Известный кинорежиссер представил на петербургском кинофестивале «Виват, кино России!» свой новый фильм «Белый тигр». О том, почему он решил снять фильм на военную темы, своем видении решение проблем Ленфильма он рассказал в интервью.
– Карен Георгиевич, до «Белого тигра» у вас не было ни одного фильма о войне. Почему вас заинтересовала военная тематика?
– Мои фильмы очень разные, но о войне я еще не снимал. Мне показалось интересной повесть – мистическая история, погруженная в реальность войны.
Вторая мировая война такое огромное событие, о котором снимали, снимают и будут снимать фильмы. Это очень важное событие в истории человечества, если не самое важное. Еще один момент: мне было интересно снять этот фильм профессионально. Например, танковые батальные сцены. Таких примеров в нашем кино еще не было.
– А «Освобождение» Озерова?
– У Юрия Николавивича были другие задачи. Целенаправленно он не снимал батальные сцены. У меня в фильме есть непосредственно бои танков с танками. Это очень интересно с профессиональной точки зрения.
– После съемок «Цитадели» Михалков говорил, что мы ничего не знаем о войне, имя в виду детали военных событий. При подготовке к съемкам вы тоже сталкивались с чем-то неизвестным?
– Я давно интересуюсь темой войны, прочитал большое количество исторических материалов, из которых извлек много нового.
Но главное в другом. Когда снимаешь фильм, это должно быть интересно самому.
– В ваших фильмах всегда есть мистика, не обошлось без нее и в «Белом тигре». Почему вы решили в финале поставить сцену беседу Гитлера с неизвестным?
– Мне показалось важным включить ее в фильм. Это некая квинтэссенция его размышлений, заимствованных из разных его выступлений . Мне показалось, что эта сцена будет уместна в этой картине, которая в определенной степени является моей попыткой понять природу войны, ее суть. К сожалению, бесконечно много говорится о том, как все ее ненавидят, но, тем не менее, война идет постоянно. Она ни на секунду не прекращается. Почему? Этот тот вопрос, который я сам задаю себе, и не могу дать ответа. Является ли она противоестественным состоянием человека, как писал Лев Толстой в «Войне и мире», или , к сожалению, присуща нашему биологическому роду?
Посмотрите, что сейчас происходит в мире. Это все к вопросу о том, почему вторая мировая война остается такой важной для нас. Она непосредственно связана с нынешним миром. Мы стоим на грани новой войны. Отношения Японии и Китая, события на Ближнем Востоке грозят большими последствиями. К сожалению, люди ничего не могут решить без применения насилия.
– В своем монологе Гитлер в вашем фильме говорит о нелюбви к евреям. Не думаете, что кому-то может придти в голову возбудить дело по 282 статье?
– Ну, а что тут? Он говорит, что не любит евреев. Он их не любил.
Я не понимаю, причем тут статья? То, что он их не любил общеизвестно. Не знаю, кто может истолковать это иначе.
– Но вот же пример с Пуси райт – панк-молебен истолковали как кощунство.
– Там никакого искусства не было. В фильме Гитлер говорит, что он не любит евреев. Это общеизвестно. Если бы он сказал, что любит их, то это было бы искажением истории. Тогда это попадало бы под статью.
– В этой мистической сцене вы намекали на то, что он остался живым после войны. С кем он беседует?
– Это его беседа с сатаной.
– Образ Гитлера многие трактуют по разному. У Сокурова он обычный человек, у других бесноватый, у третьих – фюрер. Какой образ вам ближе?
– Мне вообще он не является близким. Гитлер может быть интересен как историческая фигура. Я считаю, что он не был банальным клоуном, которым его хотят представить некоторые. Это был очень циничный и хладнокровный политик. В этом опасность его фигуры.
– Может, политик и должен быть таким?
– Политик может и должен, но другое дело, какую идеологию нес тот же Гитлер.
– Как вы относитесь к тому, что после декабрьских событий общество почти раскололось: одни выходят на Болотную, другие , как прежде, поддержам-с и одобрям-с?
– Не вижу тут ничего предрассудительного. Какое-то количество людей выражает свое мнение. Я не понимаю, почему об этом так много говорят. Это происходит во всем мире.
– Вы следите за ситуацией с Ленфильмом? Кто, по-вашему, прав в своих предложениях о его реконструкции?
– Я не настолько слежу за процессом, чтобы сказать, кто прав, а кто неправ. Знаю, что Ленфильм находится в очень плачевном состоянии. Вопрос в том, как его вывести из этого состояния?
– По этому поводу было много предложений…
– Прежде всего было одно: «Государство, дай денег». Мне, как директору Мосфильма, который реконструировал и модернизировал его, не получив ни одной копейки от государства, странно это слышать. Мы вообще не получали никаких государственных дотаций. Никогда. Мы сами, на свои средства, которые зарабатывали, перестроили всю студию, и можно даже сказать, построили буквально новую, модернизировали все технологии.
В свое время Ленфильму предлагали двигаться вместе с нами, но тогда руководство студии не прислушалось к этому совету. Теперь Ленфильм просит денег у государства. Но я не уверен, что это правильный путь. Мне кажется, студии нужен хороший менеджер. На его месте я посмотрел бы посмотрел, что нужно городу от Ленфильма, и что из него можно сделеать.
– Наверное, много чего можно?
– Нет, много нельзя. Сегодня в Петербурге уже есть много частных кинокомпаний, которые отвечают современным запросам.
Строго говорят, надо понять, что можно развивать сегодня на Ленфильме, что сделает его рентабельным. Не надо пытаться сделать Голливуд, а попытаться сделать студию, которая могла бы удовлетворять нужды питерских кинематографистов.
– Вас не приглашали в качестве консультанта?
– Не только приглашали, но и предлагали объединение Ленфильма с Мосфильмом. Но я отказался.
– Почему?
– Я не хочу заниматься Ленфильмом. Мне хватает Мосфильма. Если бы мы стали заниматься, то пришлось бы тратить средства, которые мы зарабатываем на Мосфильме на Ленфильм. А я не хочу. У меня нет каких-то амбиций, с меня хватило того, что сделал для Мосфильма.
– «Виват, кино России!» – фестиваль российского кино. Говорят, что оно в упадке. Есть надежда, что российское кино выживет?
– Оно живет. У него есть проблемы. А у кого их нет? В Голливуде тоже есть свои проблемы, но его кинематограф более успешен в силу сложившихся условий.
Если возьмете любой национальный кинематограф, то везде одна и та же проблема: атака Голливуда. Везде идет борьба за национальное кино. Представлять, что с кино в России происходит что-то катастрофическое, я не стал бы. Возьмите, к примеру, итальянское кино. Его практически нет.
Понимаете, у нас всегда есть ощущение, что проблемы есть только в России, а они – везде. Во всех странах пытаются поддерживать свое кино. Может, только в Китае нет проблем, но Китай закрытая страна.
– Как вы отнеслись к закону о запрете показывать в кино курящих героев?
– Я думаю, что это не очень верное решение. Такой закон был и в советское время. Когда я пришел в кино, в 1978 году, уже нельзя было курить в фильмах. Но ничего, снимали же.
– И водку пили..
– Пить пили. Ничего катастрофического в том, что герой курит не вижу.
Дата интервью: 0000-00-00
