Советский и грузинский эстрадный певец, киноактёр, сценарист, кинорежиссёр, автор песен.
Исполнитель большого количества популярнейших песен
– Вахтанг Константинович, как вы думаете, почему получилось так, что многие артисты и представители интеллигенции из бывших союзных республик живут в Москве?
– Начнём с того, что я живу не в Москве, а в Тбилиси. Сюда приезжаю для того, чтобы передвигаться по миру дальше, потому что из Тбилиси не во все точки мира можно попасть.
Но какие-то артисты здесь живут. Почему? Это их надо спросить. Но вообще-то я люблю Москву, здесь у меня огромное количество друзей. Более того, в Москве не просто эстрада, а большая эстрада.
– Вы много работаете сейчас?
– Да, работы много. Часто бываю с концертами на Украине, в Прибалтике, в Средней Азии, в России, за границей. Вот недавно приехал из Лондона…
– И для кого вы там пели, для эмигрантов?
– Нет, меня пригласила очень известная страховая компания «Лойд». Это было приглашение англичан.
– Почему у них такой интерес к вам?
– У них надо спросить. Наверное, артист хороший. Скоро поеду на гастроли в Америку, а потом в Израиль.
– Раньше вас знала вся страна – от Прибалтики до Сахалина. Есть ли сегодня разница в отношении к вам по сравнению с прошлым? Вы её ощущаете?
– В отношении себя я разницы не чувствую. Вот если говорить по отношению к зрителю, то я, конечно, гражданин другого государства. Но что удивительно – несколько месяцев назад на Площади Звёзд в Москве мэрия и министерство культуры Москвы заложили мою «звезду», а в декабре я получил премию Леонида Утёсова.
Но если всё-таки говорить о разнице, о которой вы спрашиваете, то она для всех есть. Тогда не было беспредела. Я не поклонник серпа и молота, но всё равно в то время была какая-то духовность в людях. Сегодня этого нет.
– На эстраде тоже была духовность?
– Во всём была, везде. А сейчас… жизнь просто испоганила людей. И так везде – и у вас в Казани, и у нас в Грузии. Я всё про всех знаю, огромное количество артистов бедствует. Очень мало артистов могут себе позволить ездить на гастроли, только те, кто может собрать кассу.
Но я оптимист, думаю, что всё наладится. История такая вещь, что она рано или поздно всё ставит на свои места.
– Вы говорите, что раньше люди были более духовными. Так откуда же из них всё это, так сказать, недуховное появилось-то?
– Наверное, потому что нам не разрешали на эту тему говорить. А полезло всё это из них как только началась перестройка и гласность. Когда перестраиваешь дом, то нужно принести новые доски, нельзя из кривых досок построить новый дом, так ведь? Вот с этого всё и началось. Как только объявили гласность, то все сразу сказали, что мы плохо живём. Но ничего в этом нового нет. Я думаю, что все страны, которые сейчас хорошо живут, прошли через это.
Плохо только вот, что книга потеряла свою функцию. То, что сегодня продаётся на прилавках, страшное дело. Ну нельзя, чтобы все сразу стали писать стихи, петь песни. Почему всё меньше видно учёных, они никому стали не нужны. Плохо, что люди уезжают в другие страны.
– Вахтанг Константинович, к сожалению, я ни разу не был в Грузии, но знаю, что грузинская интеллигенция отличается от российской и имеет большое влияние в обществе. Но как, почему вы допустили то, что случилось с вашей страной? Почему Грузия – процветающее государство – вверглась в такой хаос?
– Вы считаете, что это сделала сама Грузия?
– А кто же?
– Это случилось потому, что российские политики написали такой плохой сценарий для неё.
– Но если вспомнить Звиада Гамсахурдиа…
– А кто его нам подбросил?
– Кто?
– Ну как ты думаешь?
– Не знаю.
– По телевидению показывали запись, как Звиад Гамсахурдиа в одной организации подписывает бумаги, в которых он обязуется выполнять все их приказы…
– Но как же вы допустили его приход к власти?
– А кто интеллигенцию спрашивал? Я целые сутки орал на площади во весь голос, чтобы люди не допустили его к власти. И что? А что у вас было, когда люди с флагами стояли у Центрального телевидения? Они же все очень похожи друг на друга. Кто всё это устраивал?
– Но ведь потом Шеварднадзе вернулся в Грузию на крови.
– Там кровь и до него была. Но это, мне кажется, разговор не для артиста.
– Всё равно, Вахтанг Константинович, вы же относитесь к интеллигенции…
– Да, мы стояли на площади и орали до хрипоты, и всё равно сила взяла тогда верх. Но ведь интеллигенция его и прогнала. В финале, вообще, всё ломается благодаря интеллигенции. Интеллигентный человек никогда первым не вылезет, ему неудобно. Надо выйти вовремя.
– У нас в России, вы, наверное, знаете, интеллигенция любит участвовать в разных политических акциях типа «Голосуй или проиграешь». У вас в Грузии есть что-нибудь подобное?
– Нет, у нас такого не было. Может от того, что финансов таких нет. Но сейчас больше не будет уже этого «Голосуй или проиграешь». Дай Бог, чтобы те ребята, которые пришли в ваше правительство, подняли страну. Люди очень устали… Не мне конечно, говорить о российской политике, меня должно больше интересовать то, что происходит в моей стране.
– Значит ваша интеллигенция вообще не участвует в политике?
– Её не допускают. Или стараются не допустить. Потому что интеллигентный человек – человек чести.
– Но наши российские примеры показывают, что всё продаётся и всё покупается.
– К сожалению, да. Но если вы меня спросите, какие должны быть сегодня люди в политике, то я отвечу вам – они должны быть молодыми, 35 – 40 лет. Молодые, более чистые. Но делается всё, чтобы их было меньше. Я, например, с удовольствием слушаю молодого Рыжкова. Я вижу, что этот молодой парень мыслящий, пусть вот таких будет человек десять-двадцать. Вот Путин, 44 года, молодой ведь? О нём мало кто чего знает, но дай Бог, чтобы он оказался тем, кем его хочет видеть народ.
– Вы общаетесь с коллегами по эстраде, с теми, с кем раньше выступали?
– Конечно. Но я ведь намного старше многих. Года три назад мы сборной командой ездили в Америку, с «Песней года» выступали в нью-йоркском мюзик-холле. Старше тридцати пяти лет из артистов никого не было, я один был дед.
– Я встречался с Яаком Йоалой, помните был такой популярный эстонский певец. Он меня очень удивил своим признанием, что на советской эстраде от каждой республики должен был быть, как он сказал, «свой болван» – от Украины, например, была Ротару, от Белоруссии Евдокимов и так далее…
– Я не думаю, что он прав. Всё зависит от артиста. Если ты не хочешь быть болваном, то кто тебя может заставить им быть? Если он так считает, то он сам виноват. Кто его мог заставить? Меня три раза представляли на звание народного артиста СССР и все три раза вычеркивали, потому что те люди, которые решали этот вопрос, не могли мне простить, что я не хожу на их банкеты. А я считал, что я не шарманщик. Я никогда не пел ни для членов ЦК, ни для правительства. Я не был ни пионером, ни комсомольцем, ни членом партии.
– Как же так – такой популярный певец как вы и ни разу не выступали на партийных сборищах?!
– А вот так! У меня принципы есть. Я сорок лет на сцене. Сегодня я молодым говорю: «Посмотрим, где вы будете через сорок лет». Стать артистом не просто, не обязательно только деньги вложить. В нас никто деньги не вкладывал, за нас деньги никто не платил.
– Но вот вам примеры. Есть такая Черникова, которая поёт «Дима, Дима, любовь необходима» и есть другие певцы, более талантливые, но у них нет денег для того, чтобы снять клип или выпустить диск…
– Это совсем другое. Дело в том, что на Черникову – правда, я её не знаю, – ходит определённый круг людей. Поэтому-то в неё и вкладываются деньги. Вот если завтра на концерт Кикабидзе никто не пойдет, ты со мной даже разговаривать не будешь.
– Почему же?
– Нет, ну ты придешь, а другие, те, кто может на мне заработать уже не придут.
Сейчас ходят на концерты тех, кто работает. А кто работает? Кристина, Киркоров, Меладзе… Есть энное количество молодых артистов, которые делают сборы на свои концерты. А у остальных с работой плохо, хотя среди них есть много талантливых. Сегодня никто на самом деле не занимается искусством, я не артистов имею в виду, а тех, кто должен думать об этом.
– Зачем же управлять искусством?
– Не об этом. Я говорю про отсутствие индустрии. Её нет, есть местечковость, клановость. Вася создаёт фирму и на деньги этой фирмы раскручивает Петю.
– Вы упомянули Меладзе. Тынис Мяги мне рассказывал, что его и Йоалу эстонцы не любили за то, что они выступают в России. А как в Грузии относятся к Меладзе?
– Очень любят. У грузин есть один очень большой плюс – если это искусство, то они всегда относятся к нему нормально.
– Скажите, это действительно правда, что пишут про вашу страну – нет света, нет тепла?
– Интересно, почему раньше об этом не рассказывали? У нас уже десять лет нет отопления.
– И в вашем доме тоже?
– Да.
– Как же вы готовите еду?
– Зажигаем керосинку и готовим. В рестораны покупают генераторы. Но дело ни в том, что всё дорого. Главное – выжить.
Но это просто удивительно, что об этом стали говорить через десять лет: «Бедные грузины! Как они там живут». Там давно люди перемёрзли, но ничего, научились жить и так, всё равно выживем.
– Вахтанг Константинович, а как в Грузии относятся к Сталину?
– Давай начнём с того, что это был не простой человек. Я, например, даже врага своего уважаю, если он умный. А Сталин был не простой человек. Почему сейчас люди на демонстрациях несут его портреты?
– Но это в основном пожилые люди, молодых практически нет.
– Дело не в этом. Но я скажу тебе почему это есть. Потому что после войны, во время такой разрухи каждый год было снижение цен. Я не думаю, что сейчас реально вернуться к колбасе по 2.20. Такой колбасы больше не появится.
– А как же концлагеря?
– Да, они были. У меня своё отношение к Сталину. В 37-м году очень многих моих родственников депортировали. Но это другой разговор. А кто придумал «тройки»? Это, знаешь, куда может завести такой разговор…
Я помню, что творилось в 53-м когда он умер. Люди гибли в давках, все думали, что жизнь закончилась. Такой любви уже не будет ни к одному вождю.
– Для этого нужно быть вождём.
– Но знаешь, в чём минус нашей нации? Мы не умеем говорить правду при жизни руководителей. Нация только тогда сильная, когда есть оппозиция. Как может быть такое, чтобы вождь сидел, а все перед ним головой об пол бились, а потом, когда он умрёт, все начнут писать какой он был плохой. Нет, это не правильно. Ты иди и скажи ему всё в лицо, иди пострадай за это, если нужно садись в тюрьму.
– А вы лично имели возможность сказать правду в лицо Гамсахурдиа или Шеварднадзе?
– Гамсахурдиа говорил. Кстати, маму Гамсахурдиа крестил мой дед. Когда Звиад пришёл к власти, моя мама сказала мне: «Иди и скажи ему, чтобы он не занимался гадостями». Я был у него, он всё хотел меня на свою сторону переманить, ему были очень нужны популярные люди. Но я сказал: «Я вижу, что этот человек не понимает, о чём идёт разговор», – повернулся и ушёл.
– Вы так и не убедили его?
– После нашего разговора сожгли мой офис, стреляли в окно моего дома из автомата.
– Странно, как меняются люди, ведь он сам пострадал от режима, был правозащитником….
– Правозащитников по всему миру можно на пальцах пересчитать. Эти люди несут свой крест до конца. Я никогда не забуду, как Горбачёв кричал на съезде на Сахарова. Его нужно было на руках носить, а ему микрофон отключали. И никто тогда не сказал Горбачёву, что этого делать нельзя. Мы об этом сейчас говорим. Вот в чём вся беда.
– Что или кто повлиял на ваше решение стать артистом – родители или какая-то внутренняя тяга к сцене?
– Я вырос на улице, отец погиб под Керчью в 42-м. А с детства я мечтал стать художником. Когда чуть повзрослел, то часто сидел с пацанами в подъездах с гитарой, пели песни. Как-то раз попал на репетицию самодеятельного оркестра медицинского института и с тех пор заболел этим.
Но для того, чтобы делать то, что я делаю сейчас, мне понадобилось десять лет. То, что сегодня выходит молодняк и говорит: «Мы – рок-группа» мы проходили много лет назад, ничего нового здесь нет.
– Вы что, тоже рок пели?
– Конечно. Я и сейчас многих могу за пояс заткнуть.
– Что вас больше привлекало – джаз или рок?
– Джаз. Я на джазе вырос, на серьёзной музыке.
– А музыкального образования у вас вообще нет?
– Нет, как и театрального. Я поступил в институт иностранных языков, но через год сбежал оттуда. Хотел работать в филармонии, но мне сказали, что хриплый голос может быть только у западных певцов на загнивающем западе. У нас этого, мол, нельзя.
– Как же вы попали в кино без театрального образования?
– Тогда я был уже довольно популярным среди студентов певцом и один режиссер в 66-м году взял меня в свой фильм. Он назывался «Встреча в горах», грузинский фильм. Там я играл эстрадного артиста.
Но фактически моя карьера в кино началась в 68-м году, когда Данелия пригласил меня в фильм «Не горюй!». В прошлом году я снялся у него ещё в новом фильме. Сценарий был написан специально для меня.
– Вы сказали, что вам понадобилось десять лет для того, чтобы делать то, что делаете сейчас…
– Для того, чтобы понять, что петь надо свои, а не чужие песни.
– А кумиры у вас были в молодости?
– Я вырос на песнях Утёсова, Бернеса, Шульженко. Из западных больше всего люблю Рэй Чарльза и Джо Кокера. Они умеют петь.
– Разве Элтон Джон не умеет петь?
– Петь и уметь петь – разные вещи. Есть, например, певцы, которые не умеют петь piano, то есть тихо.
– В фильмах «Не горюй!» или «Мимино» у вас один имидж, на сцене другой, вы пели песни на стихи Рождественского. Это вы умышленно меняли имидж или это было случайно?
– Тот репертуар был сделан специально для меня. Но я никогда не пел песен, если они меня не трогали. Сегодня нет Рождественского, нет Льва Ошанина, других, кто писал для меня. Среди молодых я ещё не нашёл такого, которому было бы интересно писать для меня, а мне интересно было бы петь его песни.
– Что вам интересно петь сегодня?
– То, о чем мы с вами говорим.
– А это по-вашему будут слушать? Ведь жизнь-то сегодня…
– Ну, это уже моя проблема.
Знаете, я никогда не писал сам песни, а потом как-то сел и написал. Теперь сам, в основном, пишу.
– Сегодня так много поддельного грузинского вина, возьмём к примеру ту же «Хванчкару». Настоящее вино стоит примерно долларов двадцать, а в магазинах его можно купить за пятьдесят рублей.
– Из Грузии очень трудно вывозить вино. Но в Грузии очень хорошее вино, чистое вино. А я в Тюмени пил «Боржом» тюменского разлива. Но такого не может быть, потому что источник боржома только в одной грузинской деревне.
– То же и на эстраде, так ведь? Столько подделок…
– Очень много. Но дело в том, что какие-то люди просчитали сколько будет стоить если раскрутить певца, даже если он бездарный. И раскручивают. Через три месяца этого певца спрашивают: «Тяжело быть звездой?» «Тяжело», – отвечает он.
– Многие артисты зарабатывают еще и на рекламе. Вам не предлагали рекламировать что-нибудь?
– Одна фирма обратилась ко мне с просьбой рекламировать их лекарство от импотенции. Мне предлагали очень большие деньги. Но я отказался. Я не такой человек. У меня есть работа, моя жизнь на сцене и этим я живу.
Январь 2000 г.
Дата интервью: 1998-06-02
