Российский политический деятель, председатель Общероссийского общественного Движения в поддержку политики Президента Российской Федерации. В прошлом — депутат Верховного Совета СССР, после его распада была избрана председателем Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР, являлась председателем Союз народного сопротивления. До ноября 2008 года возглавляла Российскую политическую партию Мира и Единства.
– Сажи Зайндиновна, расскажите о своем детстве. Что вам больше всего запомнилось из него?
– Если честно сказать, то как таковое детство я не помню. У меня всегда было ощущение, что я взрослая, большая. Мне всегда было интересно со взрослыми, мне интересна была их жизнь. Среди детей я была лидером, но мне было не интересно с ними, хотя они и тянулись ко мне.
Я все время что-то творила: мне нужно было выше всех залезть, помериться силой, совершить какой-то подвиг, например, кто дальше и с какой высоты прыгнет. Помню, что окружение мое всегда состояло из мальчишек. Не могу сказать, уважали они меня или боялись.
Моя сестра, помню, говорила мне, что во мне было заложено чувство справедливости. Может, поэтому я все время всех защищала. Если даже кто-то совершал недостойный поступок, я говорила, что его нельзя трогать, потому что у него нет мамы.
– Как вы учились?
– Не очень хорошо. Были пятерки, четвертки, но и тройки были. Может быть, это от лени, а где-то и от самонадеянности. У меня великолепная зрительная память: если я один раз просмотрела книгу, то даже, если что-то и забывала, то могла сказать на какой странице написано то, что я забыла.
У меня очень хорошая слуховая память. Поэтому, если учительница рассказала нам о предмете, то дома я уже могла не смотреть в книжку, надеясь, что смогу воспроизвести услышанное. А если бы я, конечно, посмотрела еще раз, то смогла бы ответить и на «пять», но отвечала на «четыре», а иногда и на «три». Я не заставляла себя тратить силы на учебу.
– Какой предмет любили больше всего?
– Русский язык и литературу.
– Странно. Вы ведь с Кавказа, а там, как известно, не очень-то жаловали русский язык.
– Да что вы! Никогда в жизни этого не было. Мы в семье разговаривали по-русски, хотя мой родной язык – чеченский и я сама чеченка. И никогда не было такого, чтобы родители нам запрещали говорить по-русски.
– Тогда почему сейчас в Чечне такое отношение к русским и России?
– Это высшее руководство КПСС и советского государства развивало эту межнациональную рознь и развязывало эти национальные войны. А сегодня КПРФ продолжает навязывать никому не нужный шовинизм и национализм.
– Это что же получается, Сажи Зайндиновна, – Дудаев появился по приказу КПСС?
– Как мог Дудаев навязывать национализм, когда у него жена была русской и еще трое детей. Он никогда не говорил плохое о русских. Наоборот, он говорил: «Не уезжайте в Россию! Там вам будет хуже».
Но давайте лучше вернемся к детству…
– Давайте вернемся.
– Вы спрашивали о том, что мне больше всего запомнилось? Я помню, что слышала от кого-то, что если кушать подгорелую еду, то человек станет смелым. И я все время ела подгорелый хлеб. Это было настолько горько и невкусно, но я думала, что стану смелой и смогу пойти на любые жертвы.
Запомнилось еще то, что если я была рядом, то мальчишки не обижали девочек.
– Вы общаетесь сегодня со своими одноклассниками?
– Они разлетелись по всему миру. Мало с кем осталось общаться.
– Как ваши родственники относятся к вашей деятельности?
– Мой отец очень страдал оттого, что я занимаюсь политикой. Он просто боялся за меня. 26 ноября, когда российские войска вошли в республику, он взял Коран и побежал на площадь. Наверное, он думал, что если придет с Кораном, то сможет кого-то спасти или остановить войну… От него остались только ноги.
Когда я приезжала домой, он говорил мне: «Мне даже не верится, что я вижу тебя». Мама до сих пор плачет, когда я появляюсь. Конечно, я создала для них дополнительные тревоги, тем более, что они оба сироты, росли без родителей. Я очень их люблю.
Они возлагали на меня большие надежды. Отец уважал меня, он относился ко мне не как к ребенку, а как к другу. Все, что во мне есть хорошего – от моих родителей. Отца всегда волновало, что происходило вокруг. Он знал, у кого нет еды в доме, кому плохо. Он находил для каждого человека чем успокоить его. Он был честным человеком и учил меня,что и плохое, и хорошее ты делаешь для себя. Никогда не делай плохого никому, не льсти, не совершай поступок ради корысти. Если будешь честной, если будешь защищать истину и интересы государства и народа, то тогда тебя будут уважать. Но если ты будешь делать что-то ради корысти, то сломаешься и не будет тебе ни прощения, ни пощады.
Отец, конечно, переживал за меня очень. И когда он понял, что меня остановить невозможно, то сказал: «Сажи, будет много грязи, будут на тебя навешивать ярлыки, будут говорить все, что угодно, лишь бы тебя опозорить, будут относиться к тебе не как к политику, а как к женщине. Если ты убеждена в том, что выдержишь все это, то иди!» «Да, – ответила я ему, – я выдержу это». И я пошла, и не остановлюсь до тех пор, пока не будет восстановлена моя великая страна, пока не будет сохранено единство Российского государства. Мне вообще ничего не надо в смысле достатка, я могла бы иметь больше, чем имею сейчас. Но я никогда не хотела в жизни иметь много, у меня нет алчности. Кстати, в гороскопе друидов я прочла, что мой знак никогда не гонится ни за славой, ни за деньгами.
– Но, согласитесь, что многие идут в политику корысти ради.
– Да, Андрей, вся беда в том, что те, кто сегодня находится на политической арене, преследуют свои личные интересы и политика для них – средство существования. Поэтому они идут в одной упряжке с существующим режимом, с теми, кто создает для них материальные блага. Потому-то мы и находимся в таком положении.
В любой другой стране, где есть оппозиция, власть вынуждена была бы уйти в отставку или поменять политический курс. Но у нас такого не случилось. Чем больше «краснела» оппозиция, тем больше ухудшалась ситуация в стране, особенно состояние народа.
Давайте не будем скрывать – нет у нас никаких демократов и не было! Это те же партократы, которые развалили Советский Союз. Те, кого выбросил Ельцин, перекочевали в команды Зюганова, Лужкова. Нет на политической арене новых чистых людей, не связанных ни с теми, ни с другими, которые смогли бы работать в новых условиях.
– Господи, может, вы скажете, где в России взять столько честных людей?
– А таково мое окружение. Я же не просто так создала партию, не от того, что мне хотелось создать партию. Я надеялась, что коммунистическая партия очистится, что во главе ее встанут чистые, нормальные люди, которые будут работать во благо государства, во благо народа. Но этого не произошло. Наоборот, все самое худшее, самое грязное оказалось во главе этой партии.
У нас в стране правду не любят. Но я всегда думала: как можно говорить неправду? Как можно обманывать? И мой отец учил меня говорить только правду. Мне казалось, что если человек возглавляет партию, государство, то он должен быть честным, он не может предавать их интересы. Но через определенное время я поняла, что все не так. И тогда я обратилась к народу: «Не дайте перебросить себя из одного обмана в другой – то, что не добил Горбачев, добьет Ельцин, то, что не добил Ельцин – добьет Зюганов с КПРФ». И сказав это я опять стала врагом народа.
На два-три года меня изолировали не только сторонники КПРФ, существующая власть, но и СМИ. Как будто я умерла. Мне нигде нельзя было появляться. Если раньше мне кричали: «Ты, такая-сякая, против Горбачева!», потом кричали «Ты против Ельцина!», а теперь начали кричать, что я против Зюганова.
Когда я создавала свою партию, были не лучшие для меня времена. Куда бы я ни приезжала, везде бойкотировали мой приезд. Такую установку дало руководство КПРФ – игнорировать меня. Даже организации ветеранов не принимали меня. Меня объявили ельциноедкой.
Но прошло время, и я предприняла попытку создания партии. Буквально за два месяца собрала пять тысяч членов партии, в декабре 96-го провели учредительную конференцию, но все муки начались потом. Нас ни за что не хотели регистрировать, проводили проверки в регионах, несмотря на бедственное положение Минюста, тратили деньги на факсы и телефон, ссылаясь на то, что в уставе партии записано, что мы за Советский Союз. Потом один из сотрудников Минюста признался мне, что все трудности были из-за меня.
Теперь не проходит и дня, чтобы кто-нибудь не вступил в нашу партию. Недавно внутри партии была создана молодежная организация.
– Сажи Зайндиновна, Юрий Любимов предлагал вам сыграть роль Медеи в его спектакле. Вы знаете почему он пригласил именно вас на эту роль?
– Я не задавала ему этот вопрос. Но сначала я хотела бы рассказать предысторию. Буквально за день до звонка Любимова вышла газета, в которой некий Любимов, работавший в КГБ, написал, что тогда, когда Ельцин падал с моста, с ним была и я, что мы с ним всю ночь веселились, пили водку, пели «Подмосковные вечера» и так далее.
Я тут же позвонила Владимиру Александровичу Крючкову, бывшему председателю КГБ и спросила об этом Любимове. Крючков мне сказал, что такой работал в КГБ, что он негодяй, развратник и морально разложившийся элемент, что его, этого Любимова, несколько раз выгоняли из органов. «А почему вы им интересуетесь?» – спросил меня Крючков. Я рассказала ему о публикации. «Интересно, – говорит Крючков, – я знаю эту историю, но то, что вы были там, я не знал». Я была просто возмущена: «Вот поэтому вы и развалили Союз, раз ничего не знали!» Крючков посоветовал мне подать в суд на этого Любимова.
Через несколько минут после этого, когда я строила планы как ответить Любимову, раздался звонок: «Здравствуйте, я – Любимов». В порыве гнева меня понесло: «Ах, вы, такой-сякой, как вы могли придумать такое, что я в ту ночь пила водку с Ельциным, что разделась чуть ли не догола?!» После этого я слышу: «Сажи Зайндиновна, это Любимов из Театра на Таганке, вы меня с кем-то путаете». Тогда мне пришлось извиняться перед Юрием Любимовым. «Да, я тоже прочел эту статью, – говорит он мне. – Но я не по этому вопросу. Я хочу пригласить вас на роль Медеи». Я стала отказываться: «Да вы что, какая из меня Медея?! Вы что смеетесь надо мной?» Он говорит: «Сажи, я вас очень прошу, не отказывайтесь. Приходите к нам на репетицию, я пришлю вам сценарий». Через сорок минут мне привезли сценарий, он мне понравился. Несколько раз я была на репетиции.
– Но вы все же отказались.
– Да, играть я отказалась. Но Любимов меня очень уговаривал: «Кроме вас никто этого не сделает». Я спросила его: «Почему?» «Знаете, – сказал он мне, – с тех пор, как я увидел вас впервые по телевидению, то стал наблюдать за вами. Вам может показаться смешным, но я бывал на ваших митингах, стоял в стороне. Вы умеете владеть публикой, вы захватываете ее. В вас столько темперамента, вы умеете заинтересовать публику. Это я вам как режиссер говорю. Я очень давно хотел поставить этот спектакль, но не мог найти такую, как вы».
Но я отказалась, потому что подумала, что газеты будут писать о том, что для Умалатовой нет разницы на каких подмостках появляться, лишь бы быть на пьедестале. Любимов долго уговаривал меня: «Не обращайте внимания на это, я даю вам слово, эта роль только прибавит вам авторитет».
Я очень долго взвешивала «за» и» против». Конечно, мне хотелось сыграть. Я даже скажу вам, что в детстве мечтала быть актрисой. Но в конце концов Медею сыграла Люба, к сожалению, не помню ее фамилии. Но до спектакля Любимов все равно звонил мне, мы встречались с ним и он уговаривал меня сыграть роль, а премьера должна была состояться сначала в Афинах, потом в Москве. Представляете, спектакль «Медея» и в главной роли Сажи Умалатова! Это было бы сенсацией. Но я сказала Любимову, что сыграть кого-то не смогу, если играть, то только саму себя.
Но я все равно очень благодарна Любимову за то, что он предложил мне роль в своем спектакле в то время, когда меня преподносили чуть ли не комиссаршей, готовой всем подряд рубить головы. Я очень благодарна ему за его предложение. Думаю, что и сыграть смогла бы неплохо. Я была на премьере в Москве и подарила розы каждому артисту. После Любимов мне сказал: «Все равно Люба не так сыграла. Вы бы лучше сыграли».
– А есть такая роль, от которой вы точно бы не отказались?
– Роль руководителя государства.
– Вам так хочется это сыграть всего несколько минут. Скажите, а где – в кино или в театре?
– Нет, не на несколько минут. Эту роль я могла бы играть долго.
– Сажи Зайндиновна, вы сказали, что звонили Крючкову. Вы что, поддерживаете с ним отношения?
– Конечно. Но в том смысле, что я была депутатом Верховного Совета СССР, а он в то время был председателем КГБ.
– Как вы думаете, почему Пуго застрелился, а другие гэкачеписты остались живы? Тот же Стародубцев, тот же Крючков…
– История на этот вопрос еще ответит, и, наверное, неоднозначно. У меня есть своя версия на этот счет. Мне кажется, что его убрали, убрали потому, что он много знал, даже больше, чем другие.
– Даже больше, чем Крючков, который шпионил за Горбачевым?
– У Горбачева были кошмарные отношения с Крючковым. Он как-то ближе держал Пуго. Мне кажется, что на тот момент, когда сформировалось ГКЧП, Пуго владел большей информацией. Мне так кажется.
– Многие утверждают, что у политиков не может быть друзей.
– У врагов не бывает друзей ни в политике, ни в обычной жизни. У нормальных людей и у нормальных политиков бывают друзья. У меня есть политики-друзья и просто друзья. А вообще-то я не могу делить людей на белых, красных, на черных, на своих и на чужих. У меня нет таких людей в моей стране, я не могу сказать, что это не мой человек, потому что моя цель и задача – объединить всех, спасти нашу страну.
Есть заблудившиеся, есть те, которых обманули, есть такие, что не понимали своего предательства, а есть те, кто специально предавал. Но сегодня, только объединив всех людей, можно сделать нашу страну красивой и привести ее в состояние мира и спокойствия. Поэтому я не понимаю слова «враг». Это коммунисты привыкли всю жизнь делить людей на врагов и своих, и они до сих пор так делают. Даже сегодня, в такой критический момент, когда нужно объединяться, они опять всех разделили.
КПРФ одной из первых провела свой пленум и заявила, что на выборы идёт отдельно. Теперь Зюганов заявляет, что у них будет три блока – национальный, просвещенный и КПРФ. А еще позже говорит, что вообще никого нет, кроме блоков КПРФ и Лужкова, что остальные политики просто мусор и ничтожества.
Я не приемлю такую политику и не люблю говорить, что политика – грязное дело. Политика становится грязной, когда ее берутся делать грязные и бесчестные люди. Грязной может стать любая работа, если ее делать грязными руками – и журналистика, и преподавание, и даже дворницкая работа. Поэтому, такие термины придумали грязные люди, придумали для того, чтобы приучить людей к грязи. Поэтому сегодня грязных людей нужно убрать из политики, чтобы в нее пришли чистые, красивые, нормальные люди.
– У вас такие эпитеты, Сажи Зайндиновна…
– Да, грязные, именно они приносят зло обществу. Наша цель – убрать их. Они, видно, в силу обездоленности природой, – а как правило, бездарные люди самые жестокие, – носят на своем лице печать жестокости, низости, лжи… Из-за того, что их обидела природа, они начинают мстить разуму. Достоевский говорил: «Красота спасет мир». И поэтому нужно, чтобы в политике и в государстве, везде, были чистые, молодые, красивые люди. Молодость не оглядывается, она идет вперед.
– Откуда в вас такой идеализм? Посмотрите, даже Анпилов сейчас стал прилично одеваться.
– Это его дело. Я считаю, что каждый человек должен быть одетым, чистым и красивым.
– Сегодня политика – это еще и выгодное финансовое дело. В нее вкладываются немалые деньги.
– Андрей, если бы я преследовала цель иметь деньги, быть богатой, то сегодня я была бы самой богатой женщиной в мире и даже не жила бы, наверное, в нашей стране. Но я эти цели не преследовала.
Многие удивляются: «Что тебе нужно? У тебя все есть, чтобы жить хорошо. Что тебе еще нужно?» Вам не понять этого! Мне нужна моя страна. Мы не в своей стране. Когда несчастлива моя страна и мой народ, я не могу быть счастливой. И это правда, это не высокие слова. Ну что поделаешь, родилась я вот такой ненормальной, иногда даже ругаю себя – ну зачем это мне нужно, если народу этого не надо? Но не проходит и двух минут, и я снова чувствую, что не могу без этого.
– Вы хотите жить в Советском Союзе, а я не хочу. Если вы станете, допустим, главой государства, то как вы меня убедите, что мне нужно здесь жить?
– А никого убеждать не надо. Да и потом, не будет такого названия как Советский Союз. История – дама капризная, она два раза одно платье не надевает. Пусть эта страна как угодно будет называться, но единство страны будет, я уверена в этом. Есть объективные законы, не зависящие от нас, которые заставляют людей объединяться.
Я не помню кто, но кто-то из российских монархов сказал, что пьяным народом легче управлять. Сегодня народ сделали бедным, нищим, унизили его, оскорбили для того, чтобы за кусок хлеба покупать его голоса, для того, чтобы он думал о сегодняшнем дне, а не о завтрашнем. Как правило люди с достатком больше сопротивляются.
Так что я никого не собираюсь заставлять, люди сами стремятся к единству.
– Политика – трудное дело, это борьба. А вы все-таки женщина. Тяжело, наверное?
– Да, мне тяжело, потому что меня пытаются не признавать, не воспринимать всерьез, так как я женщина, а женщина, как правило, более уязвима. Но я на это не обращаю внимания, сегодня мне не уступит ни один мужчина: ни в политике, ни в знаниях, ни в умении. Прошедшие десять лет показали, что всё, о чем я предупреждала, сбылось.
Да, я политик высшего класса, потому что предупреждала о том, что может случиться, но меня не послушались и случилось то, о чем я говорила. К моему сожалению, все это случилось.
Дата интервью: 1999-01-11
