Драматург. Как сценарист дебютировал фильмом «Шестое лето». Позже участвовал в создании такой знаменитой картины как «Свой среди чужих, чужой среди своих» Никиты Михалкова. После того как ряд фильмов, снятых по сценариям Володарского, оказался на «полке» («Дорога домой», «Проверка на дорогах», «Вторая попытка Виктора Крохина»), он обратился к театральной драматургии. Первая его пьеса, «Долги наши», была сразу же поставлена Олегом Ефремовым во МХАТе, она шла в ста двадцати девяти театрах СССР. Не меньшим успехом пользовалась также «Уходя, оглянись». Всего же им написано одиннадцать пьес и более полусотни сценариев. Среди наиболее известных фильмов, снятых по сценариям Эдуарда Володарского, — «Емельян Пугачёв», «Демидовы», «Мой друг Иван Лапшин»», «Моонзунд», «Прощай, шпана замоскворецкая»», «Троцкий», «Бездна. Круг седьмой». Кроме того, он — автор нескольких книг: «Русская», «У каждого своя война», «Дневник самоубийцы», «Охотник за черепами».
– Эдуард Яковлевич, вы много писали про нашу армию. Что скажете про случай (история с курсантом А. Сычёвым. – А.М.) в челябинском училище?
– Это ужасно. Я считаю, что тех, кто издевался над тем парнем, надо беспощадно судить.
– Некоторые обвиняют в разжигании скандала СМИ. Насколько они правы?
– Да если бы не СМИ, то мы вообще ничего не узнали бы об этом. Никакой вины журналистов тут нет. Ещё раз скажу, что тем, кто участвовал в истязаниях, надо дать по 15-20 лет, чтобы они прочувствовали. Мне кажется, что тут есть такой нюанс: нас заедает европейская политкорректность. В Европе с ней уже допрыгались.
– При чём тут политкорректность?
– Я глубоко убеждён, что нам врут и пугают статистикой, дескать, при существовании смертной казни убийства будут увеличиваться. Это чудовищная ложь наших либералов типа Немцова.
Я хорошо знаю законы старого воровского мира – на убийство человек шёл только в крайнем случае.
– Значит, вы не либерал?
– Нет. Я и западных либералов терпеть не могу и считаю, что все беды России только от них.
– Значит, вы – патриот?
– Патриотизм патриотизму – рознь. Если ты желаешь добра России, то не надо ориентироваться на таких людей. Я считаю себя патриотом. Россия – моя родина, и другой мне не надо.
Недавно приезжал мой приятель из Узбекистана и рассказал, что как только у них стали сажать на 10-15 лет за угон машины, то угоны практически прекратились. А раньше давали от силы два-три года, и то условно. Вот вам и политкорректность!
– Что ещё из западной либеральности вам не нравится?
– Что немцу хорошо, то русскому плохо, и наоборот. России многое непригодно из западного либерализма. Например, их экономическая модель общества. Россия – это громадное многонациональное государство с огромным количеством укладов и обычаев. Это и север, и Кавказ, и Дальний Восток. Ну и как ко всему этому можно приложить одну, например, шведскую или французскую модели экономики?
Если говорить об интеллектуалах, то они всегда были за разрушение государства. Их идеи всегда оборачивались кровью для Европы. Вспомните, кто подготавливал французскую революцию? Вольтер и другие свободные мыслители, все они были масонами. Чем всё это обернулось для Франции?
Разрушением церквей, потоками крови, гильотиной, а кончилось Наполеоном, который всю Европу потом положил под свой сапог.
Ничто просто так не проходит. В России то же самое. Недаром Ленин сознательно вёл гражданскую войну.
– Как же тогда ваш сценарий фильма «Свой среди чужих…», где комиссары романтизируются?
– Это совсем другое. Это вестерн. И сам фильм был о другом – он о дружбе и доверии.
К тому же, у меня есть доверие к тем, кто тогда поднялся на борьбу. Идея-то была благородная – кто трудится, тот и хозяин. Другое дело, что она невыполнима. Потом я глубоко убеждён, что организовала это побоище кучка негодяев.
– Почему в России очень часто повторяют ошибки прошлого?
– Наверное, из-за того, что плохо знаем своё прошлое и плохо его изучаем. Вот я учился на большевистской идеологии. Согласно ей, Пушкина погубила царская власть, Лермонтова тоже она же душила, а сама Россия была тюрьмой народов. В Ингушетии в 1912 году было 80 тысяч населения, при этом в царской армии служило 16 генералов-ингушей. Какая же это тюрьма? Вы найдите мне в британской армии хотя бы одного генерала-индуса!
Скоро выйдет сериал про Столыпина, снятый по моему сценарию. Когда я работал над ним, то обнаружил, что Столыпин два раза вносил в думу законопроект об отмене черты осёдлости для евреев. И оба раза дума заваливала их благодаря социал-демократам и эсерам.
– Простите, но среди них тоже были евреи.
– Ну и что? Ленин писал тогда: «Если реформы Столыпина будут выполнены, то о революционном движении можно забыть на 50 лет».
– Как же тогда столыпинские «галстуки» и военно-полевые суды?
– Я считаю эти меры нормальными с точки зрения государственного деятеля. Они были ради стабильности в государстве. При Столыпине Россия по темпам развития вышла на первое место в мире.
– Вы хотите сказать, что первая мировая была неким заговором против России?
– В какой-то степени да. У меня есть об этом книжка Барбары Тафман «Августовские пушки». Когда эту книгу прочитал Кеннеди, он записал в своём дневнике: «До сих пор не могу понять: каким же образом две самые мощные в то время мировые державы, Германия и Россия, не имеющие друг к другу никаких геополитических или национальных претензий, вдруг схлестнулись в яростной схватке и уничтожили друг друга?»
– Недавно ПАСЕ обсуждало вопрос об осуждении коммунизма. Вы согласны, что его надо осудить?
– Я не приемлю коммунистический режим, но считаю, что доходить до такого нельзя. Всё это делается только с одной целью – укусить, ущемить Россию. Я абсолютно в этом уверен.
– Но ведь нацизм осуждён.
– Это разные вещи.
– А итог везде один – миллионы ни в чём не повинных жертв.
– Если сравнивать масштабы репрессий по отношению к своему народу, то в Германии они несоизмеримо меньше.
Нацизм и коммунизм несопоставимы по идеологии. Беда в том, что многие люди до сих пор идут за коммунистическими лозунгами. Например, за такими, как жажда справедливости.
– А вам её хочется?
– Хочется, но свобода и равенство как лозунги очень обманчивы. Люди неравны с рождения. Один родился сильным, а другой слабым, один умным, а другой глупым, один евреем, а другой англичанином. Там, где есть свобода, надо забыть о равенстве. Америка тому яркий пример.
– Если я правильно понял, осуждение коммунизма – это наше внутреннее дело, и Европа не имеет права вмешиваться в это?
– Дело не в этом. Красная армия спасла Европу от фашистов ценой миллионов жизней советских людей. Не Европе судить об этом. Они же хотят перенести это решение на современную Россию. Представьте, что будет, если они такую резолюцию через ООН протащат! Тогда все прибалты кинутся к нам со своими претензиями и будут требовать заплатить за «оккупацию».
– Не боитесь, что вас в коммунисты запишут?
– Нет, я не коммунист и никогда не был в партии. Я и в комсомоле не был, и в пионеры меня не приняли.
– За что?
– В шесть лет меня крестили. Когда готовились к приёму в пионеры, один одноклассник «стукнул», что я ношу крестик. Меня стали стыдить, и я с рёвом убежал из школы.
– Но крестик не сняли?
– Нет.
– А в комсомол почему не взяли?
– За пьянку.
– ?!
– Мы в химкабинете весь спирт выпили.
– Сколько же вам тогда было?
– 14 лет. Я водку начал пить в 14, а курить в 13. Я вообще был отъявленной шпаной, меня в Старомонетном на Полянке многие знали и боялись.
– Современных писателей, например, нашумевших Сорокина и Пелевина читали?
– Сорокина почитал и больше не буду. Пелевин – серьёзный писатель.
– Как вы считаете, чего больше сейчас – литературы или хорошо написанных книг?
– Конечно, в большинстве то, что есть, это не литература в высоком смысле этого слова. Литература – это Юрий Казаков, Юрий Трифонов, Тендряков, Распутин, Белов, Паустовский, Бабель…
– Не обидно, что настоящая литература отходит на второй план?
– Что делать, если Москва, Питер и другие большие города превратились в общество потребления и только потребления. Кстати, в такое общество давно уже превратилась Европа. Естественно, настоящие писатели сейчас никому не нужны. Сейчас на плаву те, кого интересует вопрос: как бы побольше заработать денег? Отсюда все эти шиловы и никасы сафроновы. Такие люди есть и в кино. Беда в том, что у них таланта маловато. Но у них при минимуме способностей есть фантастическое умение выжать максимум у этого мира, и ещё умение пристроиться в жизни.
– Как получилось, что вы стали писать пьесы, которые были поставлены чуть ли не во всех театрах Советского Союза?
– Мой сценарий «Долги наши» Госкино завернуло. Его прочитал Кончаловский, сказал мне: «Чего ты ноешь? Сделай из него пьесу». Я никогда до этого не писал пьес. Андрон посоветовал мне: «Возьми «Дядю Ваню» Чехова, пересчитай в ней слова и сделай так, чтобы у тебя их было не больше». Я приехал домой, взял «Дядю Ваню», пересчитал слова… Первый вариант моей пьесы тоже был в трёх действиях, как у Чехова.
– Почему именно «Дядя Ваня»?
– Это идеальная пьеса, образец театральной драматургии. Потом я стал размышлять, куда её понести, и пошёл во МХАТ. Моя фамилия тогда уже была на слуху после положенных на полку фильмов «Проверка на дорогах» и «Мой друг Иван Лапшин», и дама из приёмной Олега Ефремова сказала мне, что я могу оставить рукопись у неё.
В тот момент, когда я доставал из пальто свернутую в трубку рукопись, вышел Ефремов. «А это молодой автор Володарский, он принёс пьесу», – стала она объяснять ему. «Давай я сам почитаю», – сказал Ефремов и взял мою рукопись. Через неделю мне позвонила та самая дама и с придыханием сказала, что Олег Николаевич ждёт меня. Я стал интересоваться, понравилась ли ему пьеса? Она шёпотом сказала: «Очень». Эта пьеса шла почти десять лет.
– Богатым, наверное, стали от гонораров?
– Чуть не спился. Она шла в 127 театрах страны, и в месяц я получал «авторских» по четыре тысячи. И все эти деньги умудрялся пропивать, иногда звонил в агентство по авторским правам и просил дать аванс.
Потом я написал «Уходя, оглянись», она тоже была поставлена во МХАТе и шла по всем театрам Союза. К ней Высоцкий написал песню «Час зачатья я помню неточно», хотя первоначально она должна была прозвучать в фильме по моему сценарию «Вторая попытка Виктора Крохина», но он тоже был положен «на полку».
– Вы автор сценария, наверное, самых лучших фильмов Германа. Какая же кошка пробежала между вами и им, если теперь вы не говорите о нём ничего хорошего?
– Господь Бог не всегда талант помещает в соответствующую человеческую оболочку. Как человек он для меня – никто. Я могу принять его как художника, хотя не понял его фильма «Хрусталёв, машину!» и не понимаю, как можно восемь лет снимать один фильм. Он давно возмущал меня своими человеческими качествами. После того, как он стал публично нападать на Никиту Михалкова, я публично вступился за Никиту, с которым дружу много лет. Я друзей не предаю.
Кстати, а вы видели «Мать» Пудовкина?.. А «Окраину» Барнета?.. А фильмы Дзиги Вертова?.. Теперь сравните всё это с «Лапшиным»!
– Но ведь любой художник что-то у кого-то заимствует. У того же Михалкова можно найти «цитаты».
– Я не обвиняю, нет. Я не хочу, чтобы при этом говорили про себя: «Я – гений!» Любой художник может кому-то подражать, у кого-то учиться… Чёрно-белое кино вообще что-то фантастическое. У Германа был гениальный оператор Валерий Федосов, жаль, что он так рано умер. У меня такое ощущение, что недалёк тот день, когда кино вернется к чёрно-белому изображению.
– Меня удивило, что вы очень часто говорите о своём негативном отношении к Сокурову, которому помогал Андрей Тарковский.
– Кто вам это сказал?
– Сам Сокуров.
– Знаете, это мне напоминает один анекдот. Приходит старик к врачу и жалуется: «Доктор, что-то у меня плохо с женщинами получается». «Сколько вам лет?» – спрашивает врач. «72», – отвечает старик. «Дедушка, – говорит ему доктор, – в ваши-то годы! Возраст уже…» «При чём тут возраст? Соседу 75, а он говорит, что он два раза в неделю может!» – возмущается старик. «Ну и вы говорите!» Вот с Сокуровым то же самое.
Я считаю, что он фантастически дутая фигура. Ничего за ним нет. Я не буду обвинять его, что он лжёт про помощь Тарковского, но я не верю, что это так и было. Я очень хорошо знал Андрея.
– Как же быть с тем, что в Европе ему аплодируют и дают высшие призы на фестивалях?
– А чего нам равняться на Европу? Мало ли чему аплодирует Европа? Для меня это ещё не показатель: если Европа аплодирует, то значит это хорошее. У меня свои мозги есть.
– Порадуете чем-то новым своих читателей в ближайшее время?
– Скоро выйдет книга «Детектив без детектива». Это моя вольная фантазия на тему гибели Зои Федоровой. Нет, я не проводил специального расследования, это просто моя версия. К тому же я очень хорошо её знал до того, как она уехала из страны.
– И какая у вас версия?
– О её загадочной смерти писали много. Лично я не верю, что её убил КГБ. Зачем она была ему нужна? Она была пожилая женщина, отсидевшая много лет. От лагерей у неё осталась привычка прятать под матрац еду.
В советские годы она собирала бриллианты, тогда они стоили копейки. Я думаю, что её убил один из продавцов бриллиантов. Она была очень осторожной, и когда я приходил к ней, несколько раз переспрашивала: кто пришёл? А тут она не только впустила в дом человека, но и пила с ним кофе. Он-то и выстрелил ей в затылок. Она знала убийцу, раз впустила в дом.
Её муж был лётчиком на рейсе «Москва – Нью-Йорк». После смерти Зои Федоровой он уволился и открыл своё дело. Мне кажется, что разгадка в этом.
Дата интервью: 2006-01-30
