Российский теле- и радиоведущий, актёр, член Союза журналистов России. Заслуженный артист России. С 31 января 1967 года бессменно ведёт передачу «Встреча с песней», автором которой одновременно является.
– Виктор Витальевич, мне впервые жаль, что читатели не будут слышать голоса моего собеседника, голоса, который знают миллионы…
– … и который очень усталый к вечеру.
– Но тем не менее, вам, наверное, не раз приходилось слышать много лестного о своем голосе?
– Ну, называют его «золотым голосом России», еще «лунным голосом Москвы». Но эти оценки я слышал оттуда, из-за бугра.
– В январе (1992 года – Авт.) передаче «Встреча с песней» исполнится 25 лет. Расскажите, как все начиналось?
– Основные идеи были сконструированы мною. Было две задачи – вызвать людей на нормальный человеческий разговор и восстановление песен, которые много лет не звучали.
– То есть, пропаганда советской песни?
– Никакой пропаганды! Песня была не причиной, а поводом, мы восстанавливали именно те песни, которые долго не звучали. Это были блатные песни, это был Утесов, которого долго не пускали в эфир из-за его джаза, это была Русланова, которая была осуждена. это были русские песни типа «Шумел камыш».
– Тогда, в 60-80-е годы, ваша передача была своеобразным «телефоном доверия»…
– Пожалуйста, если так угодно. Но люди не сразу стали пользоваться передачей как «телефоном доверия». Писали всё, но не всё можно было пустить в эфир.
– У вас была цензура?
– Что значит была?! Она и сейчас есть. Я не могу выйти в эфир, не согласовав что-то с кем-то.
– И подобное происходит сейчас?
– Ну, а что изменилось? Меняются структуры власти – одни уходят, другие приходят, но они обязательно устанавливают контроль над тем, что происходит.
– Что же сегодня запрещено?
– Да ничего не запрещено. Но контроль все равно необходим. Ведь им кажется, что могут подорвать основы.
– Чем же вы можете их подорвать?
– Песней.
– Какой?
– (смеется – Авт.) «Широка страна моя родная».
– Эту песню могут не пустить в эфир?
– Во «Встрече с песней» она, конечно, пройдет. Естественно, с соответствующим письмом. Как прошли у меня песни о Сталине. Во «Встрече» я могу дать в эфир все.
Но, говоря сейчас о цензуре, я не говорю, что это плохо. Я бы ввел даже дополнительную цензуру. Знаете какую? Цензуру ума, культуры и вкуса. Весь этот беспредел и вседозволенность в средствах массовой информации… это невозможно. Можно о чем угодно говорить, но уровень говорящего должен быть высокопрофессиональным.
– К вам в передачу приходят тысячи писем. Каким критерием вы пользуетесь, отбирая их? Что больше влияет – письмо или песня?
– Идеально, чтобы было и то, и другое.
– Вы подыгрываете публике?
– Никогда.
– Вы – профессиональный журналист?
– Нет, я заканчивал театральный институт при Малом театре. Я не профессиональный журналист, но я 25 лет читаю письма. Я не прочитал за это время много книг, но я прочитал такой материал, какой не читал, наверное, еще ни один журналист.
– Письма влияют на вас?
– А как же! И очень сильно!
– Были ситуации, когда вы читали последнюю исповедь и знали, что ничем не поможете человеку?
– Были. И, к сожалению, чем дальше, тем больше. Особенно сейчас. В таких случаях стараюсь связаться с человеком, но, как правило, они не оставляют обратного адреса. Тогда стараюсь, чтобы письмо скорее прозвучало.
– Виктор Витальевич, вы сказали, что закончили театральный институт. Почему же ушли из театра?
– В театре я проработал всего год. Я понял, что не хочу быть зависимым от режиссеров, от обстоятельств, от того, как складываются дела в коллективе. К коллективу я вообще всегда относился почтительно на расстоянии. Никогда не состоял в общественных организациях типа комсомола или партии.
– Как в вашей творческой судьбе появился «Аморкорд»?
– Кроме «Встречи с песней» я читаю на радио классику – Пушкина, Булгакова, Лермонтова. И дублировать «Аморкорд» – одному! – для меня было интересным предложением. Во-первых, это гениальный Феллини. Задача, которую поставил мне режиссер и которую я с радостью развивал, – это в паузах подсказывать зрителю, о чем говорят актеры. Это было очень интересно. После «Аморкорда» я озвучивал «8 1/2» и «Кабаре».
– Вам ставили «подножки»?
– Да, и не только сверху, но и рядом. Но об этом надо скорее забывать. Если говорить о зависти, то мне это неизвестно. Нет, я знаю, что это существует, но это скверное качество. Азарт, честолюбие – да! Это может помочь. Без хорошего творческого честолюбия ничего не сделаешь. Это рождает настойчивость, упрямство. Только не надо идти по головам людей.
– Приходилось вам идти против совести?
– Ни–ко–гда! Потому что я не был в партии.
– Кто ваши родители? Кто из них оказал на вас большее влияние?
– Они научные работники. Отец до недавнего времени был профессором Ленинградского университета. Мать – доктор наук, минералог.
После блокады, которую я пережил мальчишкой, мы переехали в Москву, и со мной постоянно была мать и ее второй муж, мой отчим – Валерий Михайлович Бебутов. Именно он формировал меня. Кстати, вы знаете, Бебутов был в годы войны главным режиссером театра имени Камала. Он ставил «Короля Лира» и «Гамлета» на татарском языке. Я хорошо помню Абжалилова, который был другом моего отчима и нашей семьи.
– Сегодня все начали выяснять свои корни. Вы не интересовались своим происхождением?
– Я знаю, что по линии матери я праправнук Чернышевского.
– Вот как! Вас не мучает вопрос вашего прапрадедушки «Что делать?»
– Я человек ленивый, и меня больше мучает вопрос: «Как бы чего не делать?» А что делать, я и так знаю.
Дата интервью: 1999-12-12
