За последние годы работа музеев кардинально изменилась, считает директор ГМЗ «Царское Село». О том, почему в Екатерининском дворце не будет стеклопакетов, о помощи китайских мастеров, и зачем зимой понадобилась сирень в Александровском дворце, она рассказала в интервью.
– Ольга Владиславовна, если подвести «итоги» недавней пандемии, насколько она повлияла на деятельность музеев, и, в частности, на ваш?
– Она повлияла на все музеи. В 2020 году 116 дней был закрыт Екатерининский дворец и все экспозиции музея, 97 дней – наши парки. После открытия мы начали работать с ограничениями – группы были не больше пяти человек. Всё это сужало возможности посещения. Все были в масках и выглядели настороженными.
В первую очередь пандемия отразилась на посещении, статистика была ничтожная. Если в 2019 году у нас было четыре миллиона сто восемьдесят тысяч посетителей, то в двадцать первом году музей посетило всего девятьсот тысяч. В прошлом году положение исправилось, и Царское Село посетило уже два миллиона девятьсот тысяч человек.
В годы пандемии доходы музея резко сократились. Из федерального бюджета музей получает около сорока процентов средств, остальное зарабатываем сами.
Конечно, с точки зрения финансов особенно сказалось и отсутствие зарубежных туристов, ведь билеты для них были дороже, чем для россиян.
– Наверное, было непривычно видеть пустынными дворцы и парки?
– У многих было такое чувство. Особенно это было заметно в самом начале пандемии, весной двадцатого года, когда взошли посаженные еще осенью тюльпаны, гиацинты и нарциссы. Представляете, все цветет, птицы поют, и – абсолютно пустые парки.
Мы тогда записывали онлайн-экскурсии, одну из них вела я, начиналась она от Камероновой галереи, откуда хорошо видны лучшие пейзажи Екатерининского парка. А вокруг – ни души. Обидно было до слез.
Но мы все равно верили, что когда-нибудь пандемия закончится, и работали на будущее, занимались научными исследованиями. Сейчас выпускаем каталоги коллекций, и это тоже отчасти результат работы в пандемию.
– Недавно началась реставрация Зубовского флигеля. Насколько она сложная?
– Восстанавливать личные комнаты Екатерины IIмы начали еще до пандемии. Реставраторы работают с огромной отдачей. Но возникли объективные обстоятельства, которые корректируют наши планы по открытию.
– Какие?
– Например, самый большой – Китайский зал был отделан ширмами китайского лака. Их установили еще при Екатерине. Оказалось, технологию изготовления таких панелей в России никто не знает.
Мы обратились за помощью к китайским мастерам, и они уже выполнили две панели по старинным технологиям. Качество безупречное, поэтому, надеюсь, мы продолжим наше сотрудничество.
– Что еще осталось не восстановленным?
– Когда завершим Зубовский флигель, то в общих чертах можно говорить, что мы практически залечили военные раны в рамках Екатерининского дворца.
Но еще остаются Александровский дворец – мы должны полностью завершить его реставрацию – и парки. В Александровском парке ждут реставрации Китайский театр, Детский домик, Ламской павильон. Следы войны в этом парке мы еще не до конца ликвидировали. Но за последние десять лет сделано очень много: павильон «Арсенал», заиграла новыми красками Шапель. И, конечно, Ратная палата, где расположен единственный в современной России музей Первой мировой.
Александровский парк стал совсем другим. Раньше это был лес, куда ходили собирать грибы, а теперь это регулярный английский парк, красивый и ухоженный.
В этом году мы закончим первую очередь комплекса Императорской фермы. Там хотим сделать креативное общественное пространство, появится новое место притяжения.
– Насколько, на ваш взгляд, изменился посетитель за последние годы?
– Самое главное отличие – сейчас очень мало иностранных посетителей, но мы остаемся одним из самых востребованных музеев страны.
Если опустить этот момент, то можно сказать, что изменилась и сама работа музеев. Они все больше нацелены на яркие идеи и креатив. Если раньше музеи делали ставку в основном на организацию экспозиций и выставок, то теперь они стали еще и общественными пространствами. У них появились нестандартные функции и попытки гибко подстроиться под интересы целевой аудитории.
Во многих музеях, не только у нас, появился запрос на необычные экскурсии. Мы идем навстречу. Хотите посетить фонды? Пожалуйста. Хотите экскурсию на тему интерьеров? Пожалуйста. Если хотите узнать про коллекции фарфора или живописи, предоставим такую возможность.
Например, мы давно практикуем посещение наших исторических оранжерей. Рассказываем, какими они были в восемнадцатом, девятнадцатом веках, как они устроены, какие цветы и растения здесь выращивают сейчас.
У нас появилась прекрасная идея, которую с восторгом восприняли посетители, – в разгар зимы, в конце января, выставить в Александровском дворце кадки с цветущей сиренью, как это было когда-то сто с лишним лет назад, когда здесь жила семья Николая II. Bто время их любимый дом круглый год был наполнен живыми цветами. Все это создавало некую интимную обстановку, особую атмосферу. Это было личное пространство последнего императора и его близких.
Мы постарались воссоздать пространство теплого семейного уютного дома. Александра Федоровна, супруга Николая II, особенно любила сирень. Аромат цветущей сирени наполнял залы дворца даже зимой – благодаря методу искусственной выгонки. Наши музейные садовники второй год подряд успешно применяют этот метод, и цветущую сирень исторических сортов в кадках выставляют на половине Александры Федоровны с конца января по март. Посещаемость Александровского дворца в это время возрастает в два раза. Люди специально едут к нам «на сирень».
Нестандартные подходы в организации экспозиций дают ощущения и впечатления, которые раньше посетители не получали. Музеи больше не воспринимаются как хранилища раритетов, законсервированные арт-объекты. Но в том же Александровском дворце жила семья, в том числе в трагический период – когда находилась под арестом. У них были свои привычки, традиции, увлечения. Мы стараемся передать атмосферу жилого дома, и это на самом деле не так просто.
– Как вы думаете, поколение смайликов и гифок это понимает?
– Мне кажется, понимает. Новое поколение всё воспринимает по-иному, у них другой стиль общения, переписки. Это неизбежно, и бороться с этим бесполезно.
Я не думаю, что особенности молодого поколения – повод для негативного отношения к нему. Наоборот, их можно и нужно «погружать» в культурное пространство, провоцировать идти в музеи, заинтересовывать ее. Это очень перспективная аудитория.
В прошлом году у нас был новый проект, посвященный Первой мировой войне: во дворе Ратной палаты проводили кинолектории, показывали фильмы, посвященные той войне, показы сопровождались лекциями искусствоведов, режиссеров.
Казалось бы, чем это может заинтересовать молодых? А на показы пришло много молодых зрителей. Мы закупили большие зонты, поскольку начались дожди, и они сидели под дождем и смотрели фильмы. Три тысячи человек посетило наш кинолекторий под открытым небом! Я не ожидала такого успеха. Мне кажется, мы начинаем говорить с молодыми посетителями на одном языке.
– А с блогерами тоже сотрудничаете?
– Мы работаем с блогерами, показываем им музейные фонды, шедевры коллекции.
– Несколько лет назад в интервью вы заметили, что функции директора музея изменились – им нужно не руководить, а управлять. Что-то изменилось за эти годы?
– Функции музея сегодня расширились. В каждой области музейного творчества есть свои лидеры и специалисты, и функция директора в том, чтобы сочетать их между собой, а это всегда непросто.
Работу музея я сравниваю с работой часов: каждая шестеренка цепляется за другую, но если одна сломается, часы остановятся. В музейном деле так же важен каждый человек, и если он взаимодействует с другими, то механизм будет работать.
Но одной из наших главных задач была и остается – восстановление. Петергоф и Павловск уже восстановлены, остались Царское Село и Гатчина, где руины до сих пор напоминают о войне.
Вследствие разных обстоятельств – главное, конечно, отсутствие финансирования в восьмидесятые-девяностые годы – мы сейчас наверстываем. Нам нужно открывать новые экспозиции, восстанавливать и восстанавливать.
– Некоторые музеи создают сегодня аттракционы сомнительного свойства. Вам не кажется, что это потакание невзыскательным вкусам публики?
– Мы порою поставлены на какую-то грань пошлости и китча. Важно не пересечь эту черту.
Аттракционы ради заработка, конечно, возможный путь, но наше историческое прошлое показывает – насколько нужно стараться избегать этого. Наверное, можно в парке поставить колесо обозрения, но зачем? Чтобы заработать?
– Есть примеры, когда устраивают питомники с животными… Там еще и прачечные были. Может, показывать, как царское белье стирали?
– То, что вы говорите, спорно.
Например, кухня. Посетителей очень увлекает процесс осмотра кухонь. Они широко представлены в Европе, есть в Воронцовском дворце в Крыму, есть в Коломенском.
Каждый дворец жил своей жизнью, у каждого был свой функционал. Людям интересно, как все это работало, где венценосные особы ели, как им готовили, как еда доставлялась во дворец.
Если бы у нас было достаточно материалов на эту тему, может быть, мы бы тоже сделали что-то похожее – например, показали бы, как выглядели кухни в наших дворцах. Бытовая сторона жизни императоров очень интересна, есть научные исследования на эту тему. Не вижу в этом китча.
– Проблема с финансированием так и остается самой актуальной?
– Денег много не бывает. Качество экспозиций, особенно выставок, во многом зависит от суммы, которая выделена на них. Конечно, можно сделать выставку и за три рубля, «на коленке» – повесить копии фотографий. Это тоже может называться выставкой.
А можно сделать роскошную, как в Эрмитаже или Манеже, дорогую, но берущую за душу. Такой, например, была наша выставка «Хранить вечно» к столетию четырех пригородных музеев в Манеже. О ней до сих пор вспоминают, а она длилась всего две недели. А очереди какие на нее были!
– Как вы относитесь к тому, что сейчас на выставках вместо экспонатов используют голограммы?
– Нормально отношусь.
Короны российской империи на всех не хватит. Если ее можно воспроизвести современными методами, то почему нет? Это дает представление, как она выглядит. Между прочим, не все знают, какая она на самом деле. Некоторые рисуют ее похожей на европейские короны, но у российской совсем другая форма. Пусть люди знают об этом.
– То есть показывать картинки на голой стене, да еще за деньги, нормально?
– А вы знаете, сколько стоит аппарат для такой голограммы? Несколько миллионов. Это очень дорогое удовольствие.
Но почему-то считается, что музеи должны быть или бесплатными, или цены на билеты должны быть такими же, как десять лет назад.
При этом мы стали платить гораздо больше за электричество, воду, канализацию. Музей – это часть общества, и никуда от этого не деться.
– Несколько лет спонсором реставрационных работ в Царском Селе была компания РЖД. А новые спонсоры появились?
– Мы очень рады, что РЖД до сих пор помогает нам. Вместе с этой компанией мы завершили проект по реставрации Агатовых комнат – нам помогал фонд «Транссоюз». Он и сейчас помогает, за что мы очень признательны.
Реставрационные работы в Зубовском флигеле ведутся при поддержке компании «Газпром». Возрождение невероятной красоты церкви Екатерининского дворца и Лионского зала тоже стало возможным благодаря поддержке «Газпрома». Личные комнаты Екатерины IIв Зубовском флигеле – это огромная по стоимости работа. Мы даже не могли мечтать об этом. Одновременно осваиваем технологии восемнадцатого века.
Мне иногда предлагают сделать карнизы из пластмассы, но мы такие старомодные, упираемся, и делаем все из «родных» материалов и по тем же технологиям. Это дорого, но я считаю, что это важно.
Например, меня спрашивают: «Почему вы не ставите стеклопакеты в Екатерининском дворце? С ними будет тепло, а старые рамы рассыхаются, отсыревают, начинают гнить». Но мы все равно упираемся: давайте сделаем, как было при Елизавете или Екатерине. Потому что через сто лет сюда придут наши правнуки и они будут думать, что при Елизавете были стеклопакеты. Наша задача сохранить даже такие бытовые технологии, чтобы все повторяло аутентичные материалы и конструкции.
– Считается, что музеи пригородов Петербурга, – это музеи одного посещения. Вы согласны?
– Мы на периферии. Наши посетители действительно в основном иногородние. Они покупают сувениры, потом рассказывают дома о нашем дворце, показывают книги, сохраняют память на всю жизнь. Да, у нас в значительной степени музей одного посещения.
– Но у вас есть фестиваль моды «Ассоциации», другие мероприятия. Разве это не повод для привлечения петербуржцев?
– Подобные проекты привлекают в первую очередь петербуржцев, но в пригородные музеи они приезжают или с гостями, или с детьми. И это бывает не часто. Наша целевая аудитория на девяносто процентов – иногородние. Но вот на выставки они не ходят, мы их организовываем больше для петербуржцев и москвичей. Осенью петербуржцы едут к нам «пошуршать листьями», в октябре бывают даже очереди на вход в Екатерининский парк.
– Вы видите красоту каждый день. Глаз не замыливается?
– У нас каждый день новые ситуации – то снегом заваливает, то высокий сезон начинается. Как-то весело всё. Каждый день не похож на другой, ничего не повторяется. Очень живая работа, требующая креатива.
Дата интервью: 2023-06-22
