний раз с одноклассниками встречались?
– Я учился в вечерней школе, даже не всех знаю, как их зовут. Туда взрослые люди приходили после армии, только я был молодой и ещё пара таких же, как я, рабочая молодёжь. Зачётным способом сдавали экзамены.
– Латыши в большинстве своём такие спокойные, уравновешенные люди. Как вы сейчас, как Раймонд Паулс…
– Но почему вам кажется, что мы должны буянить? Тот же Раймонд Паулс, посмотрите, что он на сцене вытворяет!
– Я к тому, что Паулс в молодости вообще плейбоем был, с юности по ресторанам играл, успехом у дам пользовался. А вы в молодости какой были?
– Не всё для прессы!
– А если в интеллигентной форме?
– Ничто человеческое мне не чуждо.
– Первая любовь когда вас застала?
– Ну, это ещё в подростковом возрасте у меня было. Хотя, скорее, не любовь, а увлечённость меня настигла. Но всё-таки!
– Вы знакомы с Раймондом Паулсом и Лаймой Вайкуле?
– Да, конечно. Много работал с ними. Участвовали в разных спектаклях, мюзиклах – с музыкой Раймонда Паулса. С Вайкуле я тоже какие-то песенки пел дуэтом. Это было так, напоказ, для телевидения, новогоднее шоу.
– В комсомоле вы не были. А в пионерском лагере?
– Я никогда не был в лагерях, никаких. В каникулы тоже сам по себе – работал, отдыхал, без посторонней помощи.
– Если провести параллель между Латвией и Россией. Каково наиболее существенное отличие?
– Географическое положение. Взять мой родной город Ригу, там море. Море меняет и определяет всё. Я даже зимой иногда приезжаю посмотреть на него. Зимой, бывает, там замерзает залив, как в Арктике, всё делается белое. Даже сложно представить, так много белого цвета. Когда лёд, волны застывают, совсем другой пейзаж.
– Свободная Латвия привнесла дополнительное очарование Риге? Или только советские памятники снесли?
– Главным образом Ленина снесли. Ничего на этом месте не поставили. А Барклая-де-Толли поставили. Там постамент был просто, во время первой мировой войны этот памятник увезли в Питер. А постамент стоял. Сейчас поставили другой. А так – развивается Рига, перестраивается. За старой частью города строго следят архитекторы, где какая-то ценность архитектурная – оберегают. Не позволяют даже пластмассовые окна ставить. Если ты всё же купил новые окна, всё равно необходимо, чтобы снаружи было видно, что это дерево. Чтобы форму зданий не меняли, если представляет ценность фасадная часть. В Юрмале дачи престижные, и если ты купил здание, но это представляет архитектурный интерес, то не можешь уже достраивать никаких практичных, с твоей точки зрения, конструкций. Но люди, когда покупают, конкретно знают обо всём этом, нарушений не допускают.
– Была ли когда-либо конкуренция между латышскими и литовскими актёрами? У литовцев ведь целая плеяда – Банионис, Адомайтис, Будрайтис, Масюлис…
– Они все старше меня, но с ними со всеми знаком, с некоторыми работал. Даже можно сказать, что мы дружим. Соперничество с ними? Скорее, нет. Хотя, в принципе, в подсознании есть какая-то сравнительность. Сопоставляешь себя в том числе и с ними. Конкуренция в нашем деле есть всегда, без неё нет театра.
– Страны Балтии чем-то принципиально отличаются друг от друга? Каждая ведь пошла своей, но параллельной дорогой.
– Трудно сказать конкретно. Думаю, все живут похоже. Есть нюансы, конечно, но незначительные.
– Грузина Вахтанга Кикабидзе не раз упрекали за то, что он с Москвой тесно связан. Эстонку Анне Вески тоже. На вас косые взгляды бросают?
– Так ведь это примерно то же самое, как у Игоря Николаева квартира в Майами, что многим завистникам не нравится. И Крутой живёт в Нью-Йорке иногда. Смешно, это, наверно, небольшая часть людей негативно настроена, какая-то зависть их гложет, больше ничего. Всё равно больше таких людей, кто радуется. Это новое время. Развивается Евросоюз, и, конечно, совсем другие веяния пришли. Из молодых людей уже мало кто приезжает в Москву. Лучше в Лондон или куда-нибудь в Париж – учиться.
– А вы бы куда поехали?
– Никуда бы не поехал. Уже поездил достаточно. С гастролями, да. Но если кто-то из моих близких заставляет меня туризмом заняться, то я, в принципе, не против – поехать на какие-то острова погреть бока. На Канары, в Африку.
– В Египет не хотите ли?
– И там бывал я, и в Турции. Хургада, Шарм-эль-Шейх, Анталья.
– Про акул-людоедов египетских слышали?
– Да это их спровоцировали, наверно. Я там купался спокойно, никаких акул не было.
– А революции в арабских странах в итоге к чему приведут?
– Совершенно не разбираюсь в этом. Больше информации необходимо. Тут надо быть не Понтием Пилатом, а уже самим Воландом!
– Помимо театра, кино, телепрограмм известности вам добавляет и реклама. Все теперь знают, какой «чаруюшчий аромат» имеет ставший знаменитым кофе «Гранд». Кстати, какова в этом деле система оплаты, за каждый показ – такая-то сумма?
– Все меркантильные детали обговариваются с агентами. Они там устраивают серьёзные отборочные конкурсы, я ведь не просто так туда попал. Фирма, которая занимается производством кофе «Гранд», – местный производитель, это мне приятно. Приятно и то, что это не «Нескафе», с этим монстром им сложно тягаться, как и с другими кофейными международными гигантами, которые присутствуют на нашем рынке. И вот они делают заказ студии, которая занимается рекламой. А те предлагают свои варианты, устраивают конкурс, такие-то и такие-то лица нужны… Потом даже опросы делают, кто предпочтительнее смотрится. Я продержался в эфире значительный период времени. По-моему, сейчас уже другие какие-то там хозяева. Индусам пакеты акций продали, сырьё тоже из Индии стали привозить.
– Кроме кофе что ещё рекламировали?
– Водку «Кремлёвская». Когда это не было запрещено. Как раз мы сделали ролик – и запретили рекламу алкоголя. Шампуни ещё какие-то, «Джонсон», по-моему.
– Сами как к кофе относитесь?
– Я не особый кофеман. Не каждое утро пью кофе. Пью больше чай. Бывает, просто водичку.
– Вам безразличны рекламируемые товары?
– Если продукт мне не нравится, я не буду его рекламировать, несмотря на то, что за это деньги платят. А в том, что рекламы много вокруг, ничего плохого нет. Посмотрите на спортсменов, они все обклеены рекламами. И хоккейное поле, и даже по самому льду, там всё время какие-то рекламы.
– Алкоголь употребляете?
– Нечасто, но бывает. Не пью в больших количествах.
– Виски, водка, коньяк?
– По настроению.
– Как поддерживаете форму?
– Люблю на лыжах кататься, особенно горные люблю. Летом на водные лыжи становлюсь, катаюсь за катером. В мячик поиграть могу – баскетбол, футбол. Просто чтобы побегать, физкультурой позаниматься. Есть у меня и свой небольшой набор движений, скажем так. Утром, чтобы проснуться, зарядку сделать маленькую.
– А диета?
– Не придерживаюсь правил. Ем то, что попалось.
– У вас в Риге дом или квартира?
– Я вообще-то и в Москве живу. На две квартиры.
– Хотели бы жить в своём персональном доме, как тот же Штирлиц?
– Нужно тогда самому заботиться о клумбочках, о крыше, дверях, кранах, сантехнике, канализации. Всё самому надо разуметь. Но для меня это не проблема. Если время было бы, я мог бы и сам дом построить.
– Автомобиль свой любите и холите?
– Конечно. Но это пока он меня устраивает. Машины я меняю, не привязан к одной марке. Правила нарушаю регулярно, на скорости особенно, потому что часто приходится спешить.
– В юности вы играли в рок-группах, были битломаном, носили длинные волосы. Сейчас осталась привязанность к музыке?
– Конечно, да. Я записываю диски, вот и с собой ношу. (Показывает.) Записываю Вертинского сейчас. Уже 23 песни записаны, но не все меня устраивают, так что я буду переделывать. Потом свяжусь с Анастасией Вертинской, поскольку она, по-моему, ведает авторскими правами отца. Проходит время, собираются какие-то песни, и мы их записываем. Вертинского я очень много в молодости слушал, даже не знаю, почему именно. Настало, наверное, такое время, такой возраст, что ли. Вообще интересно, эти песни чуть не сто лет назад родились, начало того века, 20–30-е годы, я много его слушал, и поэтому чуть ли не в долгу перед ним. Я не знаю, какой-то несмолкаемый голос Вертинского у меня внутри поселился. Поэтому показал эти песни молодым ребятам, которые аранжировками занимались. Те даже не знали, кто такой Вертинский. Они роком занимались. «Странный он, как-то он по-особенному поёт!» Но вскоре по-настоящему загорелись его мелодиями и как-то по-доброму к этому делу отнеслись.
– Из современных исполнителей кого можете выделить?
– Ой, там целый список, очень большой! Это, наверное, какие-то монстры рока будут, и группы популярной музыки, не хочу конкретно называть никого. Это и оперные певцы, и роковые, и джазмены.
– Вы меломан широкого профиля?
– Да, и у меня достаточно большая коллекция всяких пластинок.
– Недавно на канале «Россия» прошёл многосерийный фильм «Вкус граната». Ваша последняя по времени картина.
– Да, где-то год назад снимали.
– Это 67-й по счёту ваш фильм. Так киносайты уверяют.
– Должно быть гораздо больше. Смотря какие роли рассматривать. Откуда эти сведения, я не знаю. Я считал, у меня там со всеми сериалами будет где-то 120. А сколько на плёнку снято, вообще не знаю, последние 15 лет, даже больше, на плёнку никто уже не снимает, только на цифру.
– С детства помню фильм «Стрелы Робин Гуда», производство Рижской киностудии. Судя по документам, вы там тоже снимались.
– Я там не снимался в общепринятом понимании этого слова. Я участвовал только в одном эпизоде боя. Там даже не видно толком. Просто каскадёрская группа создавалась при Рижской киностудии, и парень, который ею руководил, меня позвал. Там не хватало ребят, которые фехтовали. На каком-то болоте гигантскую драку мы там репетировали. И он пригласил нас, артистов, которые только что экзамен сдали и владели оружием на сцене… Больше ничего, там меня даже не видно. Я просто где-то в огромной толпе. А Робин Гуда блестяще сыграл Борис Хмельницкий.
– Телепроектов с вашим участием тоже немало. В «Танцах на льду» вы ведь сражались?
– Я участвовал, только колено повредил. И, слава богу, получил хороший повод уйти досрочно. Оттуда не так просто сбежать, а ведь участие в данном проекте занимает очень много времени. Надо отказаться чуть не от всех остальных проектов на два месяца.
– Как вообще удалось вас туда сосватать?
– Мне предложили на выбор – танцы на паркете или на льду. Я сказал, что уж лучше на льду. Я немного в хоккей играл, стоял на льду в целом неплохо. Но не стоял в фигурных этих, с зубцами, коньках. В общем, повредил колено… немножко неудачно получилось, можно было продержаться ещё хотя бы до середины шоу. Но там много артистов было, которые хотели сразу уйти, все чрезвычайно занятые. Не потому, что не хотели или не нравилось, это очень интересная идея. Но некоторые там вообще не стояли на коньках! Догилева просто умоляла: «Я больше не могу!» Это действительно трудно.
– А вы с Догилевой в паре были?
– Да, в проекте российского канала. Так-то это красиво, художественно. Но бывало и совсем уж жестоко – все упрямо ждут, когда этот лох, не спортсмен, а тот, кто не умеет кататься, упадёт. Это всех интересует, драматургия создаётся какая-то. Не обязательно хорошо станцевать, ведь если зритель будет за тебя голосовать, то это и окажется главным. Хотя и тут присутствует какая-то режиссура. И все эти голоса, телефонные звонки – не всегда объективны. Телевидение есть телевидение. Всё, что происходит на телевидении, это просто повод для рекламы.
– Российское ТВ, возможно, более нахрапистое, агрессивное, бесцеремонное, чем телевидение в Латвии?
– Тем не менее это одно из интереснейших телевидений. Это и креативный «Первый канал», и канал «Культура», который без рекламы каким-то чудесным образом обходится. Те проекты, которые оригинальные, всегда любопытны. Но там много и купленных идей. Все эти игры, в том числе на островах «последние герои» – это всё американские идеи. Вообще, по-моему, пришлись ко двору и многие идеи Уорхолла, странного художника, который устраивал давным-давно, тридцать-сорок лет назад, сомнительные шоу типа «За стеклом». Это всё его отвратительные идеи – поедать какое-то дерьмо, насекомых мерзких, червей: «Ты готов унизиться за сто долларов? Сожрать муху?» Или я видел, как на улице подходят: «Хотите заработать? Вот маргарин, можете 200 граммов сожрать?» И девушка там чуть не облевалась. Ну, ставка на то делается, что жадный человек. Или что у него есть какие-то нездоровые амбиции, игры эти все замешены как раз на данных инстинктах. В общем, сказки про тёмную сторону души. Тут как раз Воланд работает.
– Вы участвовали в «Последнем герое»?
– Да, дело было в Доминиканской республике. Другие выпуски снимали каждый раз в новом месте.
– Долго вы там мучились?
– Да нет, я был занят часть декабря. Это летом можно позволить себе на месяц, на два вырваться. Володя Пресняков долго очень был, я смотрел с удивлением на него. Он там два месяца беспрерывно находился. И это артист, который действительно много концертирует, очень активно работает. Многие там подобрались такие «долгоиграющие». Но поскольку я не мог на подобный срок согласиться, они пригласили меня как джокера. Меня и Веру Глаголеву. Мы заявились на последние десять дней. Ну, я понял, что нас сразу выбросят, и я буду отдыхать у океана. Даже какие-то деньги за это платили, я ничего против не имел.
Там был потрясающий такой момент. На рогатках был конкурс, и кто выиграл, тот мог одну ночь провести со своим любимым человеком в гостинице, в шалаше или под открытым небом. А всем остальным дозволялось пять минут пообщаться. Круг на пляже был сделан, где предстояло общаться эти пять минут с близким человеком. И к каждому прилетел кто-то. К Глаголевой прилетела дочка, которая только что из Америки прибыла в Москву, тут же села в лайнер и обратно – в Доминикану. Меня спросили: «У вас есть какой-то друг в Москве?» Я назвал нескольких и не знал, кто прибудет. Ко мне приехал Александр Ф. Скляр. Была там дюна со стороны моря – и вот из-за неё вдруг появляется лысая голова довольного Скляра! Мы пообщались с удовольствием, давно до этого не виделись.
А вообще это был потрясающий проект, очень дорогой. Меня интересовало всё это хозяйство, прежде всего то, почему эта передача столь популярной стала почти сразу? Не стоит, я думал, мучить множество людей неопределённостью. Можно ведь одному человеку сесть за стол и расписать всё лихо и стройно, как в настоящей пьесе. Они тоже строили какую-то драматургию, мол, кто-то там любовью ушёл в кусты заниматься. Или в шалаше, при всех, якобы разгоралась ссора. На самом же деле они не ссорились, все общались нормально! Но всё равно достоверно разыгрывалось, что как будто бы страсти негативные многих переполняют. А под конец ещё и нас, новеньких, подбросили, чтобы накалить обстановку.
– Кто был ведущим того «Последнего героя»?
– Николай Фоменко. Но я не досказал ещё о том, как там всё шикарно и дорого обстояло. Некоторые конкурсы на «Последнем герое» по 10 камер снимало, с вертолётов тоже. Под водой по три оператора с камерами снимали, когда конкурсы с нырянием были. Любой режиссёр любого фильма может позавидовать такому размаху и таким возможностям.
– И, вероятно, таким «олимпийским» страстям. Кстати, вы болельщик?
– Смотрю хороший спорт, когда действительно достойная игра. Для кого-то важно боление за определённый коллектив, а мне больше интересна сама игра.
– Теннис смотрите?
– Теннис наблюдать мне скучно, там надо в тонкостях разбираться. В теннис самому надо играть.
– Не пробовали?
– Периодически играю. Есть две ракетки.
– А играете с кем?
– С кем придётся, я не регулярно это делаю. И с собой ракетки обычно не ношу.
– Читаете по большей части что?
– Жёлтую прессу, естественно. Сплетни! Духовно развиваюсь. (Улыбается.)
– Актёрская мечта ещё имеется? Раньше популярно было заявлять почему-то именно о Гамлете.
– Из мечтательного возраста я не успел ещё выйти. Если говорить о Шекспире, то Ромео или Гамлета я не сыграл, но исполнял похожие роли. Вот вы вспоминали сегодня фильм «Театр», там и есть мой Ромео. А у него была немножко другая Джульетта. Я играл Треплева, его можно назвать русским братом Гамлета. Это Чехов, «Чайка». Эти роли стали архетипами. Ну, может быть, Отелло я хотел бы сыграть. Или уже Просперо, наверное. Каждый возраст свою тему предлагает.
– Не сложно ли заучивать роли?
– Стихотворные посложнее, чем прозу, надо точно помнить текст. Но это маленькая часть всего актёрского ремесла. Текст можно выучить за пару дней. Нарабатывается определённый профессионализм – и словно стенографист, ты всё это быстро в голове записываешь.
– Как режиссёр пробовали?
– Я пробовал, да, но мне всё же интереснее быть актёром. Это очень разные вещи. Не скажу, что надо заниматься только актёрской работой, но это всё же другая миссия.
– Поклонники докучают?
– Бывает, после спектакля люди подходят, после каких-либо премьер. Но не «докучают».
– Отношения с детьми как складываются?
– Конечно, хорошие. По моим стопам никто не пошёл, да и слава богу. Ещё есть два внука у меня, два мальчика. Валт и Тум. Одному два года, другому уже одиннадцать. Воспитанием их родители занимаются. А я принимаю и люблю их такими, какие они есть. Им нравится выступать передо мной как маленьким актёрам. А я «строго» веду просмотр. (Смеётся.)
– Ваш любимый праздник.
– Новый год, пожалуй. Мне вообще нравятся праздники, всеобщее торжество, когда люди едины в своём хорошем настроении и дружно веселятся.
– В интернете о вашей жизни много чего наворочено. В частности, о том, что ваша вторая жена была по возрасту ровесницей старшей дочери от первого брака. А сейчас вы вроде как почётный холостяк.
– Это надо смотреть, что там написано. (Улыбается.) Я не борюсь с этим «фольклором», особенно помещённым в интернете. Пусть это так и остаётся тайной. Сердце артиста всегда свободно.
Дата интервью: 2011-05-18
