Он по праву считается одним из лучших и оригинальных чтецов. По предложению Олега Ефремова Гафт вдруг совершенно неожиданно как для себя самого, так и для других стал сочинять эпиграммы. Это была ирония над собой, над другими. Он никого не хотел обидеть, обличить или поссорить. Просто хотел таким образом сказать какую-то свою правду.
– Валентин Иосифович, я с уважением отношусь к вашему творчеству…
– Да какое там творчество! Мне оно не очень нравится – это главное… Много в кино я сыграл того, чего играть не следовало бы. Плюнул в вечность, как говорила Раневская.
– И тем не менее не все могут позволить себе сходить на спектакль, особенно в глубинке, и большинству ваших поклонников вы знакомы именно благодаря кино. Запомнилась ли вам первая работа в кино?
– Еще как запомнилась! В кино я начинал с такого же оглушительного провала, как и в театре. Это был фильм «Убийство на улице Данте». Я вышел на съемочную площадку и не мог сказать двух слов. Увидел Ромма, увидел Козыреву, увидел Плятта и остолбенел. Помню, как второй режиссер сказал за моей спиной: «Как мы ошиблись в этом парне». В кадре я произнес свою реплику каким-то сдавленным женским голосом. «Ничего, ничего, – успокоил меня Михаил Ромм, – будет у нас такой застенчивый убийца».
– Почему, когда вам что-то в своей работе не нравится, вы об этом говорите открыто и смело, а когда нравится – молчите, предпочитаете не оценивать? Причина же не только в скромности.
– Если что-то нравится – не надо об этом говорить. А если не нравится – надо выкидывать это и говорить раньше, чем кто-то со стороны тебе это скажет (Смеется.).
– При такой самокритике как вы относитесь к критике со стороны? К театральной критике, например?
– «Как столб относится к собакам, так отношусь я к критикам-писакам». Это я написал довольно давно. Критику я последнее время почти не читаю. А в театре, конечно, вывешивают статьи критиков. Но я в театр очки не беру – подойду к стенду и ничего не вижу (Смеется.).
– Кажется, я могу уже угадать ваше мнение по поводу телевидения…
– Я не хожу на телевидение вообще. Меня очень часто приглашают в какие-то программы, даже политические – и НТВ, и ОРТ, и РТР. Отказываюсь. Я не люблю сейчас телевизор, страдаю оттого, что там вижу. По-моему, это опасно, потому что если долго смотреть, то можно и не освободиться. Хотя иногда, знаете, я не прав. Качество сериалов за последнее время все же повысилось, появились очень хорошие актерские работы.
– Валентин Иосифович, в этом году вам исполняется 75 лет…
– Так называемых юбилеев я терпеть не могу! Есть такое жуткое стихотворение:
Цветы не помещались в вазу,
Их положили в рукомойник.
И юбиляр казался сразу
И именинник, и покойник.
Вот так я отношусь к юбилеям.
– И тем не менее 75 лет – это целая эпоха. Понимаю, что сравнивать времена невозможно, но все же когда вы чувствовали себя более защищенным? Или, грубо говоря, более комфортно? И было ли вообще такое чувство?
– Все это связано с твоим возрастом, а не со временем, в котором ты живешь. Мы, как и все, жили в общей квартире, в маленькой комнате. В восемнадцатиметровой комнате мы жили вчетвером – мать, отец, сестра и я. Я не знал, что это такое – иметь отдельную квартиру. А когда узнал, что у моего приятеля отдельная квартира, я не поверил. И подумал, что кто-то просто на время выехал. А потом, когда я женился, условия совсем ухудшились – соседей было, кажется, человек сорок и столько же кошек и собак. А сейчас, в начале XXI века многие живут точно так же. Отъезжаешь сто пятьдесят километров от Москвы, видишь, как живут люди, и все тебе становится ясно. И попробуй еще доехать по этим дорогам. И думаешь – неужели за целый век нельзя здесь было сделать дороги? Или чтобы у людей в домах горел свет и была чистая вода? Ничего не сделано! А сколько людей у нас живут так! Живут и, кстати, улыбаются еще.
– С возрастом вы стали серьезнее относиться к жизни?
– Не-ет, я точно так же отношусь. Просто сил уже тех нет, нет такой энергии. Вот это сдерживает. Говоришь себе: куда ты, парень, остановись! Но иногда кажется, что-то еще может произойти, как вспышка какая-то на Солнце… Ощущение, что может. Хотя бы иллюзию этого сохранить. Иначе просто жить неинтересно.
– У вас есть эпиграмма об актерах, которая заканчивается так: «Чужую жизнь играю как свою, а стало быть, свою играю как чужую». У вас в последнее время были моменты, когда вы понимали, что проживаете не вполне свою жизнь?
– Вообще, лучше не думать о том, что когда-то написал (Смеется.). Профессия такая: в жизни что-то накапливается, а потом это проявляется или не проявляется на сцене. И это, конечно, опасно: можно превратить себя не в человека, а в артиста – и в жизни, и на сцене, где все идет на продажу.
– По закону жанра я должна спросить: как живут вместе два творческих человека – Валентин Гафт и Ольга Остроумова?
– Очень хорошо живут. Никаких домашних споров и взаимных восхищений.
– Но вы же обсуждаете работы друг друга, проблемы в работе над ролью?
– Да. Оля делает очень много точных подсказок, помогает разбираться в роли.
– Что вас сейчас увлекает кроме театра?
– В театре я не работал давно, поэтому как раз сейчас увлекает именно театр. Ведь ты сам не знаешь, что с тобой происходит, когда ты бездействуешь, от чего ты очищаешься, что приобретаешь. Но это происходит. Мне надо проверить.
– Ваши коллеги говорят, что вы стали менее саркастичным и язвительным.
– Возможно. Но я и не был никогда таким. Я эпиграммы писал для удовольствия, для радости. А сейчас исчезло. Не хочется обижать людей. Кончилась та естественность и легкость. Я стал лучше относиться к людям, я по-другому на них смотрю.
– Что на это повлияло?
– Само произошло. Никто меня не наказывал. Просто время пришло.
– Подобреть? Или как это назвать?
– Наверное, подобреть… Хотя я никогда не был злым. Но эпиграммы больше не пишу. Не хочется.
– Что может вызвать у вас смех?
– Глупость. Иногда жалко становится человека. Например, одному чтецу я как-то написал: «Ошибка у него в одном – он голос путает с умом».
– Кстати, одно время вас называли секс-символом…
– Да?! А я и не знал про это! Пребывал в счастливом неведении. Сейчас очень хорошего артиста Александра Балуева называют секс-символом. Я думаю, что он заслуживает большего, он гораздо шире, чем секс-символ… Такое неприятное название, кажется, что-то из аптечных товаров: мне, пожалуйста, парочку секс-символов. Большой и маленький. Это название, по-моему, унизительно.
– Валентин Иосифович, интересно, верит ли человек с таким скептическим складом ума, как у вас, в счастливый случай?
– У меня по линии театра всем руководил случай, а по линии кино никакого особенного счастья не было. Но на кино я никогда особо и не рассчитывал. Мне в последнее время предлагают мало ролей. Ну, может, это и к лучшему. Я вообще в кино не очень умею сниматься. «На всю оставшуюся жизнь», «Таня», рязановские картины – вот и все приличные работы. А в театре у меня были какие-то мечты, и там больше получилось. Наверное, как себя настроишь, так и будет.
– Вы свой дом бережете как место для жизни, не путаете его с репетиционной?
– Нет, конечно. У нас дом очень хороший. Я могу там оставаться самим собой, мне не надо притворяться. Крайне важно иметь такой дом, в котором бы тебя не разрушали противоречия. То есть они есть в самом лучшем доме, иначе можно погибнуть оттого, что будет слишком хорошо, идеально. Обязательно должно быть что-то, что мне надо преодолевать, возможно, терпеть во имя чего-то еще. Иначе и быть не может.
Дата интервью: 2010-07-12
