Известный советский поэт раскрыл секрет своего долголетия. Также он рассказал о своих встречах со Сталиным, какие фильмы сыновей ему нравятся и почему он стал автором гимна СССР.
– Сергей Владимирович, поделитесь секретом долголетия. Это результат хорошей наследственности, правильного образа жизни, занятий спортом?
– Никаким спортом я в жизни не занимался, даже зарядку не делал. Может быть, гены. Я не курил никогда, и дети мои не курят – это раз. Я не пьянствовал никогда. Я и сейчас выпиваю рюмку водки – и ничего, нормально. Вообще, все должно быть в меру.
– Люди творческих профессий часто используют нежный пол в качестве стимулятора вдохновения.
– Ну правильно, конечно. Ну как же можно игнорировать этот пол? Я его не игнорировал никогда.
– Вам всегда нравились красивые женщины?
– Не только красивые, этого мало. Обаятельные, приятные, добрые, умные – вот какие притягивают меня. Женщина, может быть, некрасива, но обаятельна настолько, что человек не может от нее отойти. Красивая – это ерунда. Достаточно пойти в галерею, посмотреть красивых женщин на портретах. Есть восточные красавицы – турецкие, армянские, азербайджанские, – они красивы, но если это холодная красота, то зачем она нужна? Это же все внешнее, поверхностное, а красота должна быть внутри человека. Она проявляется в том, как он себя ведет, как он относится к тебе, как относится, например, к животным, понимаете? Это очень важно. Если красивая женщина может выкинуть котенка на мороз, то такая женщина не может увлечь нормального человека. А если она тратит последние деньги на то, чтобы вернуть здоровье собаке, если таскает эту собаку по врачам – это уже хорошая женщина, это красивый человек.
– Мы живем в такое время, когда деньги решают все или почти все. Раньше было по-другому?
– Деньги всегда играли роль в жизни общества и в жизни человека. Когда их слишком много – это ужасно. Особенно если у человека нет вкуса и нет сдерживающего начала – тогда поведение его, кроме отвращения, у меня лично ничего не вызывает. Если же у человека много денег, и он их вкладывает в какое-то дело, а детей своих воспитывает в уважении к труду – это хорошо. Как это делают за рубежом, когда сын миллионера работает у отца на фабрике, получает зарплату, и он ему лишних денег не дает. Но если у человека есть семья, а денег нет – это ужасно.
Я считаю, что деньги нужны человеку для того, чтобы удовлетворять необходимые потребности, но не для того, чтобы на виду у общества он тратил их на излишества. Человеку нужно то, что ему нужно. Допустим, у человека есть деньги. Один строит себе дорогостоящий бассейн, показывая этим свое богатство, или покупает антиквариат, потому что он дорого стоит. А другой тратит свои деньги на приобретение произведений искусства, которые он потом оставляет государству, – большая разница. Вот взять коллекционера Зильберштейна, он всю жизнь собирал произведения искусства и все это отдал государству, по собственной воле. Или барон Фальц-Фейн из Лихтенштейна, который колоссальное количество ценнейших документов и вещей купил за свои деньги и привез в Россию. Так что, конечно, человеку нужны деньги, чтобы жить и чтобы даже себе кое-что позволить: купить себе путевку в санаторий, поехать за границу, заплатить за операцию – это нормально, а покупать за сто тысяч долларов «Линкольн» – это излишество.
– К сожалению, Россия – одна из самых коррумпированных стран в мире. Если бы ваш дядя Степа был сегодня в строю, он боролся бы с доморощенными гангстерами или, махнув рукой, ушел из милиции?
– Видите ли, он живет в том времени, и я не собираюсь его никуда больше отправлять. Это поэма в четырех частях, она закончилась тем, что он стал пенсионером, ветераном и до сих пор дружит с детьми.
– Сергей Владимирович, а как получилось, что сочинять текст Гимна Советского Союза пригласили вас, детского писателя?
– Во-первых, никто меня никуда не приглашал. Правительством был объявлен конкурс, 65 авторов писали варианты текста гимна. Когда мы, я и мой товарищ Габриель Эль-Регистан, с которым мы работали в газете «Сталинский сокол» военными корреспондентами, узнали о конкурсе, то решили принять в нем участие. Написали наш вариант и послали его композитору Шостаковичу, тот сочинил музыку, и наша работа стала конкурировать с другими вариантами гимна, которые представлялись правительственной комиссии во главе с Ворошиловым. Естественно, товарищ Сталин как руководитель партии и государства на определенном этапе заинтересовался проделанной работой. Правительственная комиссия доложила ему все варианты гимна, и Сталин отметил среди всех этих вариантов наш вариант.
– Вы не раз встречались со Сталиным, какое впечатление он производил на вас?
– Cталин был великим актером. В зависимости от обстоятельств он бывал самым разным: мог быть очень добродушным, очень приятным, а в другой раз очень жестоким, суровым, несправедливым, хотя все считали, что он самый справедливый руководитель на свете. Все это очень умело делала пропаганда, и все мы, молодые люди того времени, в него верили, особенно во время войны, когда его имя освещало все наши победы. И я, встречаясь и беседуя с ним много раз, видел его как раз таким, каким он хотел казаться или каким он был действительно в отношении ко мне, моему товарищу Регистану и композиторам, которые писали гимн: очень требовательным и очень великодушным человеком.
Я был воспитан все-таки советской школой, советским строем. Естественно, когда я был молодым человеком, то верил в то, что говорили государство, партия, правительство, как и миллионы других людей. Когда Сталин умер, я лично не видел человека, который не плакал бы. Тем более с его именем была связана победа в войне, понимаете? Все надо соизмерять с теми обстоятельствами, в которых жили люди. Да, арестовывали, это было ужасно. Арестовывали совершенно невинных людей, а люди думали, что арестовывали за дело.
– Хочу спросить вас как многолетнего редактора киножурнала «Фитиль». Куда сегодня вы бы направили стрелы сатиры?
– Много хорошего, интересного происходит сегодня в нашем обществе, но в то же время живы еще те язвы, которые это общество разъедают. Да что об этом говорить, когда невооруженному глазу видно, что хорошо, а что плохо.
Плохо, что появился национализм, национальная вражда, которой раньше не было. Я сожалею об огромном количестве жертв на фронтах этой вражды. Я сожалею, что сегодня у нас огромное количество беспризорных детей. Я сожалею, что очень многим людям сегодня тяжело жить, потому что у них нет денег, а рядом они видят процветающих бизнесменов, которые тратят деньги напропалую, потому что они им легко достаются. Это я порицаю, это мне не нравится, но я не знаю, как это можно исправить – об этом должно думать правительство.
Я могу о многом сожалеть, но в то же время я вижу и то положительное, что пришло с новым строем. Это и большая свобода творчества, отсутствие политической цензуры, которая раньше ставила преграды творчески мыслящим людям. Это и свобода человеческой инициативы. Свобода на равных, потому что раньше, как известно, беспартийному было много сложнее продвигаться по службе, чем человеку с партийным билетом в кармане. Член партии имел привилегии на получение квартиры, на поездки за границу и так далее. Это все унижало человеческое достоинство. Частная инициатива, предпринимательство – за это раньше сажали в тюрьму, сегодня – пожалуйста. Если есть голова, работай, зарабатывай, но только плати налоги, а вот этого наш бывший советский человек и не любит. И вот это тоже является темой для сатирического выступления писателя. Даже в печать попадают фамилии людей, которые позволяют себе непозволительные вещи, покупая дорогостоящие особняки, автомобили, а в декларации указывая заведомо заниженные доходы.
Но я думаю, что со временем все должно стать на свои места. Мы живем в обществе, и само общество придет к тому, что во всем должен быть законный порядок.
– Это процесс бесконечный, чего, увы, не скажешь о жизни человеческой.
– Ну, о конце человечества я никакого представления не имею. Я только боюсь, чтобы человечество не потрясли какие-нибудь исторические катаклизмы, допустим, атомная война, порабощение одной нации другой, экологические катастрофы, которые могут перевернуть весь мир. Но об этом пусть думают ученые и политики. А что касается конца собственной жизни, то об этом я стараюсь особенно не думать. Потому что каждый человек смертен. Смерть приходит и к молодому человеку, и к человеку среднего возраста, и к пожилому человеку. Конечно, я понимаю, что у меня перспектив особенных нет. Есть люди, которые доживают до 95 лет и потом угасают. В лучшем случае – дожить до ста лет, но об этом я даже и не думаю. Я только благодарю судьбу за то, что она дала мне возможность дожить до сегодняшнего дня.
Ужасно, когда уходишь из жизни и ничего после себя не оставляешь, кроме дурной славы или дурного потомства – сумасшедших, алкоголиков, лоботрясов, бездельников, предателей и так далее. Когда я уйду из жизни, я оставлю после себя то, что я написал. Пусть не все, но что-то останется и не забудется. Потом я оставляю свое потомство, за которое мне не стыдно, – сыновей, внуков. Поэтому я довольно спокойно отдаю себя во власть судьбы.
– Какие у вас отношения с сыновьями?
– Самые дружеские. Мы встречаемся, они мне звонят. Когда они в Москве и у них есть свободное время, мы вместе часто бываем на всевозможных мероприятиях. Они помогают мне во многом. Когда я заболеваю, они стараются мне помочь с врачами, с медицинской помощью, отправить меня за рубеж на операцию. И внуки мои, которые сами уже твердо стоят на ногах, тоже со мной поддерживают дружеские отношения. Особенно сын моего старшего сына Егор, который работал в свое время шофером на грузовой машине, а потом окончил Кембридж, вернулся в Москву и уже добился значительных успехов в кино.
– В жизни ваших детей все так удачно сложилось…
– Знаете, когда Суворову говорили, что ему везет, он спрашивал: «А умение где?» Сегодня повезло, завтра повезло, а все-таки: почему везет? А умение где? Сыновья мои делают только то, что считают нужным, они никогда не делали то, что кому-то надо. Я ведь никогда не мечтал о каких-то особых профессиях для своих сыновей, ничего для этого не делал и никуда их не устраивал.
Ни я, ни моя жена, писательница Наталья Петровна Кончаловская, которая, можно сказать, и воспитывала сыновей, никогда не определяли судьбу своих детей, их будущее по нашему разумению. Они сами избрали свой путь в жизни. Правда, оба учились в определенном возрасте в музыкальной школе. Старший сын окончил Московскую консерваторию, но не стал пианистом, просто потому что не захотел им быть.
А когда наступало время исполнять свой гражданский долг, они шли в армию, проходили эту суровую школу жизни. Младший сын Никита, например, будучи кинорежиссером, прервал работу над своей первой большой картиной «Свой среди чужих, чужой среди своих», потому что у него кончилась отсрочка. Я не предпринимал никаких усилий, чтобы освободить его от армии или чтобы его отправили поближе к дому. Он служил во флоте на Камчатке, вернулся старшиной первой статьи.
– А чьи картины вам больше нравятся – старшего или младшего сына?
– Видите ли, нельзя сказать, что все их картины мне нравились. У одного мне нравятся одни картины, у другого – другие. Это закономерно, потому что в творчестве не может быть сплошных удач. Вот даже у меня: одни стихи лучше, другие слабее, а все-таки я их издаю целиком, отдельным сборником. То же самое и у моих сыновей: одни картины и сегодня с удовольствием смотрят зрители, а другие имели значение только для них самих как ступеньки их роста. У Андрея мне нравится «Первый учитель» – первая его картина, «Дворянское гнездо», «Дядя Ваня», «Сибириада» очень мне нравится, «Романс о влюбленных», некоторые картины, которые он снимал за рубежом, в частности, «Бегущий поезд», «Застенчивые люди». У Никиты – «Свой среди чужих, чужой среди своих» ,»Незаконченная пьеса для механического пианино», «Обломов», «Родня», « Утомленные солнцем»…
– Насколько важно для художника честолюбие?
– Видите ли, нет такого художника, даже самого маленького, который бы не был честолюбив. Вообще трудно себе представить поэта, который считает, что он бездарен. Даже самый плохой писатель всегда уверен, что его недооценивают. И даже самый крупный мастер переживает, когда его ругают. И когда он говорит, что ему безразлично, как к нему относятся, это неправда. Но нет такого великого писателя или музыканта, которого бы не ругали, потому что успех вызывает зависть у соперников, зависть порождает злобу, а злоба выливается в сплетни или в скандальные публикации в газетах и журналах. Тут очень важно стараться не принимать это близко к сердцу. Вот Чехов, говорят, не читал газет, потому что он не хотел себе портить настроение. Настроение имеет огромное значение в творческой жизни художника. Самое главное, не вступать в полемику со своими противниками, потому что они хотят завязать спор, чтобы окончательно испортить человеку настроение. Я придерживаюсь такого мнения: если тебя поливают, просто не обращать внимания. Потому что найти повод полить человека грязью всегда можно.
– Вас, к слову, в чем только не обвиняли! Говорили, что вы были придворным писателем, верно служили коммунистическому режиму…
– Во-первых, я совершенно не принимаю эти обвинения. Чем я был близок к власти? Тем, что написал Гимн Советского Союза? Я не бывал в гостях у руководителей государства, они у меня не бывали дома. Они меня уважали, а может, даже любили. Там же не все были дураки, там тоже были умные люди, которые поддерживали культуру. Когда какие-то идиоты обвиняли меня в том, что я царедворец, они не понимали, что царедворец – это человек, занимающий пост, должность в правительстве. Я не занимал никаких постов в правительстве. Я не был советником у руководителей государства. Я был писателем, которого читали члены правительства, потому что у них у всех были дети и внуки. А то, что я был председателем Союза писателей, так это меня писатели избирали на съезде. Это только давало мне возможность по писательским делам обращаться официально в правительство, что я и делал.
Мой отец происходил из очень древнего русского дворянского рода. У нас предки были и боярами, и воеводами, и стрельцами – это все есть в архивах. Когда пришла советская власть, мой отец, окончивший московский университет, сказал: «Раз народ выбрал другую власть, я не собираюсь с ней бороться». И пошел работать, стал ученым, профессором. Понимаете? И я тоже.
Я никогда не стремился быть ближе к власти, чем был. Другие, может быть, дневали и ночевали на дачах у членов правительства, женились на их дочерях. Я жил своей личной жизнью, занимался творчеством. Поэтому, когда мне говорят, вы служили власти, я отвечаю: я служил своим читателям. Меня читают и печатают и сегодня, при этом правительстве, потому что у них тоже есть дети и внуки.
В общем, я благодарен судьбе, которая меня провела через суровые эпохи, через войну. Я провел все пять лет в действующей армии и не был ранен, а был только контужен, но выжил. Я не попал в плен. Я не был арестован, не сидел в лагерях. Это судьба так меня повела. Я бы также мог быть убитым, расстрелянным, попавшим в плен, мог бы стать озлобленным диссидентом. Но я никогда не хотел быть диссидентом, у меня и в голове этого не было. Да мне и не надо было быть диссидентом – у меня такой мирный профиль творчества.
Дата интервью: 2008-03-13
