Известный ведущий программы о кино «Тихий Дом» признался, что свой первый художественный фильм будет снимать в 75 лет. В интервью он рассказал, сколько кинофестивалей он посещает, для чего нужны они в российской провинции, существует ли «черный список» режиссеров у критиков, и за что либеральная интеллигенция не любит Никиту Михалкова..
– Валентин Гафт когда-то написал на вас эпиграмму «Хоть Шолохов – само очарованье, Всяк в Тихий Дом зашедший на очаг, Запомни твердо: не теряй вниманья! Период полового созреванья у мальчика не кончится никак». Не обиделись на нее? Не повлияла она на ваше отношение к автору?
– Эпиграмма мне понравилась. Недавно встретил Гафта на какой-то церемонии и говорю: «Пора писать новую». Он спрашивает: «Почему?». «Потому, – отвечаю,- что "половое созреванье" у меня закончилось».
– Большую известность принесла вам передача, где вы с Сергеем Курехиным выдвинули версию о том, что Ленин был грибом. Как вы думаете, можно ли найти что-то грибное в нынешней власти?
– Грибы сами по себе не должны восприниматься как нечто сугубо негативное. Дело в том, что мы-то имели конкретный случай. Лицо, о котором мы говорили в моем «Тихом Доме», действительно, употребляло их . Это доказано. В окрестностях Шушенского есть мухоморы, из которых шаманы готовили известное зелье. Шляпки этих мухоморов обладали особым концентрированным содержанием галлюциногенов. То есть они не были ядовитыми, это был чистая дурь. Об этом мне в интервью сказал научный работник – миколог, специалист по грибам. Потребление этого зелья давало возможность мутации, и по всей видимости, вожди революции, которые употребили эти грибы, мутировали, и потом то, что они совершили со страной в революцию, было следствием той мутации.
В передаче не было сказано, что грибница имеет ту же природу, что и интернет. Но этой сейчас установленный факт. Они передают сообщения, которые получают из космоса, поскольку их шляпки-антенны повернуты в его сторону. Поскольку шляпкоулавливатели могут носить космический характер, то информация, которую они считывают, может иметь космические вирусы, они могут потом распространяться, если вы ели такие грибы. Таким образом, эти грибы являются агентами воздействия.
– Как вы полагаете, есть ли такие грибы в Кремле?
– Как у них там с комбинатом питания не знаю. Может быть, что-то там и выращивают, но под строгим контролем. Такое безотчетное потребление галЛюцИНОгенов, которое было у нас с вождями мирового пролетариата, закончено. Все строго дозируется.
– Вы часто были в жюри на КВН. Не было скучно?
– Я застал замечательный период в жизни КВН. Это вторая половина девяностых и первая половина нулевых. Там сражались команды высшей лиги, они выдавали что-то искрометное и остроумное. Там есть конкурсы, которые не являются домашними заданиями, и поэтому сразу видно, какой пробы участники. В этих конкурсах надо быть не только веселым, нужно быть находчивым, и это проявляется, когда одно и то же задание делается по разному. Из этих команд вышли медийные персонажи, такие как Галустян, Хрусталев, Светлаков и многие другие.
За ними было интересно смотреть, я откровенно не скучал. Конечно, юмор был простонародный, но что поделать? Такой театр улиц всегда существовал, еще с античности. Более того, это уникальная передача, не лицензионный продукт, больше такого нигде в мире нет.
– А то, что юмор на телевидении сегодня поставлен на поток, вас не смущает?
– Может быть, поэтому я не смотрю передачи с Петросяном. КВН посматриваю, но того удовольствия, которое испытывал, сидя в кресле члена жюри, наверное уже не испытаю.
Сейчас у меня другие предпочтения. С удовольствием смотрю канал «Планета зверей». Мне нравится телевидение фона, не хочется вникать в то, что происходит в ящике. Интересно знать, что вот оторвался от компьютера и смотришь на телеэкран, а там рыбки плавают, жирафы ходят.
– А кино?
– Его я смотрю на кинофестивалях. Поскольку на них мне приходится бывать часто, то, можно сказать, что я этим только и занимаюсь. Смотрю три-четыре фильма в день две недели подряд. Получается шестьдесят фильмов за один фестиваль.
– Сколько фестивалей вы посещаете?
– Есть несколько фестивалей. Например, класса люкс. Я делаю передачи про Канны, Берлинский и Венецианский фестивали для Первого канала.
Дальше – есть фестивали класса А. они не люксовые, но пристойные, на них полезно побывать. Особенно если вы профессионально занимаетесь кинематографом. С удовольствием езжу на такие фестивали в Локарно, Сан-Себастьян, Карловы Вары, Рим, да и Москве надо уделить внимание.
Кроме этого есть фестивали отечественного кино, с ними тоже надо дружить, знать, что происходит в отечественном кино – часть моей профессии и обязанность. Это такие фестивали как «Окно в Европу» в Выборге, «Кинотавр» в Сочи. Эти фестивали я освещаю как специальный корреспондент еженедельника «Аргументы неделi».
Кроме того, есть фестивали класса Б, на которых тоже надо бывать уже в качестве отборщика фестиваля «Полярное сияние» про фильмы стран Арктики.
– И везде успеваете смотрите все фестивальные фильмы?
– Естественно, смотрю не все. Все фильмы смотрят мои коллеги – отборщики других фестивалей. Мне, как гостю, предлагается некая коллекция.
Я смотрю фильмы, которые для меня важны с точки зрения развития того художника, за которым наблюдаю. Например, если я слежу за Гасом Ван Сентом, то буду смотреть каждый его фильм, и не важно, есть у него там звезда или нет. А если там будет Мэтт Деймон, то подавно буду смотреть, потому что и за ним слежу.
ЕСТЬ режиссеры, интересные мне, как телекритику, который занимается кино в течение уже двадцати пяти лет. Особенно если они сформировались на моих глазах, то естественно, я отслеживаю их новые фильмы. Посмотрю каждый новый фильм нашей прелестницы Мадонны. Если в титрах есть Мерил Стрип, тоже не пропущу. Если же фильм анонимный, то позволяю себе роскошь не смотреть его. Пусть сперва фильм получит «Медведя» или «Пальму», вот тогда и посмотрю.
– Если фильм получил призы в Каннах или Берлине, вы обязаны его хвалить?
– Совершенно не обязан. Моя передача авторская, и фестиваль не является моим работодатЕлем. Мой работодатель – Первый канал. Я делаю передачу для 120 миллионов российских зрителей. Если фильм мне не понравится, то не буду этого скрывать.
– А если он понравится Эрнсту?
– Он не успеет мне об этом сообщить. Физически. У меня право первой брачной ночи – я смотрю фильм первым, ведь фестивали класса «люкс» показывают своим зрителям только премьеры. Да и эфир у меня живой. Передача выходит в день закрытия фестиваля. Причем смонтированный дневник фестиваля уже идет в эфире, когда я заканчиваю монтаж, потому что должен показать своим зрителям счастливые лица победителей, разумеется, первым. Поэтому как только получаю картинку церемонии закрытия на свой монтажный компьютер, отбираю главных призеров, даю комментарий, и – в эфир. С учетом двухчасовой разницы я выхожу раньше всех.
– Как же вам, наверное, позавидуют журналисты других СМИ…
– Информационщики могут дать имена победителей раньше меня, но картинку первым даю я, при этом с авторским комментарием.
– Практика заказа фильмов государством многих настораживает. Как вы думаете, могут появиться фильмы, например, на партийную тему?
– Тема не является плохой, плохим может быть фильм. К этому можно подойти в лайковых перчатках, а можно и в рукавицах, покрытых масляными пятнами.
– Вам будет интересен фильм, например, о жизни Матвиенко?
– Смотря кто его снимет. Если режиссер, за которым я слежу, мне было бы интересно посмотреть. Если выскочит какой-то левый, который просто выполняет заказуху, вряд ли будет интересно.
– Вы верите заявлениям Сокурова, что после «Фауста» он больше ничего не будет снимать в России?
– Это кокетство. Я не верю ВСЕМ словам великого художника. Я верю его фильмам. Он будет снимать.
– Мне довелось общаться с оператором фильма Альмодовара «Кожа, в которой я живу». Он утверждает, что состояние западного кино ничем не отличается от российского – те же сериалы, пиф-паф и боевики. Он также нашел похожим положение Альмодовара в Испании на положение Сокурова в России. …
– В «Коже, в которой я живу» как раз очень заметна коммерческая составляющая. В этом фильме есть четкие объединяющие приемы, которые цепляют – секс, насилие, кровь. У Сокурова эротические сцены не содержат насилия, и никто не меняет пол. Правда, Мефистофель имеет несколько необычное телосложение.
– Вас не смущает многолетний процесс съемок фильма Германом?
– Это зависит от инвестора и продюсера. Если это их устраивает, то это их дело. Я чужих денег не считаю, и насколько знаю, Герман сейчас ведет монтажно-тонировочный период. Значит, так нужно.
В мировой практике такой случай уже был. Стенли Кубрик снимал свой фильм «Широко открытые глаза» с открытым бюджетом. Продюсеры предложили ему снимать фильм столько, сколько ему захочется. Он умер, не закончив работу, за него заканчивали другие.
– Когда общаешься с режиссерами, то они ругают критиков и прессу. Актеры ругают режиссеров и прессу, но все они в один голос еще ругают продюсеров. Как вы считаете, сегодня в кино есть засилье продюсеров?
– Я бы не сказал, что засилье. Я бы сказал, что есть некоторые новшества в способе финансирования кинопространства. Создан фонд кино, и государственные деньги, которые идут в него, достаются, как правило, не режиссерам с именами, как было при Госкино, где были свои сорок человек, которые регулярно получали деньги, и еще сорок, получающие время от времени. Сейчас деньги идут российским мейджорам , но только тем, которые доказали состоятельность предыдущими картинами или расходованием бюджета, произвели продукт, и получили зрительский отклик в прокате. Их восемь или девять в стране.
Во главе студии стоит менеджер, он не режиссер, но может сочетать в себе это, но, как правило, это продюсер. Через студии идет финансирование режиссеров, как почтенных, с именами, так и молодых, вновь пришедших. Проекты отсматривают, выбирают, чтобы поручить съемки уже продакшн-компаниям.
За министерством культуры, где сохранился кинодепартамент, осталось финансирование дебютов, анимации, документального кино, и таких авторских фильмов, которые явно будут экспериментальными. В фонде кино последние рассматриваются, как факультативные, и им там расцвести будет сложнее.
Не все режиссеры хотят быть продюсерами. Например, Балабанов, который, как только захочет снимать фильм, так продюсер Сельянов находит ему такую возможность. Балабанову не надо стоять в очереди в Госкино, писать бумаги в фонды, он просто звонит своему испытанному Сергею Сельянову, и тот говорит ему: «Запускаемся». Как он проворачивает это – его дело. Такие продюсеры, как мне кажется, и должны быть в нашей киноиндустрии.
– Но можно вспомнить и пример Алексея Учителя. На его фильм «Край» РЖД выделили 16 млн. долларов.
– Учитель сочетает в себе режиссерские навыки и продюсерские наклонности. Это не значит, что так должно быть, ведь в душе у многих режиссеров происходят конфликты, когда борются администратор и автор. Администратору надо сэкономить, а автору распушить: снять исторический ландшафт, и массовку не со ста, а тысячью человек, хотя, как администратор, он понимает, что это будет дороже в тысячу раз. Я думаю, что именно такая маленькая война идет в душе Павла Лунгина, когда он выступает как продюсер и автор.
– Одно дело – ваш пример отношений Балабанова и продюсера Сельянова, и совсем другое, когда продюсер может сказать режиссеру: «Возьми вот эту актрису, она нравится такому-то человеку». Нет ли в этом опасности: деньги влияют на творчество?
– Если проект абсолютно коммерческий, то продюсер предъявляет режиссеру набор медийных лиц, которые тот должен снять. Если проект авторский, режиссер говорит продюсеру: «Я хочу снять вот такой фильм, и в нем будут вот такие артисты. Если хочешь, берись, а не хочешь, то уйду к другому». А есть продюсеры, которые не вникают в процесс, чему я сам был неоднократно свидетелем. На фестивалях показывается и некоммерческое кино, поэтому видно, что вносит режиссер, а что продюсер. Я общался со многими продюсерами, и никакого давления на авторское кино не наблюдал. В других случаях продюсер, не договорившись с режиссером, начинает снимать кино сам.
– Несколько режиссеров говорили мне, что якобы у критиков есть некий черный список, и они всегда пишут только негативные рецензии про режиссеров, попавших в него. Не откроете военной тайны: правда, что есть такие списки?
– Я не в курсе этой военной тайны. Меня в это никто не посвящал.
– Как в таком случае объяснить ситуацию с Михалковым. После «Цитадели» критики разве что только живьем его не съели…
– Либеральная интеллигенция не любит ни его взгляды, ни барские повадки. У либеральной интеллигенции совсем другие ценности. У Никиты Сергеевича все просто: вот крестьянин, вот молочница прошла, чтобы подоить корову, и молоко должно быть парное, а не из «Пятерочки». Я думаю, что между Михалковым и богом-отцом нет никаких посредников, у него идет непосредственное общение с богом-отцом. Либеральная интеллигенция как раз всего этого не любит.
– Она хочет, чтобы он с ней общался?
– Я не знаю, чего она хочет. По всей видимости, чтобы путь демократии, который Запад прошел за пятьсот лет, мы прошли за двадцать. Наверное, это и есть мечта нашей либеральной интеллигенции, но насколько она осуществима я не знаю.
А Никите Сергеевичу это не интересно. Дескать, это что же такое, чтобы большинство правило? Если бы большинство правило, то разве был бы Петербург? Петр Первый стал бы советоваться с большинством: строить или не строить Петербург? Никита Сергеевич человек другого формата, ему бы с Петром Первым поговорить.
– Если посмотреть его фильмы, то можно заметить, что во всех красной нитью проходит любовь к России. Он не допускает никакой чернухи в отношении к ней. Может, это раздражает?
– Может, и это. Я не исследовал.
– Основатель «Кинотавра» Марк Рудинштейн недавно опубликовал часть своих мемуаров.
– Что-то я читал.
– Не удивило признание Рудинштейна, что для организации фестиваля он использовал деньги бандитов?
– Что касается бандитских денег, то ему всегда Госкино давало деньги на фестиваль. Может, не в том объеме, в котором было нужно, и поэтому он искал спонсоров. Если у них было криминальное прошлое, то Марк Григорьевич тоже не младенец в розовой шапочке. Может, у него и были какие-то обязательства перед этими спонсорами, нас в это не посвящали, и это то, что происходило за кадром на фестивале. Меня интересовало то, что показывали на экране, что подавали в ресторане, какие гости приехали, с кем можно поговорить. То, что там были сомнительные личности, так это он с ними играл на бильярде. У них были свои терки, а у нас – свои.
Но я бы при жизни поставил памятник Рудинштейну, потому что ему удалось собрать всех кинематографистов воедино, когда все разваливалось. Он приглашал на фестиваль актрис, которые безвестно старились, и которых уже никто не снимал в кино. Он вывозил их самолетами в Сочи, где они давали интервью, автографы. На фестивале показывали интересное кино. Его смотрели все в абсолютно бандитском тогда городе Сочи, и при этом бандиты на время фестиваля достигали соглашения: никаких разборок.
– Прямо как в «Маугли».
– Да, все удавы расползались по своим норам. Рудинштейн откровенно написал об этом, но повторяю, я был поглощен другими мероприятиями.
– У нас есть еще ряд кинофестивалей, они проходят в провинции. Как вы думаете, от них есть польза, или они просто тешат самолюбие местным властям?
– Я думал, что они тешат самолюбие местной элите. Она оказывается в центре культурного события: приезжают известные люди, показывают фильмы, там же телевидение, журналисты. Жизнь начинает бить ключом.
– Приглашение на них звезд за деньги – нормальная практика?
– Звезды все зарабатывают таким образом. Какой стимул был у Депардье лететь на фестиваль во Владивосток? Только исходящий реквизит. Но жители Владивостока видели, как Депардье ходит по их городу, выступает на закрытии, и радовались.
– Вы ведь и сами продюсер?
– Вы сейчас сидите в офисе моей продюсерской фирмы. Она производит документальное кино. На художественное пока не замахиваемся.
– Почему?
– Им я буду заниматься, когда мне будет 75 лет. Я подражаю своему любимому режиссеру из Португалии, которого зовут Маннуэль де Оливейра. Он начал снимать свой первый фильм, когда ему было 75.
Он делает по фильму в год, иногда раз в два года. Последний раз я общался с ним в Каннах, делал с ним интервью два года тому назад. Ему было уже 103 года. Его фильм был в конкурсной программе фестиваля, он шел по красной дорожке без палочки….
– В интернете вам приписывают дружбу с Гасом Ван Сентом и Дзефирелли. Это так и есть?
– Это присущая интернету отсебятина. Я сказал, что являюсь поклонником Ван Сента. Если мы с ним встречаемся, условно говоря, на фестивале в Карловых Варах, то выпиваем по кружке пива. Но это не значит, что я ему звоню каждый вечер, и спрашиваю: «Гас, как ты поживаешь?».
– Критик может дружить с режиссерами?
– Может, это парадокс, но некоторые критики замечательно дружат с режиссерами. Я как раз меньше дружу с ними. Исключение делаю для Балабанова, с которым у нас дружеские отношения.
Если вы с человеком из одного круга встречаетесь в разных местах земного шара, и рады приветствовать друг друга, то уже не важно, кто критик или КТО режиссер. У вас одно и то же общество, одни и те вечеринки, вы ходите на те же просмотры, бываете на премьерах, где есть время пообщаться, а после их отметить. Люди видят знакомое лицо в разных точках земли, и тянутся к нему, ведут себя доброжелательно. С новичком этого не происходит, это все наживное. Со временем, по мере вашей деловой и творческой активности происходит капитализация связей.
– Общение с именитыми режиссерами не льстит вам?
– У меня нет таких слабостей, ведь именитого режиссера надо окружать исключительным вниманием, а я не всегда хочу быть как на работе.
Но я повторю, если встречаю Гаса Ван Сента в Мангейме, и он знает из всех собравшихся двух человек, в том числе и меня, то внутри большого круга мы образуем более узкий круг, и относимся друг к другу более внимательно.
– И при этом вы остаетесь объективным? Если он снимет плохой фильм, вы скажите, что он плохой?
– Тут я придерживаюсь правды. Если он снимет не очень удачный фильм, то я буду вынужден рассказать об этом своему зрителю. Гас Ван Сент будет не в курсе. Ему по барабану.
– Ваш первый сюжет на телевидении был о молодом и никому неизвестном тогда актере театра имени Ленсовета Викторе Бычкове. Почему вы выбрали именно его?
– Он как-то понравился мне, или что-то зацепило в его игре. Рогожкин его тогда еще не снимал, он с моей подачи его увидел.
– Этот сюжет и стал началом вашей телекарьеры?
– Он вышел в программе «Монитор». К ее руководству меня привела редактор, с которой мы познакомились на семинаре в доме отдыха архитекторов, куда привезли творческую молодежь. Тогда я был аспирантом научно-исследовательского отдела театрального института. Там были и редакторы ведущих газет и Пятого канала, которые занимались культурой. Мы пообщались, и она предложила мне попробовать свои силы: сделать свой сюжет. Я придумал его про Бычкова.
Сюжет понравился худсовету, мне предложили работать на телевидении, стали заказывать новые сюжеты, потом взяли в штат, дали свою программу. Сначала я делал «Триста метров надежды», потом «Пятое колесо». Свои выпуски «Колеса» я посвящал больше праздничному искусству нежели политике, и соответственно, мой выпуск был больше связан с киноискусством.
В 1990 гожу я сделал первый в СССР часовой репортаж с Каннского фестиваля для 5-го канала. Тогда канал вещал до Урала. Когда появилась новая страна Россия, то ей потребовался свой канал, его назвали «Россия», и на нем сперва ничего не было, кроме программы «Вести». Нас бросили подымать этот канал практически с нуля. Там и стал выходить «Тихий дом» – час до «Вестей», час после. И так до 1998 года.
– Ленинградское телевидение было более интеллигентным. Что же потом с ним случилось?
– Понимаете, когда образовался телеканал «Культура», к которому я имел некоторое отношение, показывать на нем было нечего, кроме трех фильмов. Было решено показывать там продукцию питерского телевидения, имеющую отношение к культуре. Питерское телевидение тогда за пределы города не выходило, «Культура» вещала на 5-м канале.
Был целый период, когда питерское телевидение было отрезано от страны, и единственный способ попасть в федеральное пространство был такой: надо было получить на микрофонной папке мою подпись, как заместителя председателя. Мы брали продукцию не только» 5 канала», вообще всех телекомпаний, и делали большой «кусок» из культурных программ. Некоторые программы до сих пор так и засели на канале.
В результате появления нового канала «Культура», все каналы сочли себя вправе дистанцироваться от культурной проблематики: «У нас есть свой канал-резервация, где три процента рейтинга… Ой, что ты принес? Культуру? Не, не надо..». Поэтому продюсеры телеканалов перешли на все, что дает рейтинг – на попсу, криминальные сериалы, фешн-тв, какие-то политические передачи, новости.
Единственный канал, который устоял на поле брани – Первый. Он до сих пор держится, и показывает иногда культурные программы, в частности, мою, «Закрытий показ», где обсуждают авторских режиссеров с помощью не самых ласковых выражений, но это должно бодрить.
На Первом канале идет освоение зрителя, который еще не совсем потерял интерес к культуре. Более того, мне кажется, что сейчас зритель имеет еще больший запрос к культурным событиям. Все больше усиливается средний класс, который в отличии от нижне-среднего, не думает, как заработать деньги. У него есть больше пространства, и он более оригинален в своих потребностях. Ему уже интересно книжку почитать, в театр сходить, фильм посмотреть. Число таких зрителей растет. Поэтому я уверен, что их будет больше.
Мои фестивальные передачи год от года увеличивают рейтинг, можно посмотреть, как он вырос за двадцать лет. Растет и интерес среднего класса к культурным событиям. Где они еще увидят рассказ о фестивале класса «Люкс» через двадцать минут после церемонии закрытия?
– Значит, вас не смущают вкусы среднего класса?
– Можно посмотреть репертуар кинотеатров. Если раньше это был кошмар, и кроме голливудских фильмов средней руки смотреть вообще нечего было. КАК у нас показывали большую премьеру? Прокатчику вместе с премьерой давали сорок фильмов в нагрузку: «Ты покажи их хоть в полупустом зале, но только покажи. Тогда мы дадим тебе «Аватар». Кстати, этот фильм собрал огромное количество зрителей, и помог перевести кинотеатры СТРАНЫ на цифру. То, что сейчас в них появилась цифровая аппаратура, за это надо сказать «спасибо» «Аватару».
Если сегодня взглянуть на афишу кинотеатров, то – о, боги мои! – что я вижу? Фестивальные фильмы. Те самые, которые видел на фестивалях. Ничего подобного раньше не было. Значит, народ пошел. Кто бы мог подумать лет пять назад, что на «Железную леди» с Мерил Стрип будет продан хоть один билет?
– Может, просто имя сыграло роль?
– Может быть, но там нет насилия, секса, фильм абсолютно лишен коммерческих составляющих, и не сходил с экраном несколько недель, как какой-то голливудский боевик.
– Вы сказали, что занимаетесь кино уже 25 лет. Нет ли пресыщения? Вас, наверное, уже трудно чем-то удивить?
– Ничего я не пресытился. Я люблю не только большие формы, но и легкий минимализм в кино. Люблю увидеть какой-нибудь яркий дебют. Это меня нисколько не пресыщает. Напротив, во время фестивалей у меня возникает легкое кислородное голодание.
Дата интервью: 2012-04-24
