Известного татарского писателя в последние годы можно назвать персоной нон-грата в Татарии. Его книги перестали издаваться, когда он подверг критике шаймиевский режим. О том, почему в Татарии мало самостоятельных писателей, своем участии в обороне Белого дома в октябре 1993 года и как он попал в политику он рассказал в интервью.
– Ринат Сафиевич, в дневнике у Блока есть запись: «Искусство и политика – несовместимы». Великий поэт записал это незадолго до смерти, а уж кому-кому, но ему понимание этой истины далось нелегко. Вы известный писатель, но что же вас заставило заняться политикой?
– Это очень интересный вопрос. Я и сам считаю, что от политики душа поэта черствеет. Политика губит художника. Но не только поэт, любой человек от политики черствеет. В политике столько грязи, непорядочности, предательств, фальши, полное отсутствие искренности в отношениях. А если человек пишущий начинает терять искренность и начинает фальшивить, приспосабливаться, то он как писатель исчезает.
– А вам удалось этого избежать?
– И я не избежал этого.
– Вы тоже стали фальшивым, грязным и неискренним?
– Я не считаю, что избежал этого полностью. Это может почувствовать тот читатель, который читал все мои книги. С тех пор как я был втянут в политику – именно втянут, а не по собственной воле пошел в нее, – я растерял много чистых, даже наивно-чистых чувств. Это надо честно признать.
– Сожалеете об этом?
– Я не говорю, что сожалею. В наше время любой художник рано или поздно черствеет, потому что жизнь сегодня такая, она не для лириков и не для порядочных людей.
– Но ведь и раньше жизнь была не сахар.
– Может быть, это с возрастом связано? Может, потому, что мужчина после 35 лет начинает взрослеть и начинает видеть мир другими глазами?
– А сколько лет было Аделю Кутую, когда он написал «Неотосланные письма»? И вспомните, в какое время они были написаны. А сколько романтики!
– Лучшие поэтические произведения пишутся всегда в молодости. Или в зрелой молодости, до сорока лет. Это мои наблюдения. Есть, конечно, исключения.
– Вы сказали, что вас втянули в политику.
– Время было такое – время перестройки. Ее идеи меня тронули, и в первую пору я очень верил горбачевским задумкам. И как-то так получилось, что текущая политика меня втянула в себя.
Но выдвигаться кандидатом в депутаты Верховного Совета России я не сам думал.
Тогда в ЦК секретарем работал Гумер Исмагилович Усманов (бывший первый секретарь Татарского обкома КПСС. – А.М.), кстати, очень честный человек. Он ценил меня как писателя. Вот он-то и подсказал мне: «Ринат, давай выдвигайся, нужны такие люди, как ты».
В первый же день, когда я приехал в Москву уже избранным депутатом, меня пригласили на прием к Горбачеву. Вы представляете, что это значило в то время – писателя из Татарстана принимает генсек! Мне сказали: «Вы очень известный писатель, мы знаем ваше творчество», хотя никто ничего, конечно, не знал. Думаю, что эта встреча тоже была по инициативе Гумера Исмагиловича.
– И о чем же вы говорили с Горбачевым?
– Больше говорил Горбачев, а я слушал, кивал. Я был как заколдованный, загипнотизированный. Чай пили. Он говорил: «Вот вы правильно говорите», хотя я вообще ничего не говорил, а больше поддакивал. Вот такая была беседа. (Смеется.)
А через день я должен был выступать перед Политбюро как будущий первый заместитель председателя Верховного Совета. Я должен бы критиковать Ельцина. Мне сунули бумажку с текстом, но я его, слава богу, не прочитал, что-то говорил сам. Я выступал несколько минут, а Горбачев меня три раза перебивал и минут по десять что-то говорил еще от себя.
Тогда я еще серьезно ничего не понимал, и не верилось, что в России могут быть большие перемены. Но именно тот Верховный Совет, депутатом которого я стал в 90-м, ликвидировал Советский Союз.
– У вас есть жалость по этому поводу?
– Нельзя было ликвидировать такую страну. Европа объединяется, а мы… Нужно было что-то видоизменить. Все это было спровоцировано командой Горбачева.
– Политики не любят, когда им говоришь, что политика – грязное дело.
– Я думаю, что это можно сказать не только про Россию, но и про другие страны тоже. Если человек будет говорить только то, что он думает, то он не сможет состоять в какой-нибудь партии. Это ведь только творческие люди могут жить обособленно. Только они могут поступать так, как велит им их сердце, как они считают правильным.
– У вас так получается?
– В творчестве пытаюсь быть таким.
– А в жизни?
– В жизни?.. Тяжело плыть против течения, оно уносит с собой.
– Вы часто поднимали руку «за», когда сердце говорило «нет»?
– Бывало. В Верховном Совете меня считали консерватором. Хотя душой я всегда был демократ. Ведь те, кто называл себя тогда демократами, стремились только к разрушению. Во всех своих выступлениях во время избирательной кампании я критиковал ту систему, которая была в стране. Но, критикуя, я даже не предполагал, что ее придется разрушать. Я думал, что она должна совершенствоваться.
– Но неужели в сентябре 93-го в Белом доме вы не понимали, что Руцкой не Альенде да и Хасбулатов тоже не ангел?
– Среди друзей Руцкого меня не было. А вот Хасбулатова за его самостоятельные рассуждения уважал. Я до сих пор уверен, что порядочные депутаты не должны были тогда уходить из Белого дома. Их избрал народ, и они должны были доработать до конца, потому что их никто не отзывал. В любом парламенте депутаты должны поступать именно так. Возможно, там были и лжепатриоты, но большинство среди нас были порядочные, честные, наивно-порядочные, наивно-честные депутаты.
– А каково было выходить с поднятыми руками?
– Нас еще примерно час до того, как вывели из здания на первом этаже, положили на мраморный пол, заставили раздвинуть ноги, руки, а если кто не хотел этого делать – того били куда хотели и как хотели. А потом отвели в подвал гостиницы «Мир», что напротив Белого дома, и продержали там несколько часов.
Потом были допросы. Даже в Казани меня допрашивали – меня вызвал Нафиев. А вернулся я, можно сказать, нелегально – у меня даже паспорта не было, у нас же у всех отобрали все документы. В Казань привез на самолете без билета Василий Николаевич Лихачев.
– Но ведь вас могло и не быть в Белом доме?
– Я и не собирался ехать защищать Белый дом. Но ночью мне позвонил тогдашний премьер Мухаммат Сабиров и сказал: «Надо ехать». Я спросил у него: «Это ваше мнение?» – «Нет, – ответил он, – это решение согласовано с руководством республики». В Москву на одном самолете мы летели с Рамилем Хабреевым, Валерием Васильевым, Евгением Богачевым…
– Но они, кажется, не были защитниками?
– Нет, они потом все ушли из Белого дома. От Татарстана остались человек пять-шесть.
– Так, значит, это вас руководство республики послало туда?
– Меня лично попросили и послали.
– А потом «кинули», как сегодня говорят.
– Не то что кинули, а персоной нон грата сделали! После допроса Нафиев мне порекомендовал: «Вам надо исчезнуть из Казани на две-три недельки». И я уехал в Мамадышский район, к родителям. А через пять дней меня вызвали в Москву, нужно было сдать табельное оружие. У всех членов президиума было табельное оружие. Нам его выдали в первый же год, при любой угрозе мы имели право стрелять нападавшему в живот. Как я потом узнал, большинство моих коллег написали заявление, что их оружие хранилось в сейфе и было потеряно. Но я посоветовался с другом и сдал оружие.
– А вот говорят, что все ваши статьи и книги про клан Шаймиева и не очень хорошее положение в республике появились из-за обиды, дескать, вас не оставили начальником Союза писателей.
– Это все придумали… По уставу союза председатель не имеет избираться более двух раз. Я руководил союзом десять лет. После первого срока уже просился в отставку. Но Минтимер Шарипович лично попросил меня, чтобы я баллотировался еще на один срок.
– Вам не кажется странным, что президент, который, в сущности, далек от написания книг, просит вас, писателя, руководить Союзом писателей еще один срок?
– Нет, не кажется. Союз писателей Татарстана всегда был подсобным инструментом власти. Поддержка писателей имела большую силу при формировании общественного мнения.
Так вот, когда заканчивался мой второй срок председательствования в союзе, я стал задумываться: что же мне делать дальше? Нужно было подыскивать какую-то новую работу. И тут меня приглашает Шаймиев и говорит: «Пойдешь еще на один срок». Я сказал ему, что это невозможно, что это запрещено уставом. «Ничего, – сказал Шаймиев, – пойдешь. Мы поддержим».
В то время я был депутатом Госсовета и хорошо запомнил одну сцену. Это было в одной из комнат под трибуной Госсовета, где обычно руководители пили чай. В комнате были Мансур Хасанович Хасанов, Зиля Валеева, Мухаметшин. И при всех Минтимер Шарипович сказал Ренату Харису: «Если вы не изберете Мухамадиева, то вы сами станете председателем Союза писателей».
Это потом мне стало известно, что уже тогда было несколько групп в союзе, их лидеры собирались почти ежедневно у вице-премьера Ильгиза Хайруллина и обсуждали, как меня травить. В курсе этого были и в администрации президента. Поэтому я имею моральное право сказать Минтимеру Шариповичу в лицо, что он поступил со мной подло: он уговаривал меня баллотироваться еще на один срок для того, чтобы я провалился.
Это сейчас те, кому это выгодно, все раздули и преподносят так, что я обиделся. Те десять лет, когда я руководил Союзом писателей… это очень тяжелая работа. Вот я уже четыре года работаю в Москве и признаюсь, что это мои самые счастливые годы. Потому что нет интриг, нет ежедневной нервотрепки. Я полностью свободный человек.
Тут даже если и есть группировки среди писателей, то это очень порядочные группировки. Это совсем не то, что в Казани. Например, у меня был заместитель, мой хороший друг, я его в свое время спас от многих бед. Вот его-то тот самый Ильгиз Хайруллин уговаривал: «Мухамадиев не хочет уходить с поста председателя. Его нужно убрать. Ты достоин этого поста». На съезде он подошел ко мне и говорит: «Ринат Сафиевич, я буду вынужден выступать против вас. Иначе меня не изберут председателем».
– Получается, что подлости хватает не только в политике, но даже среди литераторов.
– После этого я ни об одном писателе не писал плохо. Хотя меня травили в газетах.
– А те, кто травил вас, назывались писателями.
– Им надо было, чтобы я ушел провалившийся, обанкротившийся. А народ признавал меня самым читаемым писателем. Сам Минтимер Шарипович вручал мне всякие знаки, почетные грамоты, Государственную премию Татарстана.
– Но как же так получается, что вас съели ваши же собратья по перу?
– Знаете, в Казани среди писателей, да и не только среди них, очень мало самостоятельных людей, крайне мало. Раньше они были. А теперь они зависят от кормушки. Очень много нищих, а представляете, насколько нищий творческий человек зависим от власти!
– Вопрос как к бывшему начальнику республиканских писателей и человеку, имевшему отношению к изданию книг. Скажите, почему сегодня в республике издается так много книг на татарском языке, но когда их видишь в книжном магазине, то такое ощущение, что они никому не нужны.
– Тут я не буду спорить. Я сам четыре года работал директором «Таткнигоиздата». Тогда мы издавали татарские книги для детей тиражом по 150 тысяч, и эти книги исчезали в течение двух недель-месяца. Тогда вся республика, весь народ читал. Теперь интерес к книгам остывает. Сейчас нет таких тиражей в России.
Причин тут несколько. Во-первых, издается не все самое хорошее. Вот меня в Татарстане уже четыре года не издают. Даже ту мою книгу, за которую я получил Государственную премию, я не могу издать в Татарстане. В татарских газетах, журналах на мое имя наложено табу. Это контролируют Экзам Губайдуллин и Зиля Валеева.
– Ну понятно, что господин Губайдуллин по должности обязан все контролировать. Но Зиле Валеевой вы чем насолили?
– В Татарстане все исходит от одного человека – от «гаранта конституции и демократии».
– Но как же так получается, что теперь, когда везде рынок, в том числе и в книгопечатании, выходят книги посредственных писателей?
– То, что посредственных писателей много, я с вами согласен. Но вот насчет рынка в Татарстане могу сказать только то, что его там нет. Все издается за счет государства. Когда же издатель не отвечает за реализацию продукции, то ему все равно, как продаются его книги. Естественно, что выходит шваль.
При этом я считаю, что уровень татарской литературы очень высокий. У нас есть хорошие поэты и писатели, но их печатают, смотря на их лояльность к власти. Но большой минус в том, что в литературе сегодня почти нет молодых. Литература перестала быть престижной областью человеческой деятельности. Это, кстати, характерно для всей России. В советское время было много недостатков, но советская литература была на высочайшем уровне, для отбора талантов были созданы все условия.
– Интеллигенция в России всегда была оппозицией власти. А если посмотреть на татарстанскую интеллигенцию, которая чуть ли не хором поддерживает все, что делается властью, создается впечатление, что нет ни одного порядочного человека.
– Нет, порядочные есть. Они просто молчат. Они вынуждены все держать в себе. Потому что если они станут говорить то, что думают на самом деле, то они тут же станут персонами нон грата. В этом плане я считаю себя счастливым человеком, потому что свободен от влияния властей Татарстана.
– Жуткие вещи говорите, Ринат Сафиевич.
– Почему жуткие?
– Ну что же это получается – те, которые хвалят местную власть, лизоблюдничают, подхалимничают перед ней, а самом деле думают совсем другое о ней? Или все-таки не думают?
– Я думаю, что они так не думают. Если завтра власть сменится, например, на противоположную, то они тут же будут искать дорогу к новой власти. Тут же, на другой день!
– Писателей принято называть «совестью народа». Что же это тогда за совесть такая получается?
– Значит, совесть тоже переменчивая… Но я бы не сказал, что абсолютно все такие. Но и порядочных достаточно, например, есть Нурихан Фатах, Равиль Файзуллин, Вахит Имамов, Талгат Галиуллин. Они остаются самими собой. Они просто молчат и честно пишут «в стол».
Вообще, никакая власть на сто процентов никогда не будет удовлетворять настоящего большого писателя. Писатели всегда были чужды любой власти. И только поэтому становились большими писателями. Посмотрите на историю – Толстой, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский…
– Я слышал, что ваш последний роман «Пуп земли» в некоем роде пародия на нынешний режим в республике. Или даже – памфлет.
– Меня никакой режим на земле не мучает так, как режим в родном Татарстане. Если бы я даже не хотел упоминать о нем, то все равно, что бы ни писал бы, мои мысли всегда с Татарстаном. Так что если читатели увидели что-то похожее, то они не ошибаются.
– И вот теперь вы, человек, который десять лет возглавлял Союз
писателей республики, лауреат Государственной премии, Шолоховский премии, других международных премий, признанный в Москве, – в Казани персона нон грата.
– Даже когда я был председателем Союза писателей, никогда в угоду не писал. Вот в свое время у меня вышел роман «Львы и канарейки», многими он был воспринят как роман против существующей системы, как выявление недостатков руководителей республики.
– А вот перед последними выборами президента появилась ваша статья «Семья и крыша». Было такое впечатление, что она была заказной.
– Я бы так не сказал. Я ни копейки не получил за эту статью. Зато потом три года ездил в Казань судиться из-за нее.
– Чем кончился суд?
– Тем, что я пока на свободе. На каждый факт, изложенный мною в той статье, есть доказательства. Садыков и Шашурин мою статью использовали без моего разрешения, я никогда с ними не работал. Я хотел, чтобы ее напечатали «Известия», но с меня запросили десять тысяч долларов. А откуда у меня такие деньги? «Советская Россия» напечатала ее бесплатно.
– Говорят, что народ достоин того правительства, которое он имеет.
– Я думаю, что Татарстан заслужил ту власть, которую он имеет. Но также я думаю, что в ближайшее время он имеет право претендовать на лучшее. Ведь чего скрывать – недовольство есть, и оно довольно сильное. Но в то же время создается такое впечатление, что у нас «всё лучше, чем в соседней Российской Федерации», как писали в свое время газеты на татарском языке.
Дата интервью: 2003-03-09
