Композитор. В 1970 году окончил теоретико-композиторский факультет Московской консерватории по классу композиции; ученик Т.Н.Хренникова. Широкую известность ему принесли мюзиклы "Тили-тили-тесто..","Емелино счастье", "Три мушкетера","Дети капитана Гранта" и музыка к кинофильмамм, среди которых – "Автомобиль, скрипка и собака клякса",";Карнавал","Ах, водевиль, водевиль,"Мэри Поппинс, до свидания!". Огромной зрительской любовью до сих пор пользуется музыкальная картина "Д`Артаньян и три мушкетера".
– Максим Исаакович, в прошлом году состоялась премьера вашего с отцом музыкального спектакля «Весёлые ребята». Насколько успешным оказался этот проект?
– По-моему, он не совсем доведён до ума, и поэтому судить о его успешности пока невозможно, хотя поначалу публика очень хорошо восприняла спектакль. Недостаточность рекламы из-за отсутствия денег тоже играет свою отрицательную роль. Вот когда он будет доведён до того состояния, когда все, кто его делал, будут довольны, тогда можно будет говорить об удаче проекта или его неудаче. Играется он очень редко, и это в данной ситуации хорошо.
– Как профессионал, что скажете по поводу того, что все мюзиклы, которые в последние годы шли и идут в России, привозные? Неужели у российского мюзикла нет никакого будущего?
– Я совершенно убежден, что советский мюзикл развивался совершенно в верном направлении. В современной России было поставлено несколько хороших мюзиклов, но они остались в тени от шумных музыкальных проектов, привезенных из-за границы, а также благодаря большой конкуренции между театрами и недостаточной пропаганде. Из-за границы к нам привезены абсолютно провальные проекты – провальные как с коммерческой точки зрения, так и с художественной. Например, несколько лет назад шёл не замеченный ни публикой, ни прессой мюзикл «Дракула». Потом совершенно перестали писать об «Иствикских ведьмах». Думаю, что такая же участь ждет и «Кошек», несмотря на то, что спектакль сделан по кальке главного спектакля. У нас прижились и выжили только два французских мюзикла – «Нотр-Дам» и «Ромео и Джульетта».
– Ещё в театре имени Моссовета несколько лет идёт «Иисус Христос – суперстар».
– И очень удачно идёт. Не знаю, каким образом он был поставлен, ведь владельцы всегда требуют полной кальки, но у нас он идёт по-своему, он несколько адаптирован к России. Кстати, я считаю, что адаптировать спектакли – это самый верный путь. В своё время американцы делали это с европейской опереттой – переделывали их на свой лад, и таким образом ряд классических оперетт стали классикой Бродвея и тем, что мы называем Бродвейским мюзиклом.
Не так давно я был на Бродвее, посмотрел несколько современных мюзиклов и могу сказать, что они отличаются от тех многомиллионных в плане бюджета и шикарных представлений, которые идут у нас. Современный мюзикл может быть с одним стулом на сцене и одним столом.
– И это пользуется спросом?
– Стопроцентным. Музыкальные комедии на Бродвее идут в огромных количествах, они просто заполонили его, а их актёры чем-то напоминают стиль выдающихся актёров 30-х годов.
В общем, привезёнными мюзиклами нас пытались отучить от того, что у нас было. А у нас были самые разнообразные театральные мюзиклы – и «Автоград» Гладкова, и «Хоакин Мурьетта», и «Юнона и Авось» Рыбникова, и мои «Три мушкетёра». Кстати, мой мюзикл «Мэри Поппинс» до сих пор идёт в Петербурге.
Мы ещё лукаво разделяем мюзиклы и музыкальные спектакли, а на Бродвее мюзиклом называют всё, где есть большое количество музыки, песен, танцевальных номеров. Зачем так сужать понятия? Может, в этом есть какой-то умысел – если в спектакль вложили пять миллионов, то очень легко что-то приобрести в своё пользование? Может, в этом цель? Кстати, «Весёлые ребята» из разряда музыкальных комедий.
– Очень заметно, что на различных конкурсах молодых исполнителей поются в основном песни прошлых лет. Как вы думаете, это ностальгия или тупик – нового петь нечего?
– Во-первых, старые песни поют не только у нас, но и во всём мире. Даже в благословенной в плане шоу-бизнеса Америке поют старые песни. Если песня выживает через двадцать-сорок лет, то значит, что она по-настоящему хороша. С высоты времени отобрать песню, которая нравится людям, легче. Этот процесс нормальный, но почему он стал заметен именно сейчас? Раньше исполнителям было запрещено переделывать, переаранжировывать песни. Петь песни разрешалось только в том виде, в каком их сделали авторы, и это был не их каприз, такое было время. Я же всегда приветствовал, чтобы мои песни адаптировали к новому поколению, это и есть настоящая жизнь песни, иначе прерывается преемственность. Думаю, что благодаря современной аранжировке старые песни зазвучали по-новому. Многие современные исполнители делают старые песни под себя, но другое дело, что есть варианты плохого качества. Философски говоря, каждому поколению свойственно вздыхать: «Вот раньше песни были! Сейчас таких нет…» Побрюзжать мы все мастера, но есть же объективные вещи, и тенденция новых аранжировок старых песен объективна.
Сегодня, например, песня перестала быть ярко-мелодичной. Она больше преследует цели импульса энергетики и движения. Если раньше песня влияла на эмоциональную сферу, то сегодня эта эмоция будится ногами, я говорю о дискотечной музыке. Мелодия в этом случае не совсем и нужна, нужен ритм. Лирика провалилась по одной простой причине – её сегодня стали писать сами исполнители, участники групп и аранжировщики. Про музыку я даже не знаю, что и сказать, а слова настолько слабее музыки, что даже говорить не о чём.
– А как «Ландыши» ругали в советские годы!
– Это теперь классика. Это «проПушкин» какой-то… Лирика стала провальной из-за совершенно стёртых слов, хотя очень многим такая «лирика» кажется современной. В некоторых случаях сегодняшние лирики говорят напрямую о тех вещах, которые раньше поэты несколько вуалировали. Но, тем не менее, это нисколько не снимает ответственности за мастерство написания стихов и музыки.
– Может быть, поэтому некоторые ваши коллеги сейчас говорят о необходимости возврата худсоветов?
– Я положительно отношусь к этому, и всегда считал, что худсовет необходим. Во-первых, это собрание профессиональных людей, которые могут судить, и для них важен принцип: профессионально что-то сделано или нет. Музыкально это или это уровень самодеятельности? Они не должны запрещать ту или иную идеологию, как это было при советском режиме, они должны судить только исключительно о профессионализме.
– А у вас были проблемы с худсоветами?
– Были. Меня просили что-то поправить, но замечания были незначительные. Это говорило ещё о том, что у меня был вкус и свой внутренний редактор. Он должен быть у каждого. Если его нет, значит, человек или крайне непрофессионален, или авантюрист. Судя по тому, что происходит, таких большинство.
– Раньше песня строить и жить помогала, а сейчас в чём она помогает?
– Сегодня тот жанр исчез. Я по этому поводу нисколько не страдаю, потому что считаю, что каждое время выдвигает свой жанр. Нынешнее время выдвинуло ноги, конечно, было бы хорошо, если бы был какой-то противовес этим ногам. Советское время выдвинуло жанр массовой песни как песни сплачивающей.
– Но ведь не только патриотические марши сплачивали, но и Утёсов.
– Да, в противовес были лирические песни, но основополагающей была песня массовая. Сейчас тоже часто вспоминают «Широка страна моя родная» или «Марш энтузиастов», замечательные песни Соловьева-Седого и Блантера. Они стали хитами, но все как-то забыли обо всех их огрехах. Сегодня этого жанра нет и быть не может.
Сегодня общество стало индивидуализированным и большую роль играет субъективизм. Большевизм ушёл, и новые демократические тенденции признают мнения меньшинства. Наверное, поэтому ушёл сплачивающий момент песен. Песни сегодня рассчитаны на разные ниши так, как это существует, например, в американском шоу-бизнесе. Они теперь рассчитаны на определённые возрастные ниши, а вот на социальные, к сожалению, нет. Есть старые песни, которые любит старое поколение и которые иногда в хорошем исполнении преподносят современные артисты. Есть молодёжная песня, она для совсем юных. Для юных, потому что все молодёжные девичьи группы типа «стрелок-белок», «блестящих», «виагры» и т.д. нравятся совсем юным, они и поют их песни. Это и рассчитано на них – и по музыкальному примитивизму, и по содержанию этих песен, там же абсолютно детское мышление. Основной зритель нашей попсы – это дети от 10 до 16 лет.
– Дети детьми, но если посмотреть на выступления некоторых девичьих групп, то складывается впечатление, что им впору выступать у шеста в ночном клубе, а их выступления показывают по главным каналам телевидения.
– Проще говоря – для чего понадобилась эротика? Примитивизм материала и исполнения должен чем-то компенсироваться. Вот они и компенсируют тем, что хотят сексуально привлечь публику, в основном мужскую часть, особенно юношескую. Я с удовольствием посмотрю на формы этих девочек, но ничего другого не смогу воспринять. Шестнадцатилетний юнец вместе с этим впитывает всё остальное.
Надо что-то этому противопоставлять, а это очень трудно. Проблема тут не только в том, что у хороших исполнителей нет денег на рекламу. Ещё потому, что этот стиль, о котором мы говорили, – воинствующий, кричащий, попадающий в самые низменные уголки человеческой души и разлагающий внешне и внутренне. Это давление на самые примитивные струны. И этому надо противостоять.
Кстати говоря, на проклятом Западе, который у нас воспринимают как знамя, всё по-другому. Вот там работают худсоветы и редсоветы. Там никогда не выпустят в эфир такой безвкусицы, не говоря уж о показе голой или полуголой груди исполнительницы. По радио есть иногда и мусор, радиостанций много, но, тем не менее, там очень большие преграды для него.
Я прожил в Америке девять лет, знаю многих продюсеров лично и совершенно убежден, что они никогда не допустили бы такого, что допускают у нас многие. Мы до сих пор смотрим на Запад и на Америку как на мир чистогана, а там это время уже закончилось. Там люди имеют совесть. Может быть, в каких-то низких слоях общества и могут пойти против совести, но те, от кого зависит что-то в мире или в обществе, не будут продавать свою совесть.
То, что происходит у нас, очень далеко идущий процесс. Та же коррупция. Она существует не только на государственном уровне, но и на телевизионном – на уровне программных директоров, простых редакторов, маленьких телекомпаний. Везде и все берут деньги с продюсеров и их исполнителей. Поэтому совесть отсутствует начисто! Поэтому мы и слышим весь этот музыкальный хлам и называем его шоу-бизнесом.
Дата интервью: 2005-11-22
