Кинорежиссер Сергей Урсуляк не считает себя педагогом, хотя и ведет курс во ВГИКе. О том, почему кинофестивалю в Выборге вернули прежнее название, как ему удалось достоверно снять Сталинградское сражение, и своем отношении к молодому поколению, он рассказал в интервью «Эгоисту».
– Сергей Владимирович, в этом году фестиваль «Окно в Европу» переименовали просто в «Выборг». Вас такое символическое переименование не испугало?
– Испугало, как пугает очень многое в нашей сегодняшней жизни. Но что случилось, то случилось.
– На закрытии фестиваля, правда, было объявлено, что прежнее название остается…
– Я довольно долго живу, и знаю, что все имеет свой конец. Никуда мы не денемся без окна в Европу. Как не мог быть без этого Петр, так не сможем и мы.
– Почему в последнее время, несмотря на патриотическую идеологию, не появилось фильмов о войне уровня советских «Двадцать дней без войны» и «Освобождение»?
-Во-первых, это разные фильмы.
– Но оба о войне.
– Безусловно. Если говорить о таком кино, как «Двадцать дней без войны», то, наверное, сегодня не хватает настоящего литературного материала, и – самое главное! – режиссеров, настоящих режиссеров, которые способны его адекватно воплотить. Алексей Герман был таким режиссером.
Такое кино, как «Освобождение» можно было позволить снять только при условии, что все силы страны были брошены на него. О каком-то сюжете в этом случае говорить трудно, но вот о масштабе, охвате панорамы можно. «Освобождение» – уникальный и выдающийся фильм.
– А как вам удалось настолько правдоподобно снять Сталинградскую битву в сериале «Жизнь и судьба»? У вас настолько редкое для современных фильмов внимание к деталям: гимнастерки и сапоги грязные, и солдаты не в кроссовках…
– Я учился у больших мастеров, и если что-то делаю, то стараюсь делать тщательно. И не только я, но и вся команда работает на совесть. Плюс была прекрасная литературная основа – сценарии Эдуарда Володарского всегда давали основания снять хороший фильм.
– У вас были консультанты?
– Конечно, и они, естественно, обладают огромным количеством прав. Потому что как бы мне хотелось снять, но если это не соответствовало тому, что было, по их мнению, то это я не снимал. Они мне очень помогали, без них я не справился бы.
– В советских фильмах о войне в титрах обязательно указывалось: консультант генерал майор такой-то… Сейчас такое уже не встретишь. Почему?
– Консультанты сейчас указываются, но другое дело, что ими перестали быть генералы. Сегодня ими обычно бывают, как правило, полковники запаса – или действующей армии, или ветераны боевых действий.
Еще могут быть реконструктуры, они тоже часто из военных. Эти люди досконально знают, как были одеты солдаты или офицеры, что могло висеть или не висеть на форме, а чего не могло быть категорически. Они даже знают такие мелочи, как нормы снабжения воинских частей.
– Недавно в СМИ мелькнуло, что в российском кинопроизводстве начался кадровый голод: не хватает монтажеров, гримеров, осветителей. Все так серьезно?
– Я не сталкивался с этим. Возможно, это связано с тем, что большое количество запусков съемок.
– Не секрет, что почти все киносъемочное оборудование у нас импортное, даже микрофоны. И на чем же будут снимать?
– Это большая проблема. Пока держимся на старом – у нас и камеры импортные, и программное обеспечение для монтажа. Все это не наше, как правило.
– То есть параллельный импорт спасет?
– Да, совершенно верно, он спасет. А потом все кончится, и снова все будет нормально.
– Вы оптимист?
– Вот скажите мне: что у нас не кончалось? Была советская власть, а потом кончилась. Была перестройка, и она кончилась. Все имеет свое завершение, понимаете? Особенно такие фазы, как сегодня. Все кризисы кончаются, не бывает вечных кризисов.
Жалко только, что все это приходится на время нашей жизни. Это обидно. А еще обиднее, что все это придется разгребать моим детям и внукам.
– Если история ходит по кругу, вам не кажется, что могут вернуться закрытые показы в Доме кино, полуподпольные просмотры западных фильмов на пиратских кассетах, которые кто-то привезет из загранкомандировки?
– Я думаю, что сегодня такое невозможно, технологии не позволят этого сделать. Могут быть новые запреты, но думаю, их легко можно будет обойти, и всё запретное будет распространяться. Просто об этом не будут говорить вслух.
Помнится, в советское время был самиздат, но сегодня технологии ушли далеко вперед, и бороться с распространением информации бессмысленно. Даже если отключить интернет или телеграм-каналы, она все равно будет просачиваться. Мир стал слишком маленьким и прозрачным.
– Как говорят, нет худа без добра. Как вы думаете, может ли кризис повлиять на развитие кино национальных республик? Например, недавно всех приятно удивили якутские кинематографисты….
– Я думаю, что может повлиять не только кризис, хотя он тоже может стимулировать. То же якутское кино возникло не на пустом месте, и не кризис тому виной. Точнее, не его мы должны благодарить за то, что якутское кино сегодня так поднялось.
Мне кажется, дело в правильном руководстве этой республики, которое уделяло больше внимания национальной культуре и национальным кадрам.
– И, наверное, финансирование?
– Не только. Важно, что деньги дошли до правильных людей и на правильные вещи.
– Вы же помните, как в советское время национальные культуры были как бы на отшибе…
– Такое действительно было, но еще раз говорю, что Якутия подтвердила, не в кризисе дело, а в правильной расстановке приоритетов внутри республики.
Например, можно вспомнить то, что делает Сокуров. Как удивили Балагов и целая группа его учеников..
– Он много лет преподавал им.
– Конечно, это не случается мгновенно, нужно потратить время, и это дает свои плоды. Просто нужно этим заниматься.
– Вас не приглашали в похожие проекты?
– Нет. Да и куда меня пригласишь?
– Почему?
– Потому что я живу отдельно. Да я бы и отказался. Потому что я ничего этого не умею. Мне бы с собой разобраться, чем заниматься с другими.
– Ну как же! Передать опыт, так сказать.
– Мне нечего передавать. Сейчас в силу обстоятельств преподаю во ВГИКе…
– У вас своя мастерская?
– Не своя. Умер Владимир Меньшов, с которым мы близки, и которого я очень любил. Меня попросили в память о нем возглавить его мастерскую. Студенты уже были им набраны, учились у него два года, я просто подхватил. Это был мой долг. При этом считаю, что не должен быть педагогом, потому что не умею и не знаю, как учить. Просто тяну эту лямку, потому что должен, но на чувстве долга далеко не уедешь.
– Если вы так хорошо знали Меньшова, не могли бы сказать, что с ним случилось в последние годы?
– А что с ним случилось?
– Он стал таким патриотом.
– Он всегда был таким, никогда не менялся. За это я его очень любил. Он мог увлекаться какими-то людьми, течениями, но всегда был цельным человеком. Он был очень последовательным. С ним можно было соглашаться или не соглашаться, мы спорили, хотя я этого не любил, бессмысленно было. Но Меньшов всегда был честным, цельным и прямым человеком.
– Как вы думаете, почему в обществе все больше ностальгии по советскому прошлому? И непонятно: неужели тоскующие по нему хотят, чтобы их внуки стояли в очередях за колбасой, искали блат в магазинах, привыкали к некомфортной жизни?
– Они этого не хотят. Они хотят быть молодыми и счастливыми. У них все это было связано с советской властью. Это первое. А второе – они хотят справедливости. Я думаю, что у них есть ощущение, и, может быть, оно не обманчивое, а правильное, что при советской власти справедливости было больше. Они хотят, чтобы их внуки гуляли во дворе так же, как гуляли мы – без опаски. Они не хотят очередей. Они хотят, чтобы у всех была возможность отдыхать, как было раньше, когда все – и профессор, и рабочие, и колхозницы – имели одни и те же возможности.
– Простите, но советские колхозники получили паспорта только в 1974 году…
– Я понимаю, но тем не менее ощущение, что справедливости тогда было больше, есть. Как и социальных лифтов было больше. У человека, родившего в деревне на Алтае, была возможность стать писателем и кинорежиссеров. Как у Василия Шукшина. А сегодня сколько нужно денег, чтобы долететь до Москвы?
Мне кажется, отсюда и рождается ностальгия, а не потому что все хотят стоять в очередях за колбасой двух сортов – вареной и копченой. Но все это тщетно – возврата назад не будет. По крайней мере, в том виде, как они этого хотят.
– Советское кино в большей части старалось поднимать уровень вкуса зрителя. В последние годы ваши коллеги наоборот старались угодить вкусам современного зрителя, и чего скрывать – часто примитивного. Почему так получилось?
– Потому что нет правильного руководства в отрасти.
– Руководства?
– Да. Кинематограф – это отрасль. Нет какой-то единой линии в понимании того, что такое хорошо, и что такое плохо.
Не нужно идеализировать советское кино, но в нем было тщательный подход к производству. Самое главное, что тогда не было такой зависимости от денег, как сейчас.
– Так странно слышать от художника признание, что творческим людям нужно руководство.
– А почему нет? В первые годы перестройки кинематографом руководил Армен Медведев, он был энциклопедически образованный человек. Он понимал, кто талантлив, и кто на что способен.
– Но с другой стороны был и Сергей Лапин (председатель Гостелерадио СССР 1970-1985 гг.. -Ред.).
– На телевидении действительно было много политической цензуры, но советская власть умела отличать хорошее от плохого, талантливое от бездарного.
Вспомните, кто руководил тогда театрами. Юрий Любимов и Марк Захаров появились при советской власти. Как и Георгий Товстоногов. И «Современник» появился тоже при советской власти.
– Вы упомянули в качестве примера социального лифта Шукшина. Но вы лучше меня знаете, что в Советском Союзе режиссером мог стать только тот, кто закончил ВГИК или Высшие режиссерские курсы. Но ведь ни Фассбиндер, ни Чаплин не кончали ВГИКа, а Битлз не учились в консерватории.
– Это так – Битлз не кончали консерваторию, но тогда не было такого засилья безграмотных и бездарных музыкантов, которые выдавали бы себя, как сегодня, за композиторов, хотя больше трех нот и трех аккордов не знают.
Было много идеологической ерунды, написанной людьми с консерваторским образованием. Это правда. Но я говорю о том, что нужно учиться, без этого никуда. А учиться можно будучи и вторым режиссером у крупного мастера.
Нельзя писать музыку, не зная нот и композиции. Недавно дирижер оркестра кинематографии рассказывал мне, что к ним на запись пришел композитор, который назвал виолончель большой скрипкой.
Нужно учиться и учиться, и учить, я считаю, на актерских и режиссерских факультетах нужно бесплатно. Чаще всего режиссерское образование бывает вторым, и поступают на эти факультеты не только бывшие актеры, но и врачи и архитекторы. Вадим Абдрашитов долго бился за то, чтобы для будущих режиссеров образование было бесплатным, и – добился. Правда, говорят, что сейчас снова хотят вернуться к платному варианту….
– В Петербурге несколько творческих вузов, в Москве еще больше, где учат актерскому ремеслу. Как вы думаете, зачем молодые люди хотят учиться ему, если нет гарантии, что у них сложится карьера в театре или кино?
– Актеру не требуется конкретных знаний, а талант – вещь спорная. А тут можно заплатить за обучение, и – ты уже вроде талантлив. Естественно, когда было четыре театральных вуза, то отбор был строже. Теперь, когда таких вузов гораздо больше, а им всем нужно как-то жить, то отбор становится все менее и менее строгим, и на обучение попадают вообще непонятно кто. Да и знаний, как я уже сказал, особых не надо, так, написать сочинение более или менее грамотно.
– А для чего пришли учиться ваши студенты во ВГИКе? Они уверены, что у них будет будущее в кино?
– Нет, конечно, не уверены, и правильно делают, что не уверены. Они учатся режиссуре, и я думаю, что из тридцати, которых набрал Владимир Меньшов, у восьми-десяти есть какие-то перспективы. В остальных сомневаюсь.
Но это, в принципе, нормально. При советской власти Щукинское училище, в котором я учился, заканчивало тридцать человек, и из них артистами становились в лучшем случае пять человек. Это нормальная выработка.
– Все ваши фильмы о прошлом, ни одного про настоящее время. Вы умышленно избегаете его?
– Умышленно в том смысле, что я снимаю то, что мне хочется снимать. Мне не хочется снимать про сегодняшний день.
– Не интересно?
– Нет. Мне никогда не было интересно настоящее.
– Даже в девяностые?
– Прошло уже двадцать лет, и про них я снял «Ненастье». А вот в девяностые снимать про девяностые мне было не интересно. Я не вижу обаяния в текущей жизни, больше ощущаю его в прошедшем.
– Старшее поколение ругает сегодня молодых за то, что они проводят много времени в социальных сетях, отдают предпочтение не старым фильмам, а ютубу. Наверное, им, с другим мышлением, сложно понять такое кино. Не кажется ли вам, что со временем, если они и снимут «Тихий Дон», то это будет в формате Тик-тока?
– Могут. Думаю, это неизбежно, и сопротивляться этому глупо. Главное, чтобы тот, кто это будет снимать, был талантливым. Потому что делать можно все, что угодно, лишь бы это было талантливо и передавало первоисточник.
Никуда мы от этого не денемся. Все меняется – и ритм, и способы, и все что угодно. Я с трудом воспринимаю фильмы тридцатых-сороковых годов. То есть воспринимаю их, как рэп – милое, но не попадающее так, как попадали в меня фильмы семидесятых.
Для молодых то, что делаю я, уже как вчерашнее – другие ритмы съемок, монтажа, взаимоотношения в кадре. Всё – другое. Сопротивляться этому не нужно. Просто важно заметить и подбирать талант, а превращать их в нас невозможно.
– Да и зачем, если они совсем другие?
– Правильно. Они не должны быть, как мы. Да, это раздражает кого-то, но противиться этому бессмысленно.
– Есть что-то такое в молодом поколении, чему вы завидуете?
– Только молодости. Ничего больше. Зачем вообще завидовать?
Да, они другие, но и мы были другими. Как только человек рождается, он уже другой. Я был другим относительно своего папы, мои дети другие относительно меня.
– Художник должен быть эгоистичен?
– С одной стороны, все выглядит эгоистично, потому что, например, режиссер в кино ориентируется на себя, исходя из своих желаний, и заставляет большое количество людей работать, выполняя свою волю. Но мне кажется, с этим не нужно заигрываться и становиться эгоцентриком. К сожалению, это свойство нашей профессии. Я знаю таких людей в нашей профессии и очень люблю их.
Дата интервью: 2023-08-28
