Все больше занимаюсь стихами

Вознесенский Андрей Андреевич

Представлять сегодняшнего гостя было бы по меньшей мере наивно – его феерический путь в отечественной словесности исключает необходимость представления. Его не все читают – но все знают. Его не все любят, но любят – самозабвенно. Его слово – жемчужно. Для чуткого уха музыка его строки отдает эхом Моцарта. Он не похож ни на кого, ибо ему даровано свыше. Имя его – Андрей Вознесенский.

– Андрей Андреевич, вы редко даете интервью. Чем это объяснить?

– Сергей Есенин писал в автобиографии: "Остальное – в моих стихах". Если я что-то не сказал в своих стихах, значит, это не настоящее, не проверено небом, судьбой. В свое время я много писал исповедальной прозы: "Прорабы духа", когда правду трудно было говорить. А сейчас все пишут, я же занимаюсь больше стихами.
 
– Сегодня в музыке появился гениальный Женя Кисин. А в поэзии, мне кажется, равновеликой фигуры нет.

– Ее нет потому, что нет прожектора, который бы высветил даже очень талантливого человека. На днях выходит книга Нины Искренко. Это удивительный поэт, безвременно погибший. Ее книга будет событием в русской поэзии. Я помню такой случай: когда приезжал сюда Борис Гребенщиков, я вел его вечер и после песен Гребенщикова пригласил на сцену Нину. Через пять минут – среди сплошного рева поклонников Гребенщикова – зал притих, зал ее слушал… У нее очень сложные стихи. Она написала, к примеру, "Конституцию", которая начиналась так: "Граждане СССР имеют право на труп". Она была душой клуба "Поэзия" – вместе с Игорем Иртеньевым и Евгением Бунимовичем. Печально, что в тени общественного внимания, кроме молодых поэтов, находятся такие крупнейшие мастера поэзии, как Генрих Сапгир, Игорь Холин, Инна Лиснянская, Лев Рубинштейн – всех, увы, не перечислишь.
 
– Задам вам вопрос как архитектору. Вам нравится восстановленный Храм Христа Спасителя?

– В архитектурном институте этот храм преподносился в качестве примера эклектической архитектуры. Разрушение Храма – национальный позор. Слава Богу, что Храм восстановлен, хотя, с точки зрения чистой архитектуры, я – поклонник другого зодчества: кремлевских соборов, храмов Василия Блаженного и в Коломенском, церкви на Полянке. У нас, я считаю, огромный пробел в современной церковной архитектуре. Почему в России не спроектировано, не построено ни одного современного сооружения в стиле ХХ, уже уходящего века? Храм, который делал архитектор Витберг и который должен был стоять на Воробьевых горах, восхитил Герцена – и он писал об этом в "Былом и думах". Александр I тоже был поражен масштабом и мощью замысла Витберга, но потом это все, к сожалению, не было воплощено в жизнь. Есть прекрасные модерные сооружения Гаути, церковь Корбюзье, капелла Реншан. Мусульмане в Исламабаде построили удивительное современное здание – это их слова Богу, сказанные в нашем веке. А в России не построено в этом столетии ни-че-го!
 
– У меня в руках только что вышедшая ваша книжка "Cazino "Россия". Название несет какой-то подтекст?

– Конечно. Во-первых, это деталь московского пейзажа: памятник Пушкину, кинотеатр "Россия". Все в мире символично, случайностей не бывает. Казино – это рулетка жизни; ставки, криминал, страсть, любовь, азарт, шулерство. Здесь и Достоевский, и русское "авось". В стихотворении "Улет" – разрыв наших связей, совершенно полный. Это никакой не формализм – это жизнь такая. "Актер-актер-актер" – можно прочитать "теракт-теракт-теракт". Террорист – это актер обязательно! Стихия слова тебя ведет, а потом ты уже разбираешься, к чему это было.
 
– Вам не кажется, Андрей Андреевич, что смерть Окуджавы и Рихтера потрясла Россию?

– Меня это потрясло, и я написал об этом. Моя книга заканчивается реквиемом Рихтеру.
 
– Вы не знаете – будут ли улица Рихтера, улица Окуджавы в Москве?

– Я подписывал письмо по поводу Рихтера. На Арбате должен быть памятник Окуджаве, и улица его имени. Во время празднования 850-летия Москвы я написал такие строчки:
 
Живу в своей высотке.
Пока что у державы
Нет улицы Высоцкого,
Зато есть – Окуджавы.

С Высоцким – несправедливость. Ведь самый уличный и площадный поэт – Высоцкий. Но тогда было другое время, другое правительство. Я думаю, еще вернутся к этому.
 
– Вечная тема: "Поэт и власть"…

– Я думаю, в историческом плане на моей судьбе случайно поставлена точка в отношениях поэта и власти. Это было последнее противостояние. После этого поэзия и политика пошли параллельными курсами. Хрущев своим ором поставил последнюю точку. Россия странная страна. Вот смотрите: Николай I. Это был странный монарх. В нем была масса вещей плюсовых. Но он остался в истории своими отношениями с Пушкиным. То же Хрущев. Он был противоречив: выпустил людей из концлагерей, устроил Карибский кризис; вытащил людей из подвалов и закрыл 10 тысяч церквей. Но, увы, он войдет в историю как человек, по чьему приказу травили Пастернака. Бог и Россия ему этого не прощают.
 
– Вы, да и многие мои знакомые уповают на то, что возрождение России начнется с провинции. Но ведь Москва – это родина Пушкина, Лермонтова, Цветаевой, Пастернака, Окуджавы. То есть Москва – все-таки духовный центр России.

– А я вам напомню пословицу: "Москва – большая деревня". Уличность и классика, грязь и красивые дома; ампир и хрущобы, полный ералаш в стиле. Широта такая: Цветаева, Пастернак – ведь они совершенно другие, чем классические петербургские поэты. И по отношению к миру Москва – и столица, и провинция одновременно. У меня нет такой однозначности по отношению к провинции. Я был в восторге от того, что увидел в Самаре. А сейчас, благодаря Интернету, телевидению, провинция сравнилась со столицей. Я выступал в Сургуте – те же вопросы задают, что и в Москве, та же аудитория.
 
– В вашу книжку вошли стихи о гибели принцессы Дианы. Сколько времени книгу печатали?

– Три недели! Ни в одном журнале публикации не появляются в таком темпе. Иногда в газете – дольше. Это плюсы и минусы капитализма. Выход книги для меня – праздник.
 
– У вас есть в стихах строчка: "Врагов не счесть". Это поэтический образ или реальность?

– Это стихотворение называлось "Пес России". Поэтому речь не только о моих врагах, а о врагах России. А врагов личных, к счастью, не уменьшается.
 
– К счастью?

– Да. Я думаю, так. Значит, ты прав.
 
– Когда-то вы требовали: "Уберите Ленина с денег", написали поэму "Лонжюмо", посвященную Ленину. Как вы сейчас относитесь к своей лениниане?

– Недавно Алексей Гидуров, шеф "Рок-дефис кабаре", вспоминал: "Высоцкий в анкете на вопрос "Кто ваш любимый политический деятель?" ответил: "Ленин". Мое отношение к Ленину тех лет калькировало отношение к нему моего учителя и кумира Б.Л.Пастернака. Я Ленина не знал, он знал. Пастернак встретился с Мандельштамом у гроба Ленина… Таганка бешено аплодировала этим моим стихам. А сейчас опубликованы тайные архивы ЦК, где есть донос Центрального банка в Политбюро, в котором эти стихи клеймились как антисоветские. Цензура их не пропустила ни в один мой сборник. Устал я говорить об этих стихах 30-летней давности! Я думаю, потом были написаны более серьезные вещи: и "Оза", и "Юнона и Авось", и последняя моя поэма, еще не вошедшая в книгу, – "Шулер-квинтет".
 
– У вас есть стихи, посвященные Евгению Евтушенко. У него – вам. А сейчас вы не враги, но, мне кажется, не друзья. Меня да и, думаю, многих читателей это огорчает…

– Посвящение Евтушенко появилось так. Я сказал: "Женя, выбери стихотворение, которое тебе нравится, я посвящу его тебе. Он выбрал поэму "Петр Первый". У Белого он таким же образом выбрал поэму "Дождь". Я всегда старался, где мог, помогать ему. Настоящая помощь должна быть тайной. Вы знаете Анатолия Стреляного, конечно? Он публицист и одновременно основатель многотомной серии "Культура ХХ века". Там один том – сказки, другой – фантастика, третий – живопись. Так вот, ко мне подошел Стреляный и попросил: "Андрей, сделай нам том поэзии". Я сказал, давайте я сделаю вам том живописи, а поэзию пусть сделает Евтушенко". Я думаю, Евтушенко об этом даже не знает. Таким образом я сосватал ему эту антологию, которая – одно из лучших произведений Евтушенко. Естественно, ему больше нравятся его собственные стихи, написанные по поводу всех похорон. Они длиннее и, стало быть, лучше. Когда-то, после того как я опубликовал восхищенную статью о Евтушенко, он позвонил мне и сказал: "Андрей, это лучшее, что ты написал за всю свою жизнь". Мне не верится, что это он сейчас поливает уязвленной грязью в прессе своих былых товарищей: Васю Аксенова, Беллу Ахмадулину и меня, конечно. Не надо выяснять отношения через газету. Иногда же он бывает в нашей стране, не все время живет в Америке. Приехал – набери телефон, позвони мне или Белле и скажи что тебе не нравится. Мое отношение к нему, несмотря на все, остается неизменным. Ни я, ни мои друзья никогда не опускаются до брани в его адрес. Дай Бог ему гармонии и чтоб он написал что-нибудь, достойное его имени и таланта.
 
– Задам вам традиционный, нелюбимый мною вопрос о ваших ближайших планах.

– Они конкретны. Готовлю книгу воспоминаний. Это серия "ХХ век". "Плейбой" хочет издать мои видеомы. Но вот моя книга, что у вас под руками, радует меня тем, что в ней нет ни одного старого стихотворения.

Дата интервью: 1998-05-26