Дмитрий Бавильский известен не только своими романами, но и многочисленными эссе о современных писателях. В этом году он возглавлял жюри Всероссийской литературно-критической премии «Неистовый Виссарион». О том, какие книги будут более востребованы читателем, могут ли блогеры заменить писателей, и почему роман, как жанр не умрет, он рассказал в интервью «Эгоисту».
– Дмитрий, вы на редкость читающий писатель, об этом говорят ваши многочисленные эссе осовременной литературе. Что вы о ней скажете: пациент скорее жив, чем мертв?
– Литература будет всегда, пока жив род человеческий и его потребность в самореализации и самоутверждении. В мире нет ничего лишнего или избыточного. Если люди коллекционируют наклейки на спичечные коробки или собираются в общество любителей носить бабочку – значит, это кому-нибудь нужно. Тем более, если речь идет о литературе, отвечающей за сохранение мыслительных цепочек и, значит, интеллектуального опыта. Хотя, конечно, литература и понимания о том, что это такое – бесконечное множество. Ровно по числу читателей, ведь каждый из нас имеет собственное представление о том, зачем нужны книжки с буквами. Кому-то и Донцова – литература, хотя для меня ее деятельность анти-литературна.
И тут возникает следующая закономерность: чем больше читательский опыт тем реже хочется относить прочитанное к этому виду культуры. Ну, хотя бы потому, что издательская инфраструктура должна постоянно работать и бесперебойно поставлять в магазины какое-то количество новинок, превышающих любые человеческие возможности, тем более, что современные люди читают по остаточному принципу – не так-то уж и много. Редакции будут продолжать крутить свои колесики и винтики при любой погоде, так уж устроены. Ни кризисы, ни санкции им не помеха. Будет ли этот вал качественным и действительно литературным? Все делают вид, что это второстепенный вопрос, хотя хорошего много никогда не бывает.
Литература лично для меня – это всегда что-то новое, живое и неповторимое. Рассказывание историй, само по себе, литературой не является. Я обозначаю подобные тексты беллетристикой, которая ближе к ремеслу сценариста и должна оцениваться сравнением с лучшими мастерами закручивать интригу. Ну, например, с голливудскими сторителлерами. Понимаете, Андрей? У ловко закрученного сюжета совершенно иные критерии оценки, нежели у умного рассуждения, который приправлен фабулой только для того, чтобы текст стал немного более френдли для своего читателя. Но ведь для умной современной книги сюжет практически никогда не является самоцелью…
Отвечая на ваш вопрос: беллетристики у нас очень много и она – самого разного качества, на любой запрос и любой уровень самомнения. Подлинно литературные тексты, продвигающие словесность куда-то еще и способные влиять на сознание, возникают не каждый год… Просто очень много рекламы и рекомендаций, сбивающих интуицию. Тут нужно обладать вкусом и читательским опытом, знать, что тебе нужно прочесть в конкретное время суток, чтобы не сбить себя с толку.
– Можете назвать несколько современных авторов, которые вас приятно удивили?
– Авторов всегда много, смотря что вы ищите. У нас, например, многие поэты пишут теперь романы, слышали? Тимур Кибиров, Александр Иличевский, Владимир Аристов, Игорь Вишневецкий, Глеб Шульпяков… С одной стороны, можно отыскать в сети их «проникновенные, лирические строки», а, с другой, если интонационно они вам покажутся близкими, найти их сюжетную, сложно устроенную прозу. А выдающийся меланхолик Сергей Гандлевский выпустил недавно сборник замечательных эссе… Впрочем, как и Александр Кушнер, одинаково глубокий и в стихах, и в статьях. Пока все они живы и плодотворно работают, современной литературе в нашей стране ничего не грозит.
– Какие основные тенденции в современной российской литературе вы выдели бы?
– Она разная, все дальше и все четче расходящаяся по эстетическим и жанровым полюсам. Условно говоря, универсальных книг, то есть текстов для всех, становится все меньше и меньше.
Книжный рынок постоянно дифференцируется. В магазинах постоянно появляются новые полки с все более нишевым репертуаром, разрастающимся вокруг новых жанров.
Последние открытия здесь – «автофикшн», некая смесь правды и вымысла, и «янг эдалт», то есть любовные романы для подростков.
Как видите, оба этих жанровых обозначения оказываются калькой с английского, так как западная книгоиздательская индустрия является самой продвинутой в мире и нам ничего не остается, кроме как копирования ее достижений.
Чтение – не просто отдых, но инвестиция в будущее: читают ведь только те, кто планирует стать лучше, интереснее, опытнее, наконец, конкурентоспособнее. Да и отдых нам нужен для того, чтобы не потратиться целиком здесь и сейчас, но самосохраниться для каких-то лучших времен. Поэтому через количество бескорыстного чтения можно легко понять в прошлом живет человек или настроен на будущее, есть ли у него планы и ощущение перспектив…
Так как со всем этим в России сегодня, м-м-м-м, несколько сложно, то люди забивают себе голову чем угодно, любыми углеводами, но только не сложно устроенными текстами, способными накачивать интеллектуальную мускулатуру.
Как писатели, алчущие славы и тиражей, реагируют на подобное положение дел? Они начинают имитировать глубину и продвинутость. Практически все авторы, что сегодня на виду, получают премии, дают интервью, не вылезают из телевизора поставляют имитации и подделки. Этим они ничем не отличаются от всех прочих производителей, удешевляющих технологии своего производства, чтобы в условиях тотального кризиса, продать своей розницы побольше.
Так возникает замкнутый круг, внутри которого критически возрастает значение одного умения – выбирать правильные, по-настоящему честные, живые, аутентичные тексты. В условиях спроса, многократно превышенного мусором, найти реально хорошую книгу – для ума и сердца – оказывается такой же творчески ответственной практикой, как написание таких книг.
– Много говорили и писали, что роман как жанр умирает. Так и есть?
– Роман не может исчезнуть по определению, но он постоянно эволюционирует, превращаясь во что-то еще. Говорящие о смерти романа, лишь констатируют отмирание его предыдущих версий. Сейчас большинство романов мечтают стать заготовками для сценариев, хотя, на самом деле, лучшие фильмы получаются на основе рассказов, а романы тянут уже на сериал, живущий совершенно по иным законам, и это значит, что в ходу «увлекательные истории», а не метафоры и интонация, не «умные» и «зажигательные» мысли.
Но ведь и рассказывание историй имеет свои собственные особенности, которые легко прослеживаются из появления сложной, все более разветвленной терминологии, кстати, тоже англоязычной, со всеми этими «флешбеками», «макгаффинами» и «клиффхэнгерами», с крючками в конце каждой главы.
Сериалы, на которые мы подсаживаемся, чтобы не спать до утра, пока не посмотришь до конца еще одну серию, а потом еще одну, а потом еще одну, и еще, выказывают ремесленную природу подобных конструкций. Ремесленную – значит, технологичную, технологическую, доступную многим не через уникальный талант, но через «сценарные курсы», на которых рассказывают про эти самые «секреты мастерства».
Это значит, что беллетристика забирает на себя «сторителлинг» («построение историй»), освобождая романную площадку для какого-то нового пласта экспериментов. Тематических, эстетических или психологических, кто во что горазд.
Ну, то есть, можно переживать о закате романа, который никогда не будет как во времена Бальзака и Толстого, раз уж Пруст закрыл эту эволюцию «психологического романа», а можно попытаться отыскать в этих минусах плюсы собственных эксклюзивных возможностей.
– Какие жанры востребованы сегодня, и какие, на ваш взгляд, ждет будущее?
– Я уже упомянул «автофикшн» и «янг эдалт», в развитие которых издательства вкладывают серьезные средства. Значит, корпоративные аналитики считают, что они могут быть востребованы. Их главная мечта – отыскать и раскрутить очередного «Гарри Поттера», поэтому умные люди в издательских концернах прикидывают и смотрят какие тенденции способны конвертироваться в тексты, «семейные саги», взрастающие на ниве самого дешевого телемыла, ну, или же фантастические реконструкторские фантазии.
«Автофикшн» крайне популярен на западе, так как, во-первых, он созвучен последним модным политическим и антропологическим тенденциям от инклюзии до проработки психотравм, а, во-вторых, там в этом жанре появились действительно выдающиеся тексты, вроде «Моей борьбы», шеститомной эпопеи норвежца Карла Уве Кнаусгора, на мой вкус, это пока лучшее, что было написано в двадцать первом веке, день за днем описывающего свою собственную жизнь и умудряющегося делать это так, что не оторваться. Никакой монотонности!
Тут, правда, есть одна засада. Книгоиздательская индустрия реагирует на вызовы сугубо механистически – люди засели в соцсети и увлеченно ведут блоги, значит им нужно подкинуть чего-то в раздел «автофикшн». Если люди смотрят сериалы, значит и мы озаботимся столителлингом в стиле «продолжение следует» и поэкспериментируем с ингредиентами. Куда-то добавим побольше нуара, куда-то хоррора, куда-то семейные тайны на протяжении поколений…
Сложность в том, что культура развивается не так прямолинейно, как корпорации или же нишевые редакции. Люди реагируют на загибы и флуктуации явлений искренних и неповторимых. Поставленные на поток подобные симулякры почти всегда ухают в пустоту, никакая реклама им не поможет.
– В последние годы "властителями дум" становятся блогеры. Понятно, что к литературе они не имеют никакого отношения, но вам не кажется, что это новый жанр, и в последствие он может стать вполне литературным?
– Важно ведь не то, что блогеры пишут в браузерах и семаджиках, а насколько это личностно и интересно, а также есть ли в их сочинениях нечто новое.
«Вечные вопросы» неслучайно называются вечными – если допустить, что природа человеческая постоянна, то люди на протяжении веков, мучатся одним и тем же, радуются одному и тому же. Значит, меняются лишь декорации или, как сформулировал Бродский, всерьез можно говорить только об истории костюма. Значит, интересными блогерами – лидеры ТикТока вон продают свою макулатуру многомилионными тиражами, раз уж книга входит в пакет раскрутки, а главная книжная новость этого лета – воспоминания Бритни Спирс! – могут стать те, кто опишет или объяснит как именно «вечные вопросы» решаются в цифровых потоках постиндустриальных времен.
– Бумажные книги становятся дорогим удовольствием – дорожает бумага, издательские расходы. Вы сами что предпочитаете – электронный вариант или бумажный?
– Я читаю только бумажные книги, так как получаю удовольствие лишь от тактильного чтения. По работе я читаю бумагу тем более, так как если нужно писать рецензию или обзор, мне важно погружаться в текст как можно глубже. Электронка такого не позволяет, несмотря на то, что первый букридер «Сони» появился у меня достаточно давно – как только они стали доступны в продаже. Для меня они стали тупиковой ветвью технологической революции, чем-то вроде пейджеров. Так как уже очень скоро, я заметил, что мой зрачок скользит по электронному экрану будто бы не встречая преград. Соответственно, в голове мало что остается, внимание оказывается рассеянным, внутренний голос мой постоянно нарастает, заглушая голос самого текста.
В чтении мне максимально важна экологическая составляющая. Я провожу за книгами часы и часы. Мне бы хотелось, чтобы эти моменты, отгораживающие от депрессивной и агрессивной реальности, не просто давали отдохновение в общении с лучшими умами человечества, но и формировали мой социальный и интеллектуальный иммунитет.
Для этого и важно погружаться в тексты максимально глубоко, ощущая подлинный объем книги. Я – формалист, мне важно знать сколько я прочел и сколько осталось, чтобы планировать когда можно закончить чтение.
Книга для меня не просто вещь, но вполне легитимный посредник, так как от ее параметров подчас зависит восприятие авторского замысла. Ведь одна и та же книга, напечатанная на толстой мелованной бумаге с большими полями или же на газетной бумаге, сваренной из макулатуры и рассыпающейся из-за скверной склейки – подчас два произведения совершенно разной направленности.
– Есть мнение, что писатели эгоистичны… Вы согласны с этим мнением?
– Смотря что понимать под эгоизмом. Проявление инстинкта выживания? Способы самосохранения и творческой самососредоточенности? Всем ли людям он свойственен в равной мере или творческие товарищи почему-то обгоняют других?
А помните теорию «разумного эгоизма» российских революционеров, которая заставляла их жертвовать собой ради всеобщего блага?
«Рассеянный человек и есть самый сосредоточенный», написал однажды Василий Розанов.
Возможно, то, что со стороны выглядит мизантропией является высшей стадией идеализма, когда невозможно простить людям их несовершенства. Не исключаю, что то, что кажется странностями и фриками, ведь писателей любят изображать неадекватными социопатами в кино, вспомним ли мы «Сияние» или же «Лучше не бывает», где персонаж все того же Джека Николсона привычно страдает обсессивно-компульсивным расстройством, есть стремление к абсолютной погруженности в процесс, внутри которого одновременно заряжены десятки параллельных процессов поменьше.
Моя мама говорит про таких людей «умер и подглядывает». Но разве можно называть эгоистом человека, создающего свой собственный, индивидуальный мир? Многие в нашем несовершенном мире заняты подобными чудачествами. Только писатель отличается от большинства мечтателей еще и тем, что способен фиксировать свои фантазии «на бумаге».
Дата интервью: 2023-08-08
