Российский режиссёр, сценарист, актёр, продюссер, телеведущий, художественный руководитель студии «ЮГ». Член совета по государственной культурной политике при Совете Федерации РФ, академик кинематографических искусств, академик рекламы РАРА (АКАР). С 1988 работает в рекламном бизнесе. За время работы снял около 600-х рекламных роликов, получивших свыше 70 призов на российских и международных фестивалях. В 1966 году дебютировал в игровом кино фильмом «Мужские откровения». Как режиссер снял фильмы «Му-му», «Коллекционер», «Казус Кукоцкого», «Чужие».
– Юрий, почему вы решили снять именно «Казус Кукоцкого», ведь даже сама Улицкая назвала свой роман «очень элитным»?
– Сложность романа в переложении на экран была в том, что в нём происходит очень много событий, действие романа развивается на протяжении почти семидесяти лет. Сейчас кино становится всё примитивнее и примитивнее, его уже по мультикам снимают. Исходя из этого, Улицкой казалось сложным сделать сценарий для фильма, но я предложил ей свою версию, и она согласилась. В итоге мы писали сценарий вместе.
Лично для меня в этом романе главными были история большой любви и проблемы генофонда и абортов. Проблемы, которые есть в «Казусе Кукоцкого», были интересны мне самому, мне хочется, чтобы мы задумались над вопросом: кто мы?
– Эти проблемы вам лично показались интересными, или вы специально решили сегодня заострить внимание общества на них?
– Когда люди говорят от имени народа, то это очень опасно, в этом есть что-то лживое. Я считаю, что человек, прежде всего, должен говорить от своего имени. Если я делаю рекламу, то делаю её для людей. Если «Коллекционера» я делал как арт-кино, как сложное кино, то этим «Кукоцким» я иду навстречу зрителю. Этот фильм про нас, про то, что случилось с Россией после 1917 года.
– Что-то похожее на «Московскую сагу»?
– Если вы про параллели, то на тему «история семьи» есть много произведений. «Казус Кукоцкого» – это прежде всего разговор о проблеме генофонда.
– Будете ужасать?
– Нет, не буду. Мне хотелось показать ужасную коммунистическую машину, которая перемалывает личность. В фильме один герой говорит другому: «Как ты думаешь, кто выживает в современном мире – умный, талантливый, самобытный? Нет. Выживает серый и льстивый приспособленец». Эти приспособленцы – порождение ленинской и сталинской политики. Если честно, то мне не нравится, что сейчас происходит некая идеализация Сталина.
– Это мало кому нравится. Но его идеализируют как государственника. При нём в мире всё-таки уважали нашу страну.
– Для меня он дьявол во плоти. Немногие нации уничтожали себя, но он же уничтожил миллионы людей, миллионы людей закопал! Особенно таких, как герой моего фильма.
Кукоцкий – это человек, который своей профессией служил России, а ему предлагали выбирать: за красных он или за белых? А он был за женщин, за их здоровье. Он занимался проблемой деторождения.
Сталин запретил аборты. Вот через эту проблему – проблему криминальных абортов – мы показываем, сколько погибло женщин. В то время в стране это было гигантской проблемой – после войны гибли женщины. Мужчины пришли с войны, и начались криминальные аборты, гибли женщины, гибли нерождённые дети. Я считаю, что это одно из вредительств товарища Сталина.
– Почему же именно эта тема показалась вам интересной?
– Потому что это и есть проблема генофонда. С 1917 года в России планомерно отстреливались или насильно из неё высылались лучшие люди. Из России уехал офицерский состав, потом выслали два парохода с философами, далее гражданская война, репрессии, и появились «дети страха». Представляете, сколько лет вымывался генофонд нации! Появившийся впоследствии советский народ – это не русский народ, это нечто другое, совершенно новый народ.
Я как-то переделал фразу «выживает сильнейший» на «выживает серейший». Это очень плохо, потому что выживать должны яркие и самобытные люди, а не удобные. Когда в обществе есть яркие личности – это здоровое общество. Хрущёв назвал на известной выставке художников «пидарасами», потому что не понимал их. А если человек что-то не понимает, значит то, что он не понимает, объявляется злом.
– Почему у вас такое негативное отношение к советскому народу?
– Я считаю, что всё-таки должен быть русский народ с его богатейшей культурой.
– Как же тогда американцы?
– Это же всё приезжие люди с сомнительной репутацией. Для меня показателем того, что сделали американцы, является их кухня. За всю свою историю они придумали только «кока-колу», даже гамбургер не их изобретение. «Кока-кола» – это максимум, что они придумали в культуре еды и питья. При этом есть богатейшие русская, французская, японские кухни.
– Я имел в виду, что американцы очень похожи по ментальности на советских людей.
– Это когда они стали похожи? Только в 70-е годы. И что тут хорошего? Я считаю, что Россия – это страна с богатейшей культурой, которую надо оберегать. Я где-то прочитал, что в культурном слое земли всего семь сантиметров. Если его не оберегать, то его просто смоет, а для того чтобы появился новый культурный слой, необходимо 50 лет. Поэтому нужно бережно относиться к культуре, к своим генам, к своему прошлому. При этом в обществе должны быть яркие современные личности. Не надо постоянно апеллировать к Чехову и XIX веку. Пока мы не полюбим себя, нас никто не полюбит.
– В вашем фильме участвует и нигде не снимающийся в последние годы Алексей Баталов…
– Он сыграл роль рассказчика. Актёрский состав просто потрясающий – Чулпан Хаматова, Армен Джигарханян, Дробышева, Раиса Рязанова.
– Как вам удалось уговорить Баталова?
– Он не снимался уже 15 лет. В своё время мы работали с ним над проектом «Ожившие картины» и «Ожившие стихи». Когда я рассказал ему о «Кукоцком», ему стала интересна тема, и он согласился.
Он сам как экспонат для музея. Общение с ним на озвучивании фильма можно сравнить как два года ВГИКа.
– Вы выросли в одной стране и, наверное, не догадывались, что жить придётся в совсем другой.
– Мне с самого начала были несимпатичны пионерские организации. Но в нашей стране есть уникальная возможность – мигрировать, не переезжая в другую страну. Это уникальный аттракцион такой получается – страна-панк. Мы мигрируем из строя в строй, не уезжая из страны.
Это данность, но это и трагедия. Мне кажется, что наша великая и могучая партия должна раскаяться. Должен состояться некий а-ля Нюрнбергский процесс над партией, которая уничтожила миллионы людей, изменив генофонд нации, порождая «детей страха». Это должно произойти. Кто-то должен покаяться. Даже католическая церковь нашла в себе мужество покаяться в своих злодеяниях. Мы же до сих пор не признали, что коммунистическая философия не просто утопическая, она была варварской и дьявольским порождением. Благодаря ей было уничтожено целое общество.
– Вопрос как к человеку, имеющему отношение к рекламе. Вас сегодня от рекламы не тошнит?
– Тошнит. Я могу объяснить, почему произошла некая деградация рекламы. В 1995-2000 годах и я, и другие, кто занимался рекламой, получали призы на разных конкурсах. В рекламе даже появился некий «русский стиль». Сегодня рекламой занимаются люди, прочитавшие две книжки про американские рекламные технологии. Креатив, творчество в рекламе исчезли. При этом Россия очень творческая страна, потому что только в России в средней школе изучают Достоевского, это немаловажный факт. Россия ближе к Богу, значит ближе к Творцу. У нас очень гибкий ум, поэтому мы умеем читать между строк.
Почему я взял для экранизации роман Улицкой? В кино меня всегда интересовало многоточие. Литература в этом выше кинематографа, она даёт читателю больше возможностей додумывать то, что не написано. Я всё время пытаюсь найти в кино язык, похожий на литературный, чтобы зритель был соучастником, чтобы он переживал. Все самые прекрасные российские картины отличались этим. Сейчас зрителю всё очень конкретно объясняется.
Вспомните «Летят журавли», это гениальное кино – там миллион многоточий! Кстати, у Баталова именно с этого фильма началась жизнь в кинематографе. И у меня тоже – когда я посмотрел этот фильм в детстве, то понял, что должен заниматься кино. Я очень долго искал плакат «Летят журавли» 1956 года. Нашёл. Теперь у меня он есть с автографом Баталова.
– Какие ещё причины падения качества рекламы вы можете назвать?
– Во всём мире реклама пытается зайти к потребителю с тыла, оттуда он её не ожидает. Если вы посмотрите, например, английскую или французскую рекламу, то у вас появится некая иллюзия, что вами играют, заигрывают, пытаются войти с вами в контакт. Российская реклама, как я уже сказал, утратила креативность и провела прямую линию между потребителем и прилавком. Я всё время считал, что познакомить человека, который хочет продать товар, с человеком, который хочет его купить, – это великое дело. Их надо элегантно сводить.
Сейчас реклама примитивная, наверное, поэтому наши рекламщики уже не получают призов на фестивалях рекламы, да и работ настоящих нет. Я зеваю на фестивалях и уже отказываюсь от участия в жюри. Кажется, есть некая деградация. Западная реклама становится ближе к потребителю. Из неё уходят силиконовые девушки, накачанные мужчины. Многие западные рекламодатели работают с имиджем, потому что его формирование – это работа на перспективу, и это важнее, чем продать товар прямо сейчас.
– Вы уже упомянули про свой проект «ожившие картины». Скажите, вы все свои любимые картины оживили?
– Мы «оживили» 18 картин и могли бы продолжить проект. Но у нас всё как-то странно: стоит поменяться на канале руководству, тут же надо канал переоформлять. Я считаю, что наша идея «оживления картин» была очень творческой и с хорошей потенцией. Она носила и образовательный характер – люди, приходившие в Третьяковку, задерживались около тех картин, которые мы «оживляли». Я считаю, что телевидение должно носить не только развлекательный характер, но и познавательный.
Для того проекта я сам отбирал картины. Всю работу мы делали без компьютера, на нём нельзя достичь нужной пластики и достоверности, шили костюмы. Начать мы хотели с известных каждому со школы картин, потом перейти к сложным. Например, «Боярыня Морозова» известна всем, а «Письмо с фронта» знают немногие.
В «Казусе Кукоцкого» я тоже пытался достичь атмосферы советского периода, ощущения совка, чтобы серп и молот давили в окна. Посредством киноизображения это сделать очень сложно. Мы очень долго репетировали с актёрами, с реквизитом, по цвету грима. Поверьте, этот фильм нечто другое, чем то, что вы видели по телевидению до этого. Он для меня как сдача крови. Надеюсь, что он хоть кому-то принесёт пользу.
– Вы так уверенно об этом говорите! Неужели нет никакого червячка сомнения: «А может, я что-то забыл?»
– Это было до съёмок. Все подобные сомнения и муки бывают до начала работы. Но как только вы начинаете работать над проектом, приделывать к нему ноги, создавать ему сердце, всё это уходит.
Я очень доволен тем, что мы сделали. Мне хочется, чтобы люди, посмотрев фильм, поняли, что семья – это первично, что в ней зарождается государственная идея. Кстати, если общество задумывается над тем, что такое государственная идея, то в этом обществе есть проблемы. Главная государственная проблема – это жизнь одного человека, её ценность. Как-то раз я услышал в новостях по телевидению странную фразу «Жертв немного. Погибли три человека», а потом ведущий добавил: «Оставайтесь с нами». Нет, я не хочу оставаться с ними.
– Такое ощущение, что вы занимаетесь всем подряд как бы ради галочки. Поставил фильм – галочка, поставил оперу – галочка, занимался рекламой – снова галочка, поставил спектакль о наркомании – опять галочка.
– Я делаю то, что мне близко. Например, меня волнует, почему умалчивают о проблемах наркомании. По Москве развешаны плакаты «Будь независимым. Скажи наркотикам «Нет!» Кому это адресовано? Это безадресная реклама. Но она существует. Кто берёт на себя грех умалчивания? Я высказал свою позицию, поставив спектакль про Курта Кобейна, человека, который на наркотиках построил часть своего творчества и умер из-за них же. Вот он яркий пример того, что наркотики – зло.
Фильм «Казус Кукоцкого» – проблемы абортов и генофондов – тоже моя позиция. Сейчас я пишу сценарий комедии. Наше общество очень напряжено, и хочется, чтобы была какая-нибудь отдушина. Я не для галочки это делаю, а потому что в данный момент мне это близко. Также мне было интересно поставить оперу «Царская невеста». Поставить её меня просил ещё Евгений Колобов. Меня вообще часто приглашают что-то поставить, но я соглашаюсь только в том случае, если мне близки идеи. Я всё делаю искренне, это моя жизнь, и я себя считаю свободным человеком.
– Обычно к сорока годам многие добившиеся чего-то в жизни начинают почивать на лаврах. У вас не появилось желание работать не напрягаясь?
– У меня нет такого. Меня сильно бодрит, когда меня ругают в прессе. Но меня возбуждает и то, что билеты на мои спектакли раскупаются все и спектакли идут с аншлагом. Мне уставать не от чего.
Можно устать, когда вас все любят, когда вы весь такой великий. Но, поверьте, в России надо жить долго. У нас только к 60 годам начинают любить и почитать, а до этого тебя имеют как хотят. Для меня было шоком, когда я узнал от Баталова, какие проблемы были у фильма «Летят журавли».
– И кризис среднего возраста вам тоже незнаком?
– Если вы имеете в виду какие-то разочарования, то я видел разных людей. Но даже при всех разочарованиях я всё равно продолжаю их любить. Меня это вдохновляет. Внутренне всегда происходит какая-то переоценка. Я стараюсь относиться к тому, что делаю, немного иронично. Наверное, что-то и происходит, но я сам себе судья.
Если «Коллекционер» я снимал как арт-кино, оно было холодное, сюррное, то снимая «Казус Кукоцкого», я шёл навстречу зрителю. В кино я всегда люблю послевкусие – то, что остаётся во мне после того, как закончились титры.
– Как у режиссёра, у вас есть основная идея в творчестве?
– Я всё время снимаю кино о женщинах. Я смогу снять и блокбастер, но он всё равно будет о них. Я считаю, что наша планета Земля – это планета женщин, их гораздо больше. Ещё мне кажется, что они очень удачно навязали нам мысль, что мужчины главные.
Женщина – это космос, она бесконечна. Мужчина никогда не может быть космосом, он конечен. Посмотрите на проходящую мимо беременную женщину. Вы только представьте себе, что внутри неё живёт другой человек, он развивается, питается, в организме женщины идёт гигантская перестройка.
– А что вы представляете, когда видите проходящую мимо девушку с баллоном?
– Это ужас. Я не могу это видеть. В Европе вы нигде не увидите такого, да и у нас никогда раньше этого не было. Недавно запретили рекламу пива. Наверное, в этом есть какая-то часть решения проблемы, но одними запретительными методами ничего не добьешься. Мне кажется, что важнее поднимать культуру пития, и тогда пить будут меньше.
– Очень много писали о вашей работе с Большим театром. Как вы прокомментируете этот скандал?
– С удовольствием это сделаю. Как только меня пригласили разработать фирменный стиль Большого театра, я заявил, что моя задача – сделать его несовременным, чтобы он не был похож на то, что сделан в 2004 году. Мы работали как археологи, пересмотрели много рисунков. Мы попытались скомбинировать то, что было до нас, и выбрали стиль ампир. В нём мы нашли безымянную виньеточку, она не принадлежит имени известного художника, таких, как она, – миллион. Мы её обработали, ввели в неё логотип и год создания театра, именно этого в ней и не было. Мы сделали это так, как и хотели, чтобы не было ощущения, что она сделана в наше время.
Именно это было преимуществом и всегда презентовалось. Люди, которые устроили этот скандал, немного не понимают, что я делаю. Для Большого театра ничего не надо создавать, он уже сам по себе бренд. Надо было всего-то чуть окультурить стиль. В нашем стиле есть масса и других вещей – мы ввели круг, год создания театра, само изображение театра. Это очень серьёзная тема.
– Но авторы тех скандальных публикаций намекали на сумму вашего гонорара.
– Есть такое понятие, как «русская душа». Ей свойственна зависть. Что же поделаешь, если кого-то зависть душит. Я не понимаю, в чём тут проблема.
Вы можете себе представить – мы три с половиной месяца потратили на поиски всего этого. Это же гигантское количество времени и труда. Нарисовать галочку и написать «Банк такой-то» ума много не надо. А вот разрыть архивы, найти именно то, что нужно, скомбинировать гораздо сложнее. Фирменный стиль Большого театра не только в его логотипе, это ещё и стилизация шрифтов на афишах, растяжки. Я горжусь этой работой, это суперработа.
– Наверное, есть и то, чем не гордитесь?
– Такого нет. Если я берусь за проект, то всегда довожу его до конца. Для меня важно сделать дело честно, неважно, что это – реклама, кино или спектакль.
– Правда, что когда вы пришли в «Премьер СВ», то ничего не знали о рекламе?
– А кто что знал о ней в 1989 году? Это сейчас появились специалисты по рекламе, а реклама стала хуже, потому что появились специалисты по ней.
– Если бы у вас было специальное образование, то оно помогало бы вам?
– Конечно. Образование – очень важный момент. У меня нет классического образования, я не закончил ВГИК. Но при этом я прослушал гигантское количество мастер-классов по миру, постоянно занимаюсь самообразованием.
– Вы снимали клипы для Пугачёвой, Леонтьева, Алсу, работали с такими крупными заказчиками, как РАО «ЕЭС»…
– И совсем маленькой компанией из Татарстана, производящей майонез. Понимаете, бюджет – это не всегда гонорар.
– Не хотелось бы сделать клип для какого-нибудь молодого певца совершенно бесплатно?
– Бесплатно – это как? Вложить свои деньги в производство клипа или поработать без гонорара? Без гонорара я очень много работал. Например, рекламу против курения и наркомании я принципиально делал бесплатно.
– У вас, наверное, безумно плотный график жизни? Как отдыхаете от такой жизни?
– С семьей. Как правило, уезжаем из Москвы. Я очень люблю горные лыжи, скоростной спуск. Это очень страшно. А что делать?
– У меня сложилось впечатление, что вы – очень уверенный в себе человек, которому не свойственны сомнения.
– Я считаю, что не надо других грузить своими проблемами. Почему я должен перекладывать на других свои сомнения? Я не хочу нарушать чужую свободу своими проблемами.
– Тем не менее, сами говорите, что своими фильмами высказываете свою позицию.
– Это совсем другое. Я не в церкви и не хочу показывать всем, что у меня на душе. Мои внутренние проблемы – это очень интимное дело.
– Ваше имя стало брендом. Интересно, сколько в том, что производит ваша компания, вашего личного труда и сколько – сотрудников компании?
– Я являюсь гарантом качества продукции. Что касается работы, то мы сделали более чем 500 роликов. Как ни странно, 98 процентов сценариев к ним – мои.
– Уже семь лет существует ваша школа рекламы. Можете назвать кого-нибудь из её выпускников, которые стали такими же известными, как вы?
– Я знаю, что многие работают в рекламе, есть даже такие, кто работает вторыми режиссёрами у очень известных режиссёров. Чтобы они стали известными, нужно время. Миллионы людей закончили ВГИК, но это не значит, что они после его окончания стали известными режиссёрами, операторами, актёрами. Это вопрос времени и человеческого фактора.
Талант всё-таки от Бога. Учебное заведение учит ремеслу. Наши выпускники снимают рекламу, сериалы, а ведь вчера они были домохозяйками.
– Вы сказали, что русский народ ближе к Богу. Почему он ближе, чем другие?
– Он творческий и созидательный народ. Это народ-творец. Он сотворил Сурикова, Чехова, Достоевского, Эйзенштейна. Он и сейчас творит. Не надо думать о нём, смотря «Фабрику звёзд». Очень много интересного есть и в театре, и в кино, и в среде художников.
– Зачем же тогда этот народ кормят «Фабриками»?
– Мне кажется, что это некое тупиковое состояние. Люди просто гонятся за рейтингами. Но, я считаю, что рейтинг – это не показатель интереса страны. Я знаю тысячи людей, которые не смотрят телевизор. Мне непонятны эти рейтинги. Мне кажется, что ими кто-то берёт на себя грех.
Дата интервью: 2005-04-12
