Таню Буланов, появившуюся на горизонте шоу-бизнеса, сразу же окрестили плачущей певицей. Помните ее первые хиты: «Как жаль», «Не плачь», «Колыбельная»? Так и думали: видать, у девушки судьба не заладилась – и муж-де ушел, и денег нема, и податься некуда. Между тем «и до, и после» все-то у Тани было прекрасно: и в семье лад, и муж хороший, и работа любимая. Просто всех нас она талантливо… обманула. Артистка! Кстати, успешно продолжает делать это до сих пор.
– Таня, вам не надоело плакать?
– А я давно уже не плачу. Этот имидж закрепился за мной с самого начала карьеры, когда у меня было много грустных песен. Позже я пела и диско, и в народном стиле, и рок-баллады, да много чего. Но… мой недавний юбилейный концерт в Кремле вновь подтвердил: людям больше нравятся прежние шлягеры. Как говорится, старый друг лучше новых двух. И если все хотят, чтобы я «плакала», – пожалуйста, я с удовольствием буду это делать.
– И обязательно с милой сердцу шепелявинкой!
– Ох уж эти «фефекты фикции»! (Смеется.) Вы вот иронизируете, а я считаю, что небольшая шепелявость придает моему пению своеобразие, индивидуальность. Если б я была драматической актрисой, тогда мне это мешало бы. Кстати, обратите внимание: далеко не у всех наших певцов идеальное произношение.
– Но вы, по крайней мере, пытались избавиться от этой проблемы?
– Да, конечно. Когда работала в ленинградском мюзик-холле (это было до «Летнего сада»), занималась с логопедом. И небезуспешно. Если постараюсь, никакого дефекта речи не будет. Но, увы, я ленюсь. Тут еще одна тонкость: чтобы буква «ч» звучала чисто, звонко, полнокровно, надо слегка форсировать голос. А это не всегда нужно в моих песнях.
– Вас ругают и за пристрастие к модным музыкальным стилям. Как на это реагируете?
– Я рьяная сторонница экспериментов, поиска. Пока человек ищет новые направления в творчестве, краски в голосе, аранжировках, он интересен или, во всяком случае, привлекателен в любом возрасте. Возьмем хрестоматийный пример – Алла Пугачева. Ее колоссальный успех во многом обусловлен тонким умением находить новые грани имиджа, репертуара, неукротимым актерским темпераментом. Мне иногда говорят: «А ты не боишься сесть в лужу? Потерять слушателя?» Нет, не боюсь. Мой слушатель всегда со мной.
– Но ваш «рокерский» альбом «Стая», кажется, едва ли не провалился…
– Да, коммерческого успеха не получилось. Но совершенно не жалею об этом – во-первых, я приобрела опыт работы с потрясающими музыкантами, во-вторых, от того альбома остались песни – например, «Ветер пел» или моя самая любимая «Мертвые цветы». Ее не все понимают – кто-то считает мрачной, заунывной, а компания, выпустившая диск, даже слово «мертвые» взяла и заменила на «бумажные». Но это же совсем другой образ! Что за самодеятельность?!
– Кстати, наладились ли отношения с композитором Олегом Попковым, с которым у вас были размолвки?
– Да, сейчас он предложил мне несколько новых песен. Несмотря на конфликты и разногласия, я всегда ратую за дело, конкретный результат – могу ради этого переступить через свою гордость, обиды… Другое дело, что у Попкова, как и у каждого творческого человека, тоже случаются неудачи, провалы. Композиторы – это вообще особая каста: каждый считает, что он гений. Но к чести Олега могу сказать, что свою лирическую балладу «А я и не знал, что любовь может быть жестокой» он как автор исполняет лучше, теплее, чем Филипп Киркоров (не в обиду ему будет сказано).
– А почему не заладился контакт с Раймондом Паулсом и Ильей Резником, которые написали для вас всего две вещи?
– Нет, они написали для меня… 10 песен. Но исполнила я только две – «Птицу Феникс» и «Море». Причем последняя должна была звучать совершенно по-другому. Когда мы были в гостях у маэстро Паулса в Риге, он на рояле наигрывал беглые пассажи, олицетворявшие морские приливы-отливы. Это было очень красиво. Но когда Коля Тагрин, мой продюсер (а тогда еще и муж), принес окончательный вариант аранжировки, я онемела: там было только «бум-бум, бум-бум» и никаких переливов. Я расстроилась и даже не хотела показывать песню в таком виде. Но, к сожалению, времени на переделку у нас не оставалось, песня пошла в эфир так, как есть. Паулсу этот вариант не понравился, и он в свойственной ему манере сказал: «Ну, я ведь вроде сыграл как надо… Ладно, вам видней» (изображает латышский акцент). Он обиделся. И мне от этого неприятно: как композитор он произвел на меня совершенно особое впечатление.
– А шлягер про синее море полюбился публике…
– «Море» действительно стало хитом. Это говорит о том, что хорошую песню не убьет даже убогая аранжировка. Многие слушатели, кстати, начали «знакомство» со мной именно с этой работы, а, например, «Не плачь» прошла «мимо» них.
– Покровительствует ли вам по-прежнему Алла Пугачева?
– Гм… Она мне никогда не покровительствовала, с чего вы взяли? Правда, отношения с ней у нас всегда были хорошие, несмотря на то, что ваш брат журналист, случалось, хотел нас поссорить. Алла Борисовна всегда говорила в мой адрес добрые слова, и только. Ну а с моей стороны к ней всегда было лишь глубочайшее уважение.
Я пела ее песни, еще будучи школьницей, – на капустниках и вечеринках. Помню, из атласных занавесок мама сшила мне балахон, как у Пугачевой, и я спела в нем «Маэстро». С одноклассником Димой мы сделали как-то симпатичный номер на песню «Посидим, поокаем». Бывало, прячась в нише сцены красивого актового зала, я пела голосом любимой певицы, а девочки на этом фоне изображали какой-то сюжет. Было очень забавно.
– Каким было ваше детство, кто ваши родители?
– С удовольствием расскажу. Детство – самое светлое пятно в моей биографии. (Смеется). Родилась в Ленинграде, в семье еще брат Валентин – он на 12 лет старше меня. Наш папа Иван Петрович был военным-подводником – окончил Высшее военно-морское училище, служил минером-торпедистом на Севере, командовал ракетной боевой частью. Мама, Нина Павловна (кстати, коренная ленинградка), всюду следовала за папой. Боевая подруга! Однако в 1968 году отец, окончив Военно-морскую академию, остался работать в ней начальником лаборатории. А на следующий год на свет появилась я.
– Вы были домашним ребенком?
– Именно! В детстве не знала ни забот, ни хлопот. Летние каникулы всегда проводила с мамой на даче недалеко от Ладоги. На море меня никогда не возили. Что утомляло, так это музыкальная школа. Я ее терпеть не могла. Заниматься за фортепиано было сущей мукой: едва выдерживала 15-20 минут, а надо было играть не меньше двух часов. У меня никогда не было усидчивости, прилежания, может быть, даже способности к обучению. Даже сегодня, когда я слышу звуки одиноко звучащего рояля, становится тоскливо.
– Тем не менее музыкальную школу вы окончили, и, кажется, неплохо…
– Мне нравилось петь в хоре. Кстати, там я получила первый опыт «пения» под фонограмму. В пятом классе мы поехали на гастроли в Ригу, я страшно простыла в поезде, говорила басом и петь не могла абсолютно. На концерте пришлось просто открывать рот. К тому же в общежитии в Елгаве, куда нас поселили, играя с подружками «в подушки», я заработала фингал под глазом от столкновения с затылком одной девочки. Так и простояла на сцене с синяком.
– Зато Ригу посмотрели, а сейчас туда виза нужна!
– Рига не произвела на меня особо приятного впечатления. Мне не нравился латышский язык, который беспрерывно лился по радио, – его я, естественно, не понимала. К тому же тогда латыши плохо к нам относились. Помню, хотела купить в ларьке какой-то календарик, так киоскерша, зло посмотрев на меня и фыркнув: «Обойдешься!», – перед моим носом со звоном закрыла окошко.
– Старший брат наверняка защищал вас от всех детских неприятностей?
– К сожалению, наши детские и очень добрые взаимоотношения закончились, когда мне было пять-шесть лет. Брат решил пойти по стопам отца – посвятить себя флотской службе и уехал на 10 лет во Владивосток. Я по нему ужасно скучала и, когда Валентин время от времени приезжал и семья собиралась вместе, была на седьмом небе от счастья. Именно брат показал мне первые аккорды на гитаре, за что я ему очень признательна. Кстати, в 1998 году, после смерти папы, Валя фактически занял его место – выполнял в доме всю мужскую работу.
– Неужели вам не хотелось вырваться из-под домашней опеки?
– Конечно, мне нужен был некий «глоток свободы», и в 13 лет я «вырвалась». Попала в уличную компанию – у нас был, как мы его называли, «молодежный клуб». Там я впервые попробовала курить, пить «портвешок», мы проказничали, бегали от милиции. Но вовремя одумалась, и в 15 лет прекратила эти «безобразия». Опять стала послушной, мягкой и пушистой. (Улыбается). А некоторые мои бывшие «друзья-подружки» плохо кончили: кто-то спился, кто-то попал в колонию. Эх, жизнь, жизнь…
– А первую любовь помните?
– Влюблялась постоянно. А первая любовь случилась во втором классе. Мальчика звали Довгунов Саша. Я придумала себе игру – девочки же все фантазерки: буду смотреть на него постоянно и наблюдать, как станет реагировать. Так вот когда Саша не обращал на это внимания, я злилась, а если хлопал меня учебником по голове – была счастлива.
– Целовались?
– Нет, ну какие в детстве поцелуи! А вот более осознанная любовь случилась у меня в 14 лет на даче. Его звали Миша. Вот здесь были уже и поцелуи, и рыдания.
– Таня, убедившись, что вы и песенная героиня – не одно и то же, публика долгое время считала вас образцовой женой. И вдруг – такой эквилибр: вы выходите замуж за питерского футболиста Влада Радимова. Как это понимать?
– Я была на даче, когда мне позвонили из футбольной газеты «Наш «Зенит» и сказали: «Редакция в качестве поощрения игрокам решила устроить акцию «Артисты театра и эстрады интервьюируют футболистов». Капитан команды Владислав Радимов был бы счастлив пообщаться с вами». Я растерялась: во-первых, никогда в жизни не брала интервью и понимаю, что непрофессионалу сделать это сложно, а во-вторых, мне абсолютно неинтересен футбол. Естественно, тут же забыла фамилию футболиста и хотела было дать категорический отказ. Но тут звонивший повторил, что «капитан был бы ну очень счастлив вас видеть». И я сжалилась. Стала ходить по друзьям и мужьям подруг с вопросом: «Что вы знаете о футболисте Родионове?» Они отвечали: «Нет сейчас такого». – «Как нет? Капитан «Зенита». – «А, так это Радимов!»
– Детский сад какой-то!
– А вы не замечали, что все значимое и судьбоносное в нашей жизни начинается с глупостей и пустяков? (Обидчиво).
И вот настал день встречи с Владом. Он принес в подарок огромную футболку с автографами игроков «Зенита», а мне даже не пришло в голову презентовать ему свой последний альбом. Верите, я разволновалась так, будто перед концертом! Сразу же призналась, что не знаю, о чем говорить, но исключила из разговора обсуждение узнанных накануне от друзей неудобных подробностей личной жизни Влада – несколько лет назад от него ушла жена, были проблемы с дочкой и т. д. Впрочем, мое волнение было напрасным. Влад оказался умным, интересным собеседником, умеющим развить любую мысль. Так мы проговорили часа два. В процессе беседы перешли с «вы» на «ты», обменялись телефонами. Он пригласил меня на какой-то футбольный матч, я еще подумала: в жизни не пойду! Мне казалось, там собираются только пьяные фанаты, бандиты и шпана.
– Что же было дальше?
– На следующий день Влад прислал мне одну эсэмэску, другую, и у нас завязалась переписка – шутки-прибаутки, ни к чему не обязывающие реплики. Это было летом 2004 года. Несколько раз мы встречались в компаниях: он со своей девушкой, я – с мужем. И так постепенно, постепенно, постепенно (делает глубокий вдох)… В общем, в декабре на съемках «Песни года» я получаю недвусмысленное сообщение, ужасно краснею и… понимаю, что в моей жизни случилось что-то очень важное. Даже не знаю, чем он «зацепил» меня.
– Как вы думаете, что Влад оценил тогда больше – ваши песни или женские качества?
– Песни. К сожалению. У Влада есть друг Дмитрий Хохлов, который играет сейчас в «Динамо». Был период, когда они спорили: Дима хотел слушать «Коррозию металла», а Владу нравилась песня «Не плачь». Из-за этого он становился объектом насмешек: мужик, футболист, а слушает какую-то плаксу! Хотя многие, даже брутального вида спортсмены до сих пор подходят ко мне с теплыми словами, говорят, что любят мои песни.
– Вы-то в конце концов полюбили футбол?
– Нет, нет (машет руками). Причем если раньше я была к нему равнодушна, то теперь просто терпеть не могу. Однако именно к «Зениту» у меня как истинной петербурженки всегда было особое отношение – как к Медному всаднику, Эрмитажу – то есть чему-то своему, родному, национальному.
– Вы тоже мните петербуржцев особой породой?
– Во всяком случае, всегда отличу петербуржца от москвича, жителя Ярославля и других городов. Сказать, что питерцы более культурны – это, наверное, неправильно. В команде «Зенит», например, есть игроки из других городов, и они не менее деликатны, даже милы, но сразу видно, что они… ну не питерские. И я не могу объяснить, почему это так.
– Да уж, инцидент, что случился не так давно в Москве, вряд ли произошел бы в Питере! Кстати, в чем было дело?
– «Зенит» играл со «Спартаком», и с трибун красно-белые скандировали в мой адрес непристойности, какие-то зарифмованные пошлые штучки. Я же жена капитана питерской команды! Досталось, кстати, не только мне, но и – не падайте в обморок! – Валентине Матвиенко и Михаилу Боярскому. Короче, Влад взорвался, прямо на поле стал показывать неприличные жесты (мол, отомщу!) – судья, конечно, сделал ему предупреждение… А я потом сказала: «Не подставляйся! Тебя все видят, телевидение снимает, а хулиганы только пуще над тобой потешаются! Да наплевать, пусть беснуются». Впрочем, позже болельщики «Спартака» извинились передо мной на интернет-сайте.
– Вернемся к вашей с Владом женитьбе. Как отнесся к ней ваш прежний муж Николай Тагрин?
– (Вздыхает). Мы прожили 13 лет и все это время были вместе 24 часа в сутки. Меня это нисколько не напрягало, не угнетало, и я считаю, что мы с Колей идеально подходили друг другу. Нас связывало общее дело, взгляды, ребенок. Да много чего. Но жизнь – такая штука… всякое в ней происходит. И для меня разрыв был тяжелым, и для него тоже. Я бы не хотела, чтобы обо мне думали как о бабочке, которая легкомысленно перелетела от одного мужа к другому. До сих пор чувствую не то неловкость, не то вину, хотя, конечно, не так остро, как год назад. Да, в сущности, мы с Колей и не расставались – он по-прежнему мой продюсер, только живем теперь порознь, в разных квартирах, разных гостиничных номерах.
– А что сказал любимой мамочке сын Саша?
– Он с пониманием, по-взрослому отнесся к моему решению. У них с Владом замечательные отношения, и с отцом он, естественно, общается.
– И, как я понял, уже поет?
– Это было только на моем концерте в Кремле. Мы спели дуэтом, и мне кажется, у нас получилось! (Потирает руки). Саше 13 лет, у него ломается голос, но, тем не менее, мне интересно работать с ним именно сейчас, потому что у него появилась особая интонация – не детская, а уже подростковая, тинейджерская, которая скоро улетучится, и мне очень важно ухватить этот момент.
– За Сашей нужен сейчас глаз да глаз!
– Да, переходный возраст, и мы с бабушкой (моей мамой) это особенно ощущаем. Она даже больше переживает (потому что с десяти дней его воспитывала), а я стараюсь относиться ко всему философски. Своему сыну я, наверное, больше сестра или друг. У меня было абсолютное отрицание того, что говорят взрослые. То же самое у Саши. Мы оба по знаку Зодиака – Рыбы. Например, когда я говорю, что с таким-то мальчиком из школы ему дружить не стоит, он пропускает это мимо ушей. Ну и пусть – если я права, сын через какое-то время это сам поймет.
– Может, стоит задуматься о втором ребенке?
– А мы уже задумались! (Заговорщицки). Все-то вам расскажи. Нет уж, ждите. И не торопите событий.
– Вы и Влад часто бываете вместе?
– Увы. Он ездит на матчи и сборы в одни города, я же с гастролями – совсем в другие. Но когда бываем вместе, как правило, не говорим ни о спорте, ни о музыке. Спорт не слишком интересен мне, а его не волнует классика, которую я люблю иногда слушать.
– И на чем же вы сходитесь?
– На кино. И он, и я очень любим хорошие фильмы – наши и зарубежные.
– Однако путь к сердцу мужчины лежит через…
– Да, я знаю. Влад любит мясо, рыбу. Пять лет он прожил в Испании (играл в команде «Реал», Сарагоса) и пристрастился к тамошней кухне. Например, испанцы очень вкусно готовят тунца. Самой же мне готовить, как правило, некогда. Но в принципе на кухне я умею все: сварить грибной суп, щи, пожарить картошечку на масле с приправами, запечь мясо…
– Идеальная жена!
– Почти.
– Ну а как быть со слухами, заполонившими Интернет, что вы с Владом расходитесь и что он живет на квартире своей бывшей жены?
– Какой развод, если мы толком и пожить-то еще не успели?! И если мы задумались о ребенке? Я привыкла к глупым слухам, наветам, грязи. Кто их распространяет? Может, те самые люди, что провоцировали моего мужа на футбольном матче «Спартак» – «Зенит», а может, еще кто-то. Я научилась жить, не обращая внимания на эти глупости.
Дата интервью: 2006-12-06
