Российский оппозиционный политик, генерал-полковник, активный участник вооружённых столкновений в Москве в начале октября 1993 года.
Участвовал в выборах президента РСФСР 1991, выдвинут консервативно-инициативным крылом в КПСС.
Смещён с поста командующего округом по причине поддержки ГКЧП. В 1989 году стал народным депутатом СССР. В 1991—1993 годах член ЦК РКРП. C 1993 член КПРФ.
4 октября 1993 арестован за участие в антиправительственных волнениях. В 1994 освобождён по амнистии.
С 1995 депутат Госдумы. В 1996-1998 годах активно сотрудничал с известным адвокатом и правозащитником Леонидом Ольшанским при разработке и принятии более либерального по отношению к водителям дорожного законодательства.
– Альберт Михайлович, судя по вашей деятельности, которую наблюдаешь по телевизору или по газетам, создается впечатление, что вы гражданин и патриот своей родины. И всего лишь. Совершенно неизвестно ничего о вас как о человеке. Давайте поговорим просто о жизни. Для начала – вам снится детство?
– Когда я «отдыхал» в Лефортовской тюрьме, то первый месяц мне снилось только ранее детство. Потом стали сниться времена, когда я учился в суворовском училище, потом – когда был лейтенантом.
– И что вам больше всего вспоминается из детства?
– Я родился в обычной семье. Моя мать была всю жизнь медсестрой. Отец финскую кампанию начинал младшим командиром сверхсрочником, а Отечественную закончил старшим лейтенантом.
Детство мое прошло в послевоенные годы и хорошо помню голод 45-46 годов. Воспитание мы все получали на улице, кстати, не в худшем, то есть не нынешним понимании этого. Родители всегда были заняты, работали в двух местах.
– То, что вы стали военным, это влияние отца?
– Нет. У нас был председатель уличкома – уличного комитета, – большая для тех времен фигура. Он выписывал различные справки, продовольственные карточки. Наш уличком был старый, серьезный и ученый человек и жил в огромном старинном покосившемся доме. До сих пор помню, как для того, чтобы пройти по комнатам нужно было наклоняться. У него была огромная библиотека. Его дочь была старой девой, но в ней, когда она видела меня, просыпалось что-то материнское. Вот она-то и научила меня читать. Осмысленно читать книги. Я не помню кем был по профессии этот уличком, но хорошо помню, что эта женщина приучила меня системно заниматься книгами.
У них в библиотеке – огромной как по тем, так и по нынешнем временам – было очень много книг о море. Как я мечтал поступить в Нахимовское училище под влиянием этих книг! Написал заявление и получил ответ от начальника Лениградского нахимовского училища, в котором мне сообщалось, что в нашей области есть суворовское училище. Я благодарен судьбе, что поступил именно в суворовское училище, где получил неплохое образование. Благодарен и тому уличкому, который научил меня добрым отношениям, и его дочери, научившей меня читать.
– Если честно, то мне показалось странным, что вы военный человек, признаетесь в любви к книгам. В обществе немного иное представление о тех, кто служит в армии.
– А это зависит от того, как ваш брат журналист показывает нас. На самом деле все не так. Армия – это институт государственной жизни, где дураком быть нельзя. Нельзя быть дураком и командовать людьми. Происходит естественный отбор – дураки не выживают. Иногда, правда, они попадают на отдельные должности, особенно при нынешней системе за счет подхалимажа и подношений всяких.
Но в мое время отбор был очень сильным. Дураков в армии было не так уж много. Наше военное ремесло требует больших знаний.
– Я думаю, что не каждый офицер советской армии имел дома хорошую библиотеку, а если даже и имел, то не читал книги, купленные его женой. Иначе бы…
– Я служил в Германской Демократической Республике, в Чехословакии, Польше и хорошо знаю эти страны. Наши люди были глубокообразованными и более начитанными. Если у немца, к примеру, была одна художественная книга, то остальные книги были специализированные – по строительству, электричеству или машинам. А мы были духовно богаче. Это не свойство загадочной русской души, а система образования. При советской власти у нас были самые высокие тиражи и самые дешевые цены на книги.
– …И какой дефицит этих дешевых книг!
– Дефицит был книг развлекательных, если даже хотите порнографических, легкого чтива. Посмотрите сколько сегодня мусора среди книг! Сколько тысяч гектаров леса вырубается, чтобы производить такие книги! На учебники бумаги не хватает, а вот этот мусор печатается.
– Никак не уйдешь все-таки от политики. Я хочу понять, Альберт Михайлович, почему люди вашего поколения так цепляются за советское прошлое?
– Мы не видим сегодняшнего настоящего. Молодой человек, родившийся в годы перестройки и после, ничего не получил кроме пепси, секса и жевательной резинки.
Я же вам только что рассказывал, что я сын медсестры, что я помню 46-й год. Тогда мы все жили впроголодь, но в школе нам давали кусок хлеба, посыпанный сахаром или политый подсолнечным маслом. Это был сорок шестой год! Какую войну мы только что пережили! Мы, дети, боялись уколов, а нас выстраивали в очередь и делали прививки от полиомиелита, от дифтерита.
В пятьдесят третьем была война в Корее и была вероятность бактериологической войны, так как американцы применяли бактериологическое оружие там. И всех нас, курсантов, так искололи различными уколами из-за этого, что мы потом месяц не могли сидеть. Такая вот была забота о человеке, забота о его жизни. Каждый март было снижение цен. Нам хотелось мяч гонять, а нас заставляли учиться. И слава Богу, что заставляли. Я окончил суворовское училище, потом Ташкентское высшее общевойсковое училище с отличием. Академию имени Фрунзе окончил так же, как и Академию Генерального штаба с золотой медалью. Мои знания помогали мне служить и работать. А что касается духовности, то нас каждое воскресенье в училище водили в кино.
– Я понимаю, что можно по-разному относиться к сегодняшней свободе слова, но то, что сегодня стало известно о временах Ленина, Сталина или Брежнева мало у кого вызовет симпатию к этим временам.
– Я могу поспорить по любой произнесенной вами фамилии, не защищая их. Я не сказал, что мне нравится все в прежних временах. В то время мы смеялись над системой выборов, когда нам давали одного кандидата и мы знали, что он серенький. Сегодня же, на удивление, при нынешней системе выборов приходят не то что серые, а много негодяев, от которых разит душевной пустотой, убогостью и жадностью. Да, раньше были серые личности, но была система отбора кадров. Первый секретарь обкома в чем-то сродни сегодняшнему губернатору. Но чтобы стать первым секретарем нужно было пройти всю лестницу. Я сам занимался системой кадров, когда был командующим округа. На одну должность выбирали из пяти-шести человек, а когда выбирали, еще посылали его на курсы усовершенствования. Прежнюю государственную систему нельзя было разрушать, ее нужно было просто модернизировать, улучшить.
Произошло умышленное уничтожение всего, что было у нас. Я еще раз подчеркну – умышленное. Горбачев – это предатель. Об этом я стал догадываться, когда столкнулся с его распоряжениями, будучи командующим округа.
– Что он предал?
– Все. Начиная с идеологии кончая Родиной.
– Вы сказали, что он это сделал умышленно. Значит, это было кому то выгодно. Кому – Америке, Израилю, Германии?
– Во-первых, это было выгодно ему самому. Если бы он был человеком со стержнем, то они его не купили бы. Во-вторых, это было выгодно тем, кого вы назвали, ведь Россия на протяжении тысячелетней истории всегда была врагом для Запада. Я больше вас знаю и могу перечислить все войны.
То, что начинал Горбачев, продолжает делать Ельцин. Особенно по отношению к армии. Первоначально я выступал против Горбачева не за сокращении армии, а его отношения к ней. Тогда в обществе насаждались взгляды, что в армии одни дармоеды. Посмотрите, нет сегодня армии и все почему-то с сожалением вспоминают о тех дармоедах: «Вот сейчас бы нам такую мощь!» Тогда над нами не летали натовские самолеты, нас тогда не шантажировали.
Мне было уже достаточно лет, чтобы разобраться в политике. Когда я стал народным депутатом СССР, то получил возможность присутствовать на государственных мероприятиях. Вот тогда-то я и понял, какой гнидой был Горбачев. Я стал выступать на съездах, по тем временам это было похоже на самоубийство. Мне многие говорили: «Что ты делаешь! Ты же идешь на эшафот, тебя снимут с должности». Для такого человека, как я, носящего погоны с двенадцати лет, это означало лишиться не только куска хлеба, но прежде всего любимой работы. Но я сознательно пошел на это. Слава Богу, мне очень помогла семья. У меня прекрасная жена и она, зная мой характер, сказала: «Что же, не можешь молчать – выступай!» И когда в девяносто первом году за поддержку ГКЧП меня уволили из армии, она привела меня в сарай: «Вот тебе титановая лопата, коса, столярные инструменты, занимайся».
– В вашем кабинете висит портрет Сталина. Вы можете объяснить молодому поколению, что хорошего в нем, чем он может их привлечь?
– Если молодежь образована, то она должна быть патриотичной. Но образованный человек может быть и подлецом. Но если человек по-настоящему образован, то он должен быть патриотом. Возможно я не буду для ваших читателей авторитетом, но все-таки премьер-министр Англии Черчилль сказал: «Сталин взял Россию с сохой, а сдал ее с атомной промышленностью».
– Черчиллю легко было об этом говорить, у него родственники не были в ГУЛАГе.
– Сталин был монархом. Он правил с двадцатых до пятьдесят третьего года. В те времена настоящей демократии не было нигде в мире. Вот вы уважаете Рузвельта? Его называют демократом номер один. А это демократ номер один после нападения японцев на Перл-Харбар в сорок первом переселил всех американских японцев с Тихоокеанского побережья на Атлантическое.
Причем, не только японцев, а всех, у кого разрез глаз не был европейским. И переселил их не просто во Флориду, а в настоящие концлагеря. Вы об этом знаете?
– Да. Об этом писали в каком-то журнале.
– Ну, об этом редко пишут. Сталин переселил триста тысяч чеченцев, калмыков и крымских татар. Всего триста тысяч. А Рузвельт – миллионы!…
У нас не было свободы брехать на народную власть, не было свободы воровать и безобразничать. У нас такой свободы при Сталине не было. К чему привела сегодняшняя свобода?
Вернусь к детству. Я жил в Воронеже, на самой окраине. Я помню, как в сорок шестом году к нам на улицу приехал «воронок» и забрал безобразно разжиревшего, хрюкающего директора хлебного магазина, который воровал хлеб. И уркаганы, между которыми мы, мальчишки, бегали, говорили тогда «Слушай, Орла-то забрали. Если уж его забрали, то и нам пора завязывать». Кстати, после войны была страшная преступность – оружия много привезли, из тюрем много повыпускали. Что творилось, вы даже не можете себе представить. Часов в девять вечера бабка нас загоняла домой, тушила коптилку, загоняла нас под кровать и говорила: «Если придут бандиты, то вы меня не выдавайте, иначе они и вас…» На улице постоянно были слышны выстрелы и крики «Караул!» Через год бабка едва смогла нас загонять домой к двенадцати часам. За год навели порядок. Как? Очень просто. По улицам ходил патруль – милиционер и солдат с автоматом. Если они видели как кто-то ограбил человека, то поймав его, тут же расстреливали. Без всякого приговора. Через год в Советском Союзе не стало бандитизма.
Советский Союз разгромил фашизм, выдержал наступление всей Европы. Все время немцы или французы наступали на восток. Теперь нас взяли изнутри. Не танками. Разрушили то, что у нас в левой груди – душа, патриотизм.
– Раз так быстро разрушилось, значит легко было рушить. Или – нечего было рушить.
– Нет, молодой человек, это было сделано по иезуитски. Это готовилось много лет, начиная с выступления Даллеса, бывшего шефа ЦРУ. На это разрушение были затрачены сотни миллиардов долларов. Потом появились такие, как Горбачев, Яковлев, Шеварднадзе. Они все агенты влияния. Они еще не все раскрыты.
– Альберт Михайлович, вы все-таки так и не сказали – что же хорошего-то было в Сталине?
– Он был государственным человеком. Сегодня без Сталина, при демократе Ельцине в лагерях Мордовии сидит людей больше, чем в тридцать седьмом году.
Я проезжаю эти места, останавливаюсь ночевать у военных. Иногда мы позволяем себе попить пива. Я люблю и умею слушать людей. Они работают в закрытых ИТК. Таких вещей наслушался. Только вот журналисты об этом почему-то не пишут. Средства массового оболванивания хорошо работают. Анекдоты при Сталине мы также рассказывали.
– За них же сажали, за анекдоты.
– Да кого вы слушаете! Кто хотел, тот и рассказывал их.
– И про Сталина тоже?
– Нет, про него не рассказывали, его уважали. Если кто-то рассказывал такие анекдоты, то был врагом народа.
Когда его хоронили, народ плакал. Я сам стоял в строю и видел как плакали наши преподаватели. Это что, оболванивание было? Вот сейчас, допустим, если умрет Ельцин или Березовского кокнут, кто-нибудь будет плакать? Еще расхохочутся.
Сталин был царем, императором и его, императора, на удивление любили. В атаку шли: «За Родину! За Сталина!», а потом добавляли какие-то русские слова, чтоб веселей было.
– А страна была нищей. Вы сами рассказывали, что в вашей двенадцатиметровой комнате жило пять человек.
– А через год мы построили себе другую комнату. В сорок пятом году Воронеж был разрушен на сто процентов. Но страна работала, чтобы отмахнуться от Запада.
Другой вопрос, когда страна достигла ядерного паритета, а возраст наших руководителей не дал им додуматься, чтобы остановиться и часть оборонных средств направить на социальные нужды. Кстати, это предлагал в свое время Косыгин. Этого, к сожалению, не произошло.
Ошибка каждого Генштаба в том, что он готовится к прошедшей войне. Сталин был механиком, занимался танками, домнами. Брежнев таким не был. Он не понял, что пора переходить на электронику. Страна гибла, потому что руководящая сила – КПСС – исповедовала принцип демократического централизма. То есть один дурак или вождь сказал, а все повторяют.
Все-таки возрастной ценз должен быть у политиков. Мне вот уже шестьдесят два года, и я чувствую, что это влияет. Но с годами я становлюсь мудрее, я получил хорошую закваску. Но я сам вовремя уйду, чтобы люди надо мной не смеялись. Я ращу хорошую смену себе, у меня уже пять внуков. Старший внук подходит с учебником истории, в котором написано: «91-й год, 93-й год. Генерал Макашов пытался провести государственный…» и спрашивает: «Дед, это наша фамилия?» Я отвечаю: «Да». А он мне говорит: «Дед, я горжусь тобой». Я чуть не заплакал. Не все променяли свою Родину на пепси, презервативы и жевательную резинку. Это очень обидно людям, создавшим великое государство под названием Советский Союз. Обидно, когда его захватили чужие люди. Они ничего нам не принесли. Ничего.
Одна бежавшая на запад от большевиков княгиня говорила спустя годы: «Им можно простить все за то, что они научили Россию грамоте».
– Вы сказали, что сами выберете время для того, чтобы уйти из политики. А как вы относитесь к тому, что большинство газет и политиков просто смеются над вами.
– Потому что это их время. Но я хожу по Москве без охраны. Спускаюсь в метро, люди меня узнают. Кто-то подходит и говорит, что голосовал за меня в 91-м на президентских выборах. Тогда за меня проголосовало три миллиона человек. Другой подходит, говорит, что был со мной в 93-м в Белом доме. Приезжаю на бензоколонку, встаю в очередь, а мне говорят: «Товарищ генерал, пожалуйста, просим без очереди».
– По НТВ показывали ваше выступление на каком-то митинге. Оно было явно антиеврейским. Это были эмоции или вы на самом деле так думаете?
– А почему я не имею права говорить или думать? У нас свобода. Почитайте Уголовный кодекс или Закон о печати. Говорить можно что угодно. А вот действия… Я еще не стреляю.
– Это у вас на всех евреев распространяется?
– Я разве сказал слово «евреи»?
– Вы сказали «жиды».
– Посмотрите словарь Даля. Ну что вы журналисты все такие необразованные? По Далю «жид» означает «плохой человек». Для меня и Горбачев, и Ельцин – жиды. А если еврей защищает плохих, то он становится на их точку зрения.
– Кобзон тоже?
– Разве он не тот самый жид, который, как Гобсек, как Плюшкин. Вам это, наверное, понятно?
Да слово было сказано. Вот у меня стоит телефон, номер которого мы меняем каждый месяц, потому что постоянно сыплются угрозы. Но мы записываем все это. Я накрываю его своим пальто, потому что все прослушивается: (Обращается к накрытому телефону) «Товарищ майор, мы говорим про нехороших женщин…»
Да, слово было сказано. После угроз. Я сказал, что в случае моей смерти, возьму на тот свет с собой этих десять жидов. В тот же вечер по ящику сказали, что генерал Макашов сказал, что всех евреев надо вешать. По другому каналу сказали, что я призвал стрелять всех евреев. Кобзон, сотоварищи, их здесь («здесь» – видимо, в здании Думы, где проходил разговор. – А.М.) много, накатали на меня бумагу. Говорухин, доживший до семидесяти лет и меняющий свои убеждения каждый день, тоже написал бумагу. Но формально, юридически я выиграл у них.
– Кстати, Шендерович в своей передаче «Итого» намекнул на ваше отчество «Михайлович».
– Я никогда не занимался спекуляцией или торговлей. Когда мне говорят, что я похож на еврея, то жена мне говорит: «Нет, ты не похож на еврея. Ты не умеешь играть на скрипке, ты не умеешь считать деньги, ты не умеешь играть в шахматы. У тебя полностью отсутствует музыкальный слух».
Что касается отчества, то отца моего звали Михаил Иванович, а деда Иван Васильевич. Он был из казачьего рода. Так что у нас великая разница с Кобзоном. Он поет патриотические песни и занимается спекуляцией. У него четырнадцать фирм было. Меня куда угодно пускают, а его в Америку не пускают, в Израиле по месяцу держат.
– А как вы думаете, вас в Израиль пустят?
– А я туда и не поеду. Зачем?
.
Дата интервью: 1999-09-22
