С кем еще можно от души поговорить о поэзии, как не с актрисой и певицей Еленой Камбуровой? Уже почти двадцать лет она возглавляет свой Театр музыки и поэзии. Театр, где звучит действительно высокопоэтическое слово. И судя по тому, что публики в ее театре не убывает, потребность в поэзии в обществе сохраняется до сих пор, несмотря ни на какие социальные перемены.
— В театральных кругах ваш театр — необычное явление. Многие даже не знают, к чему его отнести — к музыке или все-таки больше к театру?
— Ну как сказать… У нас и серьезные спектакли идут — например, «Антигона» Софокла, которую мы с партнером играем уже несколько лет. Для нас важно, чтобы звучала музыка, чтобы звучало слово — разное. И джазовые вечера у нас проходят, и программы авторской песни, этнической музыки. И, конечно же, поэтические вечера.
— Как вы думаете, почему режиссеры теперь так редко обращаются к поэтическому материалу?
— Ни для кого не секрет, что в наше прагматичное время поэзия существует островочками. Она разлита в мире, поэзия для меня шире, чем только стихи. Но былого интереса к ней в общественном сознании нет. Она уже не живет так, как во времена моего студенчества, когда я только начинала выходить на сцену, — в те годы мы могли по три-четыре часа слушать поэтов, постоянно доставали откуда-то поэтические книги, много читали. Сейчас другое время. И просто чудо, что у нас в театре существуют поэтические вечера — что они востребованы, что это еще живо. Стихи читают Рафаэль Клейнер и Антонина Кузнецова, недавно у нас читали известные актеры Сергей Юрский и Алла Демидова.
— Помнится, несколько десятилетий назад чтецкое искусство было важной составляющей жизни — стихи читали на радио, издавали записи…
— Вопрос: куда направлено общественное сознание? Сейчас оно направлено в совершенно противоположную сторону, что абсолютно неправильно для общества. Потому что от того, как мыслит большая часть людей, очень зависит и структура, и даже мысли самого государства. Но парадоксы случаются — государственные деятели советской эпохи не мыслили поэтическими образами, однако поэзия жила. Словно что-то направляло Россию в ее сторону, наверное, такова была судьба нашей страны — показать, на что способна поэзия, как воспитать ее в поколении. Но, вы знаете, потенциальных читателей поэтических произведений и слушателей поэтических вечеров или таких концертов, как у меня, и по сей день огромное количество, только надо бы их направлять. А этим никто не занимается. Зато занимаются разрушением русского языка, в прямом смысле слова.
— Вы имеете в виду реформы, которые упрощают язык?
— И их в том числе — все это ужасно. Мы и так уже потеряли былой литературный язык, зачем же еще больше ухудшать положение? Ладно бы, если бы речь шла о каких-то плохо звучащих сочетаниях букв, но ведь это не так. Тогда зачем упрощать язык, ради кого и чего? Не понимаю, это еще одно абсурдное явление времени.
— Ясно, что для вас поэзия необходимость, жизненная потребность. Но ведь для большинства людей это скорее роскошь, малодоступная и непонятная?
— Я считаю, что для любого нормального человека поэзия — не роскошь, а необходимость. И при этом совсем не важно, какой он профессии, каким делом занимается. Просто в его душе живет поэтическое состояние, и оно делает жизнь такого человека гораздо богаче. Я имею в виду не только стихи. Это ожидание весны, любование почками, настоящая радость, как от первой любви, когда снова появляются первые листочки на деревьях, первые цветы — вот оно, поэтическое чутье. И такой внутренний взор в человеке надо воспитывать. Хотя бывает, что люди рождаются с пониманием красоты — красоты природы, красоты человеческого поступка. Потому что красота и поэзия — единое целое. Разумеется, с этим не имеет ничего общего красота манекенщиц. Если Господь дал им прекрасные фигуры, но в них нет какой-то душевной вибрации, вряд ли это может вызвать настоящее восхищение. У меня, во всяком случае. И вообще не представляю себе жизнь без поэтического взгляда на мир, когда все вокруг чересчур прагматично.
— От поэта Веры Павловой я слышала, что сейчас все больше людей в России приходят на поэтические чтения. Но, по ее мнению, когда послушать поэтов собираются стадионы, в стране явно нездоровая ситуация.
— Думаю, она очень правильно это сформулировала. Кстати, я уже от нескольких людей такое слышала. Недавно Алла Демидова сказала: «Я чувствую, что опять приходит время поэзии, она идет вширь». Может, у них чутья больше. (Улыбается.)
— Творчество современных поэтов вам интересно?
— Как бы вам ответить… Та же Вера Павлова очень талантливый человек. Но что-то из опубликованного ею я никак не могу понять — не принимаю, не выношу каких-то слов. Или Борис Рыжий — не могу сказать, что его стихи мне близки, это не мое. Но, может, я чего-то не понимаю? Надо еще послушать. Знаете, я всегда исхожу из принципа: а захотела бы я сама с такими стихами выйти на сцену? И что касается стихов современных поэтов, нечасто могу ответить на этот вопрос утвердительно.
Мне нравятся стихи, которые берут эстафету не только от века девятнадцатого, но и от поэзии более поздних времен, времен моих современников — Окуджавы, Самойлова, Левитанского. В том смысле, что в них ясная мысль и очень ясно все изложено. Например, это стихи Раисы Ипатовой, которые есть в моем репертуаре.
— Абстракция вам не близка?
— Абстракция в живописи переходит для меня в дизайн и перестает быть живописью, она не дышит. И особенно мне сложно воспринимать абстракцию в поэзии. Скажем, в рок-поэзии, где последующая строчка не знает, о чем говорят предшествующие. Или я не могу этого разобрать, думаю: ну что же они хотели сказать? Поэтому мне очень импонирует пушкинская ясность стиха. «Где просто, там ангелов до ста» — принцип Серафима Саровского мне с годами становится все ближе и ближе. Даже у великих поэтов есть стихи, где все ясно и прозрачно, мысль выражена четко. А есть какие-то лабиринты, в которых разбираешься в лучшем случае с пятого раза.
В этом смысле для меня еще очень важно следовать Жаку Брелю, который писал, что поэзия у нас в душе. Но когда я выхожу на сцену, необходимо учитывать, что многие меня слышат в первый и в последний раз и не все мои слушатели — тонкие ценители поэзии. Меня и так все время упрекали в сложности. Просто, когда я начинала, это очень сильно отличалось от эстрады того времени, выбивалось. И сейчас отличается, хотя я не вижу в своем репертуаре ничего сложного.
— А в каких случаях вы можете отказать кому-то на просьбу выступить у вас в театре?
— Мне трудно определить это словами. Просто у нас в театре особый климат, своя атмосфера. И нам предлагают концертные программы очень талантливые люди. Например, какое-то время у нас выступала Ирина Евдокимова — потрясающе одаренный человек. Но одно дело — в спектаклях, где она под присмотром режиссера, и совсем другое ее сольные концерты. Ее манера общаться со зрителями, манера пропевать, то, как она одета, выбор репертуара — мировые шлягеры, вторая Патрисия Каас. Но в нашем театре не нужна Патрисия Каас, она уместна в каких-то других местах. Или просто она должна быть другой. Мне приносят очень много записей, и я с первой же фразы очень часто слышу, что это не для нашего театра. Слышу попсовую интонацию, которая заразила все молодое поколение певцов. У меня было много неприятностей в самом начале биографии именно потому, что моя интонация не подходила прежним чиновникам от культуры. Все вокруг было мажорное, в том числе и на эстраде. А я выходила и пела так называемые гражданские песни, для меня они просто общечеловеческие, в своей манере, в своей интонации. Интонация — это все.
Дата интервью: 2010-03-31
