В репертуаре петербургских театров нет пьес авторов из Петербурга. О том, почему сложилась такая ситуация, своем отношении к современному театру, и для чего была создана гильдия драматургов Петербурга рассказал член гильдии, известный драматург.
– Олег Аскерович, если посмотреть на афиши петербургских театров, то не увидим имён петербургских драматургов. Какие, по-вашему, причины нежелания режиссеров ставить пьесы местных драматургов?
– Мы с Виктором Плешаком написали трилогию по Гоголю – «Инкогнито из Петербуга», «Женитьба» и «Ночь перед Рождеством». Она поставлена(музыкальные спектакли по этой трилогии поставлены во многих театрах…) в большом количестве театров – в Оренбурге, Хабаровске, Краснодаре, Магадане, Новосибирске, Улан-Удэ, Караганде, Красноярске, Курске, Петрозаводске и т.д. Вот недавно поставили еще два наших спектакля в Новоуральске и Оренбурге. Но в Петербурге мы их не увидим.
Ладно я, живущий в коммуналке в центре Петербурга из-за отсутствия должных гонораров или откровенного жульничества театральных директоров, у кого пьесы поставлены в 120 театрах страны. Но Валентин Красногоров, известнейший драматург, чьи пьесы обладают психологической глубиной, тончайшим лиризмом и превосходным сюжетостроением, идущие почти в сорока странах мира – но и его фамилии вы не увидите на петербургских афишах.
С моей точки зрения, театр превратился в бизнес. Как у нас, так и в Москве. Им овладели люди, которые превратили его в собственную кормушку. Я несколько раз встречался с разными режиссерами, все отказывают.
В прошлом году предложил свою пьесу БДТ, которая с успехом идет в Баку. Позвонил завлиту, она ответила: «Оставьте на вахте». Я попытался ей объяснить, что мои пьесы Товстоногов не только читал, но и рекомендовал другим режиссерам для постановки. Таким образом театр Ларисы Малеванной дебютировал на сцене БДТ моей пьесой об афганцах «Мы пришли», которая потом широко пошла по стране.
– И вы оставили на вахте?
– Оставил. Просто ради интереса. Через несколько дней, позвонив ей, услышал стандартный и ожидаемый и примитивный ответ: «Эта пьеса не для нашего театра». Ответ, который означает, что, скорей всего, пьеса не читалась.
Лет тридцать назад я, начинающий драматург, ходил по театрам, предлагал свои пьесы и часто слышал эту фразу от многих режиссеров. Тем не менее, пьеса «Когда спящий проснется» была поставлена в театре Ленсовета под руководством Игоря Владимирова, и потом с успехом пошла по всей стране. Помню, мне позвонил ленинградский режиссер с просьбой разрешить ему первому поставить эту пьесу. «Она у вас уже год лежит на столе, и вы ее так и не удосужились прочесть. Теперь уже поздно», – сказал я ему.
Пару раз я был в театре русской антрепризы имени Андрея Миронова. Больше не хочу. У меня после него сложилось впечатление, что театры превратились в вотчину режиссеров, которые стали хозяевами. Они создают свои собственные «тусовки», и ими ограничиваются. Им не нужна современная драматургия. Пытаясь переломить ситуацию и заинтересовать театры, мы, драматурги, создали два года назад свою Гильдию петербургских драматургов, пытаясь привлечь к себе внимание театральной общественности.
– Что-то удалось сделать за это время?
– Благодаря инициативе председателя Гильдии Валентин Красногорова, нам удалось организовать несколько актёрских читок, которые, как выяснилось, оказались очень востребованными петербургским зрителем. Сначала это было бесплатно. Сейчас комитет по культуре выделил нам деньги на режиссеров и актеров. Это уже хорошее дело. Плюс ко всему мы заинтересовали СМИ, о нас стали писать. Недавно благодаря Гильдии вышел сборник пьес «Петербургские драматурги детям». Скоро должен выйти еще один сборник театральных пьес для взрослого зрителя.
– Сколько драматургов в вашей гильдии?
– Официально тридцать, но активных восемь-десять. Многие уже пожилые.
– И ни у одного пьесы не поставлены в Петербурге?
– Вообще ни у кого. Даже у Разумовской, чьи пьесы поставлены по всему миру. У некоторых ставятся пьесы в других городах и странах.
– Один режиссер, когда я спросил его об этом, сказал мне: «Может ставить нечего?».
– Мне кажется, не стоило ему так говорить. Ведь мы тоже можем сказать: «Смотреть нечего». Это правда. Я часто ходил в театры, но в последнее время даже попыток не делаю. Вот в театре Комиссаржевской понравился один спектакль, что-то в Молодежном понравилось. Но в основном, поверьте, в Петербурге нет ни одного выдающегося режиссера.
– А как же Додин?
– Даже Додин. Я смотрел его спектакли. Мне очень нравится его «Братья и сестры», но он поставлен тридцать лет назад.
Скажу даже больше: в какой бы театр я не пришёл, как правило, с трудом досиживаю до антракта. Скучно, пусто и представляемое ничего не дает ни уму, ни сердцу. Крики, вопли, плохая актёрская игра и сплошные режиссерские амбиции, которые, как правило, забивают, «затаптывают», «затанцовывают» даже классический материал. Слово, как божий дар и как основа театрального действия исчезло из театра. Это ещё одна причина, по которой современная драматургия не нужна театру.
– Кажется, недавно одна ваша пьеса все-таки была поставлена?
– Это было в 2011-м году, в мюзик-холле, Алексей Шестаков поставил по моему либретто мюзикл «Женитьба». Посетив генеральный прогон, я был потрясен пошлостью и бездарностью постановки. Качественный литературный материал и хорошая музыка были сведены до примитивного капустника. Чуть ли не главным действием стало «гейство», которого в первоисточнике и в помине не было. На премьеру я не явился. К счастью, спектакль был закрыт комитет культуры. На мой вопрос режиссеру «зачем он все это сделал?», когда пьеса говорит совершенно о другом, я получил ответ, что он работает в лучших традициях современной режиссуры и современной театральной эстетики. «А вы, Олег Аскерович, – иронично сказал он, – видно, давно не были в театрах. Сейчас так все работают».
– И кого у Гоголя режиссер нашел голубым?
– Если вы помните сюжет, то Степан был слугой у Подколесина. Режиссер поставил так, что он выходит на сцену в женском халате, в бигуди и на высоких каблуках. Потом начинается запредельная пошлость. Он садится на колени Подколесину: «Какой ты противный».
У меня текст был стихотворный, но я всегда очень аккуратно ввожу некоторые современные вещи. В сцене, когда Агафья Тихоновна думает: кого же из женихов ей выбрать, они тут же, после ее монолога, набрасываются на нее, подразумевая половой акт. Потом встали и застегнули ширинки. Это же бред.
– Но деньги, выделенные на спектакль, были освоены?
– Конечно. Более того, на банкете после спектакля, один из артистов сказал: «Поздравляю, бабки распределили». Кстати, играли в спектакле даже не артисты, а студенты. Репетиции были не на сцене, а в фойе. На сцене была только одна репетиция.
– Может, режиссер, сказавший, что ставить нечего, имел ввиду, что темы пьес у драматургов не современные?
– Он не прав. Мы поднимаем разные темы.
Когда я вспоминаю свое детство, то поход в ТЮЗ был праздником. Сам театр был праздником. А сегодня в театр идти страшно. То, что мы видим в театрах – снижение уровня донельзя. Если завтра артисты будут снимать штаны на сцене, то люди будут смеяться.
Я не поклонник фокинских спектаклей, и режиссера с претенциозной фамилией Могучий. Его называют гениальным. С моей точки зрения, он самый обычный, средний, но раскрученный режиссер. Зачем же ему отдали БДТ? Пусть руководил бы каким-нибудь современным театром.
У нас нет как таковых режиссеров. Поэтому они либо пытаются раздеть догола артистов на сцене, либо показать половой акт на сцене. Ну и еще – как артист полчаса сидит на унитазе и играет спичками. Мой сын, будучи со мной на одном из таких спектаклей, сказал : «Ты не обидишься, если я уйду? Я не могу это смотреть». Мы ушли вместе.
Главным в театре стало – эпатировать публику. Опустить ее ниже плинтуса. Один режиссер поставил пьесу Елены Греминой «Сахалинская жена». Пьеса, с моей точки зрения, откровенно плохая. И что мы увидели? На сцене была пьяная баба, которая кричала мужику: «Иди ко мне», показывая в причинное место, и тыкала его туда лицом. Спектакль показался мне просто омерзительным. На сцене было представлено пьянство, маргинализм, уничижающее русский характер, по сути, никакого отношения к русскому человеку, не имеющее. Начало было настолько отталкивающим, что мы с супругой не высидели и пятнадцати минут. Какая-то сила вытолкнула нас на улицу, где мы глубоко и жадно вдохнули в себя свежий, чистый воздух Невы.
В Михайловском некий Жолдак, которого раскручивают, хотел заставить Онегина, как я слышал, на сцене чуть ли не мастурбировать. Артист отказался. Видимо, свои сексуальные комплексы режиссеры уже переносят в сферу театрального действа или не знают «какой дубиной оглоушить зрителя». А как вам изнасилование Гамлетом Офелии? Режиссеры уже не знают, как выпендриться. Разве это театр?
– Может, авторам, выражаясь современным языком, проще договариваться с режиссерами? Так как это делают в кино.
– Наверное, договориться можно. Но, как правило, договариваются свои. Режиссеров не интересует: гениальная пьеса или нет, талантливая или не очень.
Вот в девятнадцатом веке в театрах шли преимущественно пьесы русских авторов. В антрепризах ставили больше французские и итальянские комедии. Если сегодня посмотреть на репертуар наших театров, то девяносто процентов пьес переводные, зарубежные.
Надо понимать, что театр начинается с литераторов. Театр без пьесы не существует, а пьеса должна быть литературным явлением.
Кого ставили в девятнадцатом веке? Чехова, Островского, они прекрасно знали Россию, русский язык. А какие у них были типажи, какие сюжеты! Но ведь ставили многих и других, а остались Чехов и Островский, которые бы не появились, если бы не было такого богатого репертуара из русской драматургии. Пусть это были второстепенные, третьестепенные драматурги, но они явились той почвой, которая взрастила этих русских гениев. Наша же питательная среда, увы, преимущественно переводная зарубежная драматургия. А на таких пастбищах русская философская мысль, вряд ли вызреет и появится на театральной сцене. Мне кажется, надо как-то возрождать любовь к русскому языку и русской литературе. И театр – это то место, которое эту любовь должно прививать нашему зрителю.
– Как вы относитесь к мату на сцене?
– Отрицательно. Я был одним из первых, кто вводил ненормативную лексику в пьесы. Она была в моей пьесе про афганцев «Мы пришли». Я считал, что там она была к месту, потому что мои прототипы так и говорили. Пьеса была опубликована и поставлена без ненормативной лексики. Сейчас я понимаю, что это был правильный ход.
Мы знаем, что Александр Сергеевич Пушкин любил ругаться матом, и еще как ругался. У него и стихи были хулиганские: «Люблю тебя, мой друг, и спереди, и сзади». Но в лучших его произведениях, связанных с русской жизнью, мата нет. Получается, что он, матерщинник, обходился без мата.
Я считаю, что ненормативная лексика, да еще на сцене – это пошло. Я очень огорчен тем, что в последнее время происходит с русским языком. Даже дикторы телевидения путают падежи, что свойственно и простительно гастарбайтерам.
– В советское время к драматургам относились иначе?
– С сегодняшним днем это несравнимо. Сегодня придешь к режиссеру, и если даже он примет тебя, то будет смотреть пустыми глазами. Вы знаете, что во многих театрах уже упразднили должность завлита? Она стала не нужна. Мой коллега Валентин Красногоров спросил у одного из оставшихся: «Где же вы берете пьесы?» – «Режиссер сам их находит».
Раньше можно было договориться о встрече с Диной Шварц, она принимала. Да, пьесы очень тяжело пробивались, но профессионализм был во всем. Если пьеса приносилась в театр, то она прочитывалась. Потом разговаривали с автором.
– В советское время драматурги были обеспеченными, особенно те, чьи пьесы ставили во многих театрах. Как сейчас обстоят дела с оплатой работы?
– В прошлом году у меня было шесть премьер, из них три премьеры в профессиональных театрах. Из этих трех театров ни один театр пьесу не купил. Договорились на минимальные проценты. Поверьте, это не деньги, это – слёзы, которые никак не стимулируют автора для написания новой пьесы. Четвертый театр в Караганде даже не заключил договор, а играет спектакль уже третий год. Любительские театры не платят. Раньше пьесы покупались, и за авторскими правами следили очень внимательно. Причем, суммы были немалые. Сейчас театры, даже академические, стараются не покупать пьесу, а расплачиваться исключительно процентами от сборов, что материально для автора не выгодно.
Дата интервью: 2013-12-18
