У фильмов Альмодовара есть внутренняя жизнь

Хосе Луис Алькайне

 Известный испанский кинооператор, обладатель пяти премий Гойя, снявший несколько фильмов с Педро Альмодоваром , в том числе и новый фильм  мэтра испанского кинематографа «Кожа, в которой я живу», считает, что через несколько лет кино будут снимать только на цифровые камеры. В интервью он рассказал, как Альмодовар готовится к съемкам, внутренней жизни его фильмов,  и цензуре во время диктатуры Франко.

– Хосе Луис, как вы познакомились с  Альмодоваром?

– Я не знал его до фильма «Женщины на грани нервного срыва». К тому времени он снял уже достаточно фильмов, но мы не были знакомы. Когда он приступил к созданию этого фильма, у него возникла необходимость в новой операторской манере работы.

Мне позвонили его помощники, и мы встретились. Тогда он работал с «Дугласфилм». Хозяин этой компании европеец, который работает в Америке. Мне кажется, он венгерского происхождения. Он сделал много мелодрам, известен, как театральный режиссер.  Как я уже сказал, Альмодовар хотел что-то вроде такой же манеры в своем фильме. Я предложил немного осовременить работу, потому что тот венгр больше работал в пятидесятые годы.

Был еще один важный момент, который надо было учитывать на съемках. Героиню играла Кармен Маура, это была женщина сорока лет, и у нее, скажем так, не было привлекательности тридцатилетней. Моей задачей было сделать так, чтобы ее образ был приятен.

В операторской работе нужно учитывать многие детали. Если в сороковые годы на съемках операторы уделяли больше внимания звезде, то в восьмидесятые к ним относились иначе. Надо сказать, что сейчас звезды не хуже, чем раньше, и, может,  даже интереснее, но снимают их не так, как раньше, в больших студиях.

Тем не менее, Альмодовар хотел, чтобы мы сняли ее с любовью. Это и определило мою работу. Он дал мне базовый принцип: актеры, и особенно актрисы должны иметь выигрышный образ на экране. Это была и его и основной заботой, Педро уделял много внимания выигрышному образу героев на экране.

– Каково ваше участие в работе над фильмами? Вы участвуете в работе над сценарием, обсуждаете его, или можете что-то предложить во время съемок?

– Если говорить об обсуждении сценария, то никогда не принимал в этом участия.  Даже если сценарий меняется, его могут улучшить, но и в этом  я, как оператор не принимаю участия.

– То есть снимаете то, что говорит вам режиссер?

– Я принимаю то, что мне дает режиссер, но могу принять участие в планировании съемок, какие кадры как снимать. Тогда режиссер может слушать мое мнение. Но Альмодовар с каждым новым фильмом все четче понимает, что он хочет.

Я участвую в постсъемочной работе. Например, «Возвращение» мы снимали на 35-мм пленку, и не сканировали ее, как и предыдущие фильмы. «Кожа, в которой я живу» мы тоже сняли на 35-мм пленке, но  уже отсканировали, и так, что на мой взгляд, это совсем незаметно.

Если мне кажется, что какой-то кадр надо сделать светлее, а какой-то темнее, то в таком случае  я могу давать свои советы.  Кроме этого, могу предложить поменять фокус при съемке той или иной сцены. Например, в фильме «Кожа, в которой я живу» есть эпизод, где герои разговаривают на фоне праздника, который снят широким планом. Персонажи и широкий план сняты с одинаковой четкостью. Я предложил Альмодовару дефокусировать широкий план, и это  можно сделать с помощью современной техники, раньше такое было невозможно.  То есть это как раз те моменты, когда я могу предложить какие-то свои идеи. Я называю их  оттенками, которые  могут что-то подчеркнуть.

Чтобы вы поняли важность такой работы, могу сказать, что на съемки фильма «Кожа, в которой я живу» ушло тринадцать недель, а  постсъемочная работа заняла пять. В это время я очень плотно работал  с каждым планом, каждым образом.  В фильме  практически нет ни одного кадра, которые не были бы затронуты, хотя бы чуть-чуть, цифровой обработкой. Но зрители этого не заметят.

– Фильмы Альмодовара немного театральны. Он специально создает такой стиль?

– В тех историях, которые он рассказывает на экране, не так много персонажей, сцены не так сильно декорированы. На мой взгляд, именно это и создает эффект театральности.

–  Его фильмы очень красочны.  Это  специфика испанского кино или замысел режиссера?

– На самом деле, яркие цвета не совсем типичны для испанского кинематографа в целом. У Альмодовара яркие цвета присутствуют почти во всех его фильмах – так он видит мир.

При подготовке к съемкам он уделяет очень много внимания декорациям, цветам, мебели, и очень большое внимание гриму. Все должно быть приготовлено заранее, ему важно посмотреть, как артисты будут выглядеть в гриме. Также большое внимание он уделяет свету, и как будут установлены камеры, как актеры будут смотреться в свете.

Что касается последних фильмов, где мы работали вместе – «Возвращение» и «Кожа, в которой я живу», то он уже полностью доверял мне, и не контролировал, как я поставил камеры. Поскольку уже понимал, что  сделаю все так, как он захочет.

– Есть ли какие-то  особенности во время съемок?

– Альмодовар снимает фильмы так, как это делали великие режиссеры в сороковые-пятидесятые годы прошлого века. Мы снимали в день максимум  шесть-восемь кадров, и я всегда видел, как они потом будут скомпонованы в будущем фильме. В основном, мы используем только одну камеру, а не пять или восемь, как это делают в Америке. Когда снимаешь огромное количество кадров, то не совсем понимаешь, как они будут объединены в один фильм. Работая с Альмодоваром, стал понимать,  как будет развиваться сцена в дальнейшем, и это понимание помогает мне выбрать место для правильного попадания света.

– А потом получается шедевр?

– Я думаю, что у каждого фильма есть своя внутренняя жизнь. Иногда мы что-то меняем в уже написанном сценарии, и это тоже важно и ценно.

– У его фильмов есть удивительная особенность – их можно смотреть несколько раз, и каждый раз увидеть что-то новое, хотя понимаешь, что фильм это не спектакль, и  не может меняться.

– Абсолютно верно. Даже я постоянно открываю что-то новое, поскольку во время съемок настолько увлечен процессом, что не все попадает в поле моего зрения. По прошествии времени, я открывал что-то новое в фильмах, которые сам снимал.

– Известно, что советское кино пятидесятых очень повлияло на европейских режиссеров. В своем последнем фильме «Женщина и мужчины» Клод Лелуш даже снял отдельный эпизод, где он сам, только молодой. восхищается фильмом «Летят журавли».  Какие советские фильмы произвели впечатление на вас?

– Русское, или советское кино, конечно, очень повлияло на многих из нас. Некоторое время я жив Танжере (Марокко), это была свободная зона, и там я смотрел «Летят журавли». Когда переехал во франкистскую Испанию, то никаких советских фильмов там не показывали. Вообще ничего советского не было.

До переезда в Испанию, мне удалось увидеть несколько советских фильмов. Особенно меня поразил «Андрей Рублев» Тарковского, в фильме великолепный цвет. Из новых российских фильмов, мне как оператору, показался очень интересным фильм «Русский ковчег».  В этом случае есть чему поучиться. Хотелось бы побольше смотреть российских фильмов, но к сожалению, их у нас показывают не так много. Система кинопроката находится в руках американского бизнеса.  На наш рынок довольно трудно пробиться.

– О советской цензуре много рассказывали кинематографисты. Но мы ничего не знаешь о  цензуре при Франко. Чем она занималась?

– Франко любил кино, но, к сожалению, у него был плохой вкус.  Он предпочитал фильмы определенной категории, но в целом, это было кино плохого качества. Однако, даже при существующей в его время цензуре, появлялись великие фильмы. Удивительно, но это факт. Например, фильмы Карлоса Саура,   и великие фильмы Бонюэля. Это чудо случилось, как мне кажется, потому что  режиссерам из-за цензуры приходилось иначе показывать то, что они хотели, и получались очень красивые истории. Вот такой парадокс.

 Например, фильм Бонюэля  «Viridiana» получил на Канном фестивале Золотую пальмовую ветвь. В последней сцене фильма по замыслу режиссера в комнату к вдовцу заходит женщина, и за ней закрывается дверь. Цензура сказала: «Такая концовка не подходит. Нужно переделать». Бонюэль переделал: к вдовцу заходит две женщины, он с улыбкой закрывает дверь, и говорит: «Мы будем играть в карты». Это успокоило цензуру.

– Испания, как и Россия, долгое время жила при диктатуре. Однако, у нас мало что известно о режиме Франко. Как сегодня испанское общество оценивает его роль в истории страны?

– Франко был не просто диктатором, а крайнеправым диктатором. Даже сейчас  у нас есть определенный слой общества, который придерживается тех же взглядов, которых придерживался Франко. Например, партия консерваторов, пользующаяся поддержкой в ряде городов Испании, тоже можно назвать крайнеправой.

Живой пример. У нас был  парк Ла Пассионарии, так у нас называли Долорес Ибаррури, она воевала за свободу в гражданскую войну, была коммунисткой. Потом она уехала в СССР.  В  семидесятых я снимал документальный фильм о борцах за свободу в гражданской войне. Мы с режиссером приезжали в Москву, и были у Долорес Ибаррури на даче в Жуковке, она, кстати, жила недалеко от Брежнева. Так вот, парк имени Пассионарии был переименован, и назван  именем политика времен Франко.

– А у вас какое мнение о Франко?

– Для меня  его период ужасен. В 1938 году моего отца приговорили к смерти. Хотя он не погиб, но в тот год, когда я родился, он сидел в камере смертников.

– Он был коммунистом?

– Социалистом.

– В 2004 году многие ваши коллеги использовали церемонию премии  Гойя, как трибуну для протеста против решения правительства об участии Испании в американском  вторжении в Ирак. Испанских кинематографистов волнует политика?

– Испанские кинематографисты интересуются политикой, выступают против многих явлений. В то время они выступали против испанского правительства – правого правительства Народной партии, –  которое приняло решение о том, чтобы испанские военные приняли участие в войне в Ираке вместе с США.  Представители культуры были против этого, а само правительство было против деятелей культуры. 

Фактически в Испании есть две ведущие партии – Социалистическая партия, рабочая партия, которая сейчас возглавляет правительство.  И есть Народная партия, правоцентристская, консервативная. Надо признать, что половина избирателей голосует за эту партию. Многие члены этой партии выступают против испанского кино, и та пресса, которая сотрудничает с Народной партией, пишет, что испанское кино – это плохо, и никуда не годится.

– Кино в России все больше становится развлекающим. Есть ли эта проблема в Испании?

– Абсолютно также. В Испании снимается много фильмов, но, на мой взгляд, это   плохие фильмы.    Это или фантастика, или фильмы ужасов. Остались два-три человека, которые, как и Альмодовар,  которые способны делать отличающиеся от других кино.

– Александр Сокуров в интервью нашей газете признался, что чувствует свою ненужность в России. Насколько востребован в Испании Альмодовар, как авторитет в режиссуре,?

– Мне кажется, что большие художники часто появляются в то время, когда они не нужны своей стране. Последние фильмы Феллини не находили отклика в Италии. Бергман был отвергнут в своей стране. Американец Вуди Ален как-то нашел возможность делать свое дело в другом месте, сумел найти свою нишу.

– Сегодня стало модным снимать кино в стиле хоум-видео. Вам нравится этот стиль?

– Цифровая съемка сегодня более распространена. Мне кажется, что через два-три года химические лаборатории будут закрываться, и кино будет сниматься только в цифровом формате.  Это неизбежно, несмотря на то, что я очень люблю старый способ съемки.

Дело в том, что цифровая съемка само по себе очень дешевая. Поэтому режиссеры снимают, не жалея кадров, и снимают так много, что потом это приводит к проблемам. Отснятых кадров так много, что мало кто понимает, как из этого хаоса создать фильм.

– Как вы думаете, могут ли фильмы в формате 3Dили 4D, заменить настоящее кино?

– Я думаю, что эти форматы хороши для фантастики и фильмов-ужасов. Таким фильмам, которые снимает Альмодовар, они ничего не могут дать. Для  фильмов в таком формате  нужно много денег, к  сожалению, некоммерческим режиссерам трудно подстроиться под эти требования.

Не думаю, что в ближайшее время в этом формате будут сниматься, действительно, хорошие фильмы.

– Читая список ваших работ в начале двухтысячных, обратил внимание, что вы снимали по три фильма в год. Как вы успеваете?

– В 2007 году, в начале кризиса я снял даже пять фильмов. Но с 2007 по настоящее время снял только один фильм – «Кожа, в которой я живу». Кризис очень отразился на кино.

– В Испании кино – это индустрия?

– Была индустрия. Сейчас не знаю.

Дата интервью: 2011-07-10