Общественный и политический деятель, председатель Исполкома движения «Трудовая Россия». Во время октябрьских событий 1993 года был активным участником на стороне Верховного Совета. В 2006—2007 гг. принимал участие в совещаниях и митингах общественного движения «Другая Россия». Участник Маршей несогласных.
– Виктор Иванович, в 90-е вы часто бывали по приглашениям зарубежных компартий за границей. Сейчас приглашают?
– Что-то переменилось и в жизни, и в оппозиции, в том числе и в «Трудовой России». Если раньше меня приглашали коммунисты в Италию, Грецию, Бразилию, Аргентину, на Кубу, то сейчас внимание мирового коммунистического движения к проблемам России упало и таких поездок нет.
– В тех поездках вы только обсуждали проблемы коммунистического движения или отдыхали?
– Некоторые из этих поездок были связаны с риском. Вот, скажем, на Сицилию меня привезли поздно ночью, а увезли рано утром, и Сицилию я фактически не видел. Товарищи опасались, что из-за меня может начаться стрельба. Хотя я успел рассмотреть из окна машины на стенах домов надписи «Привет Анпилову!» и «Да здравствует СССР!». На Сицилии я выступил в ночном клубе для байкеров, помню, что там были очень дешёвые пища и вино.
– Принимающие товарищи не скупились?
– Конечно, они шли на большие затраты – очень дорогой проезд, проживание. Но латиноамериканцы и бразильцы не скупились, они делали всё, чтобы я отдыхал в оптимальных условиях. Отели там стоят очень дорого, и они старались снимать для меня самые лучшие.
В поездке по Бразилии меня сопровождал председатель профсоюза металлургов товарищ Бира, такой симпатичный негр. В Бразилиа нас с ним разместили в отеле недалеко от «кабины пилота». Как известно, город Бразилиа очень похож на самолет, и «кабина пилота» – это сенат и парламент страны. Вы не можете себе представить, какой магнетизм в этом городе! В половине третьего ночи я проснулся от волнения и вышел на балкон. Мой сопровождающий тоже вышел вскоре на соседний балкон из своего номера, он тоже не мог уснуть. Так мы всю ночь и проговорили с ним.
Но такие доверительные отношения оказались рискованными, лучше всё-таки сохранять дистанцию. Когда мы с Бира приехали в Рио-де-Жанейро, то пошли на знаменитый пляж Копа Кабано. В то время был не купальный сезон и пляж был пуст, на нём гуляли только старые миллионерши из США, которые искали себе молодых парней для удовлетворения своих старческих капризов.
– Какое впечатление они произвели на вас?
– Эти увешанные драгоценностями богатые старухи вызвали у меня чувство брезгливости. Само их желание – удовлетворить свою похоть за счёт стройных молодых тел мулатов – внушает неприятие.
Я впервые был на атлантическом побережье Бразилии, там были потрясающие сильные океанские волны и мне захотелось искупаться. Я спросил разрешения у Бира, и он мне разрешил, хотя пляж не работал и не было никаких спасателей. Когда я бросился в океан, волны стали утаскивать меня дальше и дальше от берега. Я хорошо плаваю и иногда вроде бы чувствовал песок цыпочками, но волна постоянно меня сносила в океан. А Бира плавать не умел, и я видел, как он бегал по берегу, испуганный, что-то кричал мне. Когда я выплыл, он сказал мне: «Если бы ты утонул, то меня расстреляли бы». Вот к чему приводит потеря дистанции.
– А вы сами испугались, когда уносило в океан?
– Когда вышел на берег, меня немного тошнило, воды я наглотался ещё как! Потом Бира сказал, что разрешит мне купаться только в луже, где глубина 30 сантиметров.
– Как вам бразильские бары?
– У них барами называются большие помещения, где оркестр играет самбу, где молодёжи можно потанцевать под живую музыку. В одном таком баре мне разрешили выступить, хотя вечер был посвящен какому-то местному композитору. У меня тогда только что вышла книга «Лефортовские диалоги» на португальском, и я подарил её этому бару. Несмотря на то, что в нём собирались фанаты самбы, мне было приятно узнать, что они неплохо разбираются и в политике.
Но вообще-то в Бразилии излюбленным местом отдыха является крыша дома. Там у них стоит что-то типа гриля и они готовят там мясо – кусок посыпается солью и кидается на решётку. Я был на нескольких таких крышах, слушал, как бразильцы поют под гитару свои народные песни, а я им пел русские песни. Народные песни, как известно, все понимают без перевода.
– Наверное, вы не только в барах общались?
– Конечно, нет. В Рио живёт мама коммуниста Антонио Лиали, первого, кто в 1992 году пригласил меня приехать в Бразилию. Жаль, но он погиб в автокатастрофе. Его мама владеет небольшим ресторанчиком, и ещё она победительница конкурса на самое лучшее мороженое Рио-де-Жанейро. Она специально для меня приготовила фруктовое мороженое из манго. Ради этого роскошного мороженого стоило быть коммунистом и того, чтобы тебя пригласили в Рио!
Я иногда мечтаю о том, что если когда-нибудь придётся отойти от политики, то возьму рецепт у донны Росы и буду делать фруктовое мороженое из абрикосов, у нас на Кубани есть сорт маленьких персиков, они по вкусу чем-то напоминают манго.
Сейчас, кстати, я бьюсь над тем, чтобы создать базу отдыха для активистов «Трудовой России» на побережье Чёрного моря. Надеюсь, дона Роса приедет ко мне в Агой, есть такой поселок перед туапсинским перевалом.
– А что ещё вас удивило в Бразилии?
– Меня принимала семья индейцев из Амазонии. Специально для меня они привезли экзотическую пищу – земляных крабов, их огромные панцири мы разбивали деревянным молотком. Ещё меня поразил экзотический фрукт копоасуль. Это что-то космическое по вкусу! Если перевести дословно, то звучит как «голубой бокал»; плод имеет тонкий аромат и вкус, в котором сплетено и море, и сельва, и степь.
– Как вам живётся сейчас в России?
– Живу, как жил. За это меня и уважают. В материальном плане, конечно, хреново. Но мне ничего не нужно. Человек счастлив общением с себе подобными, с любимыми, с детьми.
– Но вы же ещё и муж, и отец…
– Да, всё это правильно. Но если бы я перестал быть самим собой, то потерял бы уважение и семьи, и товарищей, и даже случайных людей, которые знают меня. Этой зимой мы ехали в Борисоглебск и нужно было спросить дорогу. Я вышел из машины и спросил у дальнобойщика: правильно ли мы едем? И он, представьте себе, узнал меня. Надо было видеть радость этого человека, обыкновенного русского мужика! Он фактически признался мне в мужском уважении! Именно это наполняет смыслом мою жизнь и даёт мне уверенность утверждать, что я отражаю интересы человека труда в России.
– Но нельзя же всё время только бороться, надо и отдыхать.
– Что значит отдых? В шахматы я могу играть не больше пяти минут, они отвлекают. Потом, куда интереснее смотреть, как в шахматы играют корифеи, интересно наблюдать за игрой разума.
Раньше я любил отдыхать так, как это делают все в России. По субботам и воскресеньям ходил в лес, искал необычные места. Часто старался быть с друзьями. Пикник, шашлык, глоток вина, а что ещё нужно? Всё равно должна быть какая-то беседа. Просто обжираловка ради обжираловки меня не интересует.
– Ходите в кино или в театр?
– Сейчас очень редко. Меня часто музыканты приглашают на свои концерты. Вот недавно Саша Ковалевский пригласил на вечер в ЦДРИ, там отмечали 70-летие артистки, которая Наталью сыграла в «Тихом Доне». Люди искусства меня знают, и хотя я только цветы выношу, меня всё равно просят сказать несколько слов. Но мне больше нравится, когда меня не узнают, нравится быть как бы инкогнито.
– Я вас как-то в масленицу на Васильевском спуске видел, вы пробовали с кем-то на бревне мешками драться…
– … и проиграл. Хотел схитрить, но не получилось.
– Часто бываете на народных гуляньях?
– Недавно был в Иванове, отмечали 100-летие первого Совета. Иваново – чудный русский город, после дождя там была такая лесная прохлада, которая может быть только в России. После митинга хор пел народные песни, а потом я сам предложил спеть, потом люди стали петь частушки. Я считаю, что современный общественный деятель должен находить общий язык с выразителями народного искусства.
Кстати, замечу, что у меня есть общий язык не только с исполнителями народных песен, ещё я дружу с «нанайцами». Бари сам по себе очень любопытный человек – думающий, сократовского типа мыслитель, ищущий истину… Не верите? Так вы сами с ним пообщайтесь и увидите, что это так.
Как-то раз он приезжал к нам на пикник на своём 15-метровом «Линкольне». Мы очень хорошо провели время, беседовали, я готовил для них шашлык.
– Вы работали корреспондентом советского ТВ в революционном Накарагуа. Приходилось попадать в перестрелки?
– Конечно. Как-то раз нам нужно было перебраться из Манагуа на атлантическое побережье, мы плыли в пироге по сельве. Правда, пирога была с мотором в 200 «лошадей». И вот в какой-то момент нас начали обстреливать, всем приказали лечь на дно. Запомнилось, что с нами был один индеец, настоящий потомок майя и ацтеков, так он даже глазом не повел, когда начали стрелять – так невозмутимо и остался стоять в пироге. Когда мы прощались, я спросил у него: что бы он хотел получить от меня в подарок? Он признался, что у него совершенно старые ботинки, а мне как раз дали новые армейские ботинки, чтобы было удобно ходить в горах. И я их подарил ему, он так обрадовался.
– Часто у вас бывали такие экстремальные ситуации?
– Они настолько скоротечны, не сразу и понимаешь, что случилось. Вот когда нашу пирогу обстреляли, то первые мысли были: а будут ещё стрелять или нет? Бывали экстремальные ситуации и у нас на Кубани, где я начинал работу корреспондентом. Например, мне нужно было сделать материал про работу фермы, а ураганы зимой были такие, что вокруг ничего не видно. Так что я делал? Привязывал к сапогу вожжи, и конь сам приводил меня на ферму. А там доярки отпаивали молочком меня, молодого корреспондентика. Разве это не экстремальный случай? Куда конь приведёт, ведь ничего кругом не видно? Но лошадь, как правило, умнее корреспондента.
– Часто бываете на родине?
– Бываю. Недавно вот памятник обновил родителям на могиле.
– Сельчане поддерживают вас?
– В противоположность мнению, что южане очень экспрессивные, мои земляки очень сдержанные. Моего старшего брата во времена Ельцина уволили с работы, и, скорее всего, это было связано с моей политической деятельностью. Это увольнение фактически ускорило его смерть. Мои земляки искренне рады мне, но не хотят, чтобы начальство знало, что они общаются со мной.
– Можно ли провести параллель между актёрами и политиками?
– Вся жизнь – театр. Если я в чём-то похож на актёра, то что ж? Если политик хороший, то он и актёр хороший. А если актёр хороший, то он и политик хороший.
Дата интервью: 2005-11-23
