Полное имя — Вилен Иванович Токарев. Советский и американский певец и автор-исполнитель.
В 1974 он эмигрировал в США, где проходит долгий путь от разнорабочего, почтальона и таксиста до кумира русскоязычной эстрады и звезды тогдашнего «Брайтона».
– Вилли Иванович, я заметил, что у вас до сих пор остался акцент…
– Он приобретён в Нью-Йорке, там мне приходилось много говорить на английском языке. От этого, естественно, чаще всего употребляешь те мышцы языка, которые не используются в русском. Поэтому, наверное, и появляется этот акцент.
– Мне показалось, что вы как Урмасс Отт, который очень хорошо говорит по-русски, но всегда говорит по-русски с акцентом для некоего шарма.
– Чтобы всегда об этом помнить нужно иметь большую силу воли. Я говорю так, даже не задумываясь о каком-то шарме. Я привык уже так говорить, просто для вас, человека со свежим слухом, кажется, что это акцент.
– Признаюсь, был очень удивлён, когда узнал, что ваше отчество Иванович, не все об этом знают.
– Моего отца звали Иван Васильевич. Так что по отцу я – Иванович. А вы хотели чтобы я был Абрамовичем?
– А почему вас назвали таким «простым русским» именем?
– Я родился в 34-м году. Вы просто не знаете моду тех времён. Тогда давали такие имена, как Даздраперма, то есть «Да здравствует Первое Мая», или Вилен, то есть сокращённо Владимир Ильич Ленин.
– Значит, вас тоже назвали в честь Ленина?
– Меня назвали Вил, что означает «Владимир Ильич Ленин».
– У вас очень восточные черты лица…
– Я родился на Кубани, я кубанский казак. А там, как известно, люди очень смешанные по корням. Я знаю многих людей с казахским типом лица, а сами они русские. Но какое это имеет значение. Главное – быть человеком.
– Вилли Иванович, вы уезжали в Америку за свободой?
– Я уехал за свободой творчества. Всё остальное у меня было здесь – квартира, деньги, я всё имел в Союзе, но не имел возможности выразить своё творчество так, как это удалось мне в Америке.
– Сейчас многие певцы-эмигранты перебрались в Россию…
– Это их дело.
– Я к тому, что получается, что в России свободы всё-таки больше, чем в Америке?
– Такие вопросы обычно задают те, которые не имею права их задавать. Кому какое дело, куда едет человек? Он свободен, он выбирает то место, где ему лучше жить, где ему лучше заработать. Во всяком случае, он вернулся на родину, которую у него отобрали. Он хотел уехать? Так это его личное дело почему он уехал туда.
– Вилли Иванович, я просто хотел спросить о свободе – где её больше в Америке или у нас?
– Нельзя так спрашивать, потому что в России одно, а в Америке – другое. Вообще, свободы – запомните на всю жизнь! – никогда не было, нет и не будет. И демократии тоже. Её придумали древние греки. Демократия – это власть народа. Но её никогда не было. Абсолютного общества тоже никогда не было, нет и не будет. Знаете почему? Потому что это невозможно. Где существуют два человека, там начинается антагонизм, появляется борьба за жизнь. Потому что каждый хочет жить лучше, чем другой.
– Вы очень суровый.
– Почему? Так ведь оно и есть на самом деле.
– Но это же печально.
– Почему печально? Такова жизнь. Но это не значит, что нужно быть пессимистом. В этой жизни вы должны бороться за своё место. Мы вообще рождены не для того, чтобы наслаждаться жизнью, а для того, чтобы бороться за эти наслаждения. Жизнь – это борьба. Тот, кто хочет жить нормально, тот борется, всё время борется, его подстерегают опасности, иногда даже фатальные исходы в борьбе за место в жизни.
– У вас много таких опасностей?
– А у вас их тоже немало. Почему у меня их должно быть меньше? Я что, особенный какой-то?
– И в чём ваши опасности?
– Да во всём! Вот мы, сейчас мы с вами едем (разговор проходил в машине по пути на концерт. – А.М.), а на нас может наехать машина. Это тоже опасность. Опасность может быть и в том, что ты не чувствуешь свободы или в непонимании тебя.
Опасность бывает, когда ты боишься выйти на улицу, потому что ты не доверяешь общественному порядку, когда нет главного элемента свободы – чувства безопасности. Без этого элемента человек становится рабом своего страха. В мире есть некоторые государства, где правительства обеспечили людям максимальный уровень безопасности. Я могу назвать эти страны. Например, Израиль… В Европе не могу назвать ни одну страну, потому что там везде творится хаос. А вот в Израиле это показательно, еще в Австралии. Я был в этих странах и могу констатировать, что люди там могут ночью гулять по паркам, отдыхать на пляже. Там вообще нет ничего такого, чего человек может бояться. Люди даже не имеют представления о том, как кто-то может напасть на другого человека, ограбить или изнасиловать.
– С вами были такие инциденты, когда вы жили в Америке?
– В Америке меня грабили, когда я работал таксистом. Было. Но всегда, когда ко мне подходят с такими намерениями, получают ответ. У меня реакция работает быстрее. С такими людьми нужно поступать точно так же, как они с тобой хотят поступить.
– Ваши песни в советские времена слушали разные люди, в том числе они были популярны и среди интеллигенции. Но не секрет, что больше всего они популярны среди, как сегодня говорят, криминала.
– Я выступаю для всех. Для меня не важно кто мой зритель, криминал или нет. У него это на лбу не написано. Меня приглашают выступить, я и выступаю и не спрашиваю «А кто он?» Сегодня я работаю у него, а завтра мне говорят: «Его убили». Или – я выступаю у одного человека, а завтра мне говорят, что он стал депутатом Думы. Мне всё равно – меня просят выступить, я и выступаю. Какая мне разница кто этот человек? Раз он на свободе, значит он нормальный человек.
Да, я выступаю в тюрьмах, если меня об этом просят. Министерство внутренних дел не раз ко мне обращалось с такими просьбами. Я никогда не отказываю. Заключённые такие же люди, как и мы с вами, только они провинились. Почему их нужно лишать возможности послушать мой концерт? Я считаю, что мои концерты в тюрьмах очень гуманны.
– Что вам больше всего не понравилось в Америке?
– Я не имею права так говорить о стране, которая меня приютила. В Америке мне понравилось всё. Живя там я соблюдал её законы и порядки и был благодарен ей за то, что она предоставила мне возможность состояться. Нельзя ходить в чужой монастырь со своим уставом. Мне не нравятся такие умники, которые приезжают в чужую страну и начинают учить её как надо жить.
– У вас много сейчас концертов?
– Вот сейчас мы с вами едем на концерт. Завтра тоже будет еще один концерт. Это мой кусок хлеба и пока я буду жить на этом свете, я буду работать. Не важно сколько мне будет лет, но я в состоянии буду это делать пока публика будет со мной, а я с ней.
– Простите за немного риторический вопрос. А есть предел творчеству?
– Если человек творческий, то у него не может быть предела. Он всегда должен стремиться к лучшему. Если у кого-то наступает предел, то надо уходить.
– Но возраст ведь всё равно сказывается.
– Я знаю примеры, когда возраст не помеха. Вспомните Мориса Шевалье. Он до последних дней своей жизни творил. Леонардо да Винчи, Пётр Чайковский… Причём тут возраст? Возраст – для лентяев, лоботрясов, которые сделали что-то на шару, а потом взяли и постарели. Тот, кто натянул пружину, не захочет её отпускать.
– Тихон Хренников сказал мне, что все эти разговоры про вдохновение – ерунда. Всё решает труд, труд и ещё раз труд.
– У каждого человека по-разному это выражается. У Хренникова одно, у другого – другое. Он, возможно, имеет абсолютный слух и для него ничего не стоит сочинить мелодию. Другой этого сделать не может, но зато у него есть другие особенности. Но говорить так про вдохновение нельзя. Вдохновение бывает от Бога. От него всё идёт. Если вы не согласны со мной, то я вас не буду переубеждать. Но я уверен, что всё идёт оттуда, из Космоса, от Бога.
– Когда вы пишете песни, на вас может влиять погода, времена года, отношения с близкими?
– Нет, я вообще, как говорят, не метеовосприимчив. Мне всё равно какая погода – буран ли, снег, жара, ураган, на меня это не влияет.
Но я никогда не пишу песен так – сел и пишу. Когда приходит мысль, дающая толчок, я начинаю искать помощь в Космосе, у Бога, начинаю думать. Вот в это время приходит то, что я искал. Я, конечно, пользуюсь и литературой, и словарями, другими доступными мне возможностями. Это вам не частушку написать. За свои слова, если ты хочешь что-то сказать, нужно отвечать.
Я обычно не пишу тексты «в лоб». Я пишу четверостишия, в которых нужно читать между строчек. Бывает очень приятно, когда через несколько лет мне говорят: «Вилли, я понял, что вы хотели сказать в той песне».
– А с коллегами по цеху вы дружите?
– Что такое дружить? Дружить – это значит дружить домами, ходить в гости, выпивать. У меня такого нет. У меня есть несколько друзей, но и у них и у меня бывает очень мало времени для встреч. Но когда мы встречаемся, мы получаем большое удовольствие.
– Они не музыканты?
– Нет. Они люди совершенно других профессий, но они все люди с большой буквы.
– На советской эстраде всегда подспудная конкуренция – Пугачёва и Ротару. Вашим конкурентом можно назвать Шуфутинского.
– Я не могу назвать его своим конкурентом. Шуфутинский поёт чужие песни, песни других авторов. А я себя считаю исполнителем своих песен. Шуфутинский считает себя певцом, вот пусть он так и считает. Я себя певцом не считаю, я – исполнитель своих песен. Как я пою, это ценить зрителям, моим поклонникам. Какая у нас с ним может быть конкуренция? Никакой. По деньгам? Деньги меня не интересуют, мне достаточного того, что я зарабатываю.
– У вас есть образец в вашем жанре, на которого вы равняетесь?
– Я не стараюсь кого-то копировать. Но для меня образец певца тот, кто поёт живым голосом. Есть певцы, которые берут в зубы микрофон и делают вид, что поют. На самом же деле это удачно записанный и подправленный компьютерами голос. Некоторые фальшиво поют, но компьютер может сделать так, что он будет петь как Бог. И эту фонограмму используют годами. Я могу назвать вам десятки имён таких «певцов» и «певиц».
– Не надо.
– Да и я не хочу этого. Надо будет, я им скажу об этом в глаза.
– Но всё-таки, что касается образца. Может это Высоцкий, Галич или Окуджава?
– Ну что вы трогаете таких людей?.. Никаких претензий к ним нет. Они пели свободно, как соловьи, честно и здорово. Если говорить о сегодняшнем дне, то я не могу вам назвать ни одного имени, у которого я хотел бы учиться.
– А из прошлого?
– Эталонами для меня были Шульженко, Марк Бернес, Бунчиков, Нечаев, Виноградов, Изабелла Юрьева. Был такой певец Александрович, он потрясающе пел неаполитанские песни. С прекрасным голосом был Эмиль Горовиц. В своё время были такие певицы, как Нина Дорда, Кристалинская Майя. Они все пели живым голосом и пели здорово.
– Вы увлекаетесь политикой?
– Я ею интересуюсь, но не участвую в ней. Меня интересует судьба страны, то, что происходит в ней, но поскольку я музыкант, то многого не понимаю. Но если я начну заниматься политикой, то я перестану заниматься музыкой.
– Вам не хотелось бы написать что-нибудь такое патриотическое?
– Вы, наверное, не слышали моей пластинки «Россия есть, была и будет».
– Извините, не слышал.
– Там всё сказано. Более того, там всё предсказано. Меня многие спрашивают: «Как вам удалось тогда, в 94-м году увидеть то, что происходит сейчас?» Я считаю это комплиментом в свой адрес. Эта пластинка никогда не будет популярной, потому что власти недовольны тем, что её слушают. Там песни – обвинительная акция в сторону тех, кто делает жизнь в стране невыносимой.
– Артисты вашего уровня чаще всего довольно обеспеченные люди…
– Я очень легко зарабатываю деньги, но также легко с ними и расстаюсь. Деньги для меня – не главная цель в жизни. Для меня это просто бумажки, с помощью которых я могу сделать жизнь более удобной, чем она есть.
– Я к тому спросил, Вилли Иванович, что многие, спустя время становятся сибаритами.
– А что такое сибарит? Вы объясните.
– Ну, это человек, который любит роскошь.
– А что роскошь? Купил он себе автомобиль, купил дачу, поставил там всё, всё, всё! Так это же предел, у него же больше ничего нет. Для меня лучше, когда зарабатывая деньги – не легко зарабатывая, применяя талант и способности – потом модно их потратить на ту вещь, которая тебе нравится. Когда у человека много денег, он теряет веру во что-то… Он уже, как мертвец. С одной стороны, это, конечно, хорошо, а с другой, гибель.
– Чем вы дорожите в жизни больше всего?
– Я дорожу хорошими людьми. Настоящими людьми. Честным и порядочным людям я отвечаю такой же честностью и порядочностью. Не люблю жлобов. Я такой человек, что сразу говорю в глаза всё, что думаю, не умею лицемерить. Кстати, мне не важно кто это будет, даже если это близкий родственник. Я очень жестокий в этом человек, очень жестокий. Деликатность тут не нужна, потому что получается лицемерие.
Я не собираюсь воспитывать кого-то, но не позволю, чтобы со мной поступали так.
– Почему вы не участвуете в «Песне года»?
– Потому что это шарашкина контора, где с людей берут деньги за участие в этом «конкурсе». Причём берут не меньше пяти или десяти тысяч долларов. Я не покупаю свою популярность за деньги. Мне достаточно того, что люди меня знают и любят. Мне не нужен весь этот карнавал, который устраивается господином Крутым.
– Но вас практически не видно по телевидению!
– А мне не нужно это! Телевидение тоже хочет денег. Я не жадный, мне просто унизительно давать деньги за то, чтобы меня показали по телевидению.
Это они должны платить мне за выступление, так как это делается во всех странах. В Америке мне платили деньги за выступления на радио или по телевидению. А здесь… Они еще с тебя за это деньги берут. Да пропади они пропадом! Пусть показывают тех, кто платит.
Дата интервью: 2000-01-28
