Он фантастически популярен, совсем как в песне Высоцкого: "…по нем бабье с ума сходило, и даже мужики…". Возраст лишь добавил шарма его природному аристократизму – Янковский изящен и галантен, остроумен и прост, притягателен и таинствен…
Он, младший сын бывшего штабс-капитана лейб-гвардии Семеновского полка польского дворянина, родился в казахском городке Джезказгане. В семье Янковских говорили не только на русском, но и на французском, английском. А юный Олег с детьми ссыльных интеллигентов и уголовников весь день гонял в футбол. И ужасно стеснялся своей бабушки-аристократки.
– Между прочим, моя бабушка была подружкой Ленина. Когда у нее был очередной юбилей, к нам в дом пришли журналисты и попросили рассказать о Симбирске, где они жили по соседству с Ульяновыми. И бабушка вдруг вспомнила, как ей привезли из Парижа куколку с закрывающимися глазками, а Володя (будущий Ленин) так обрадовался… что эти глазки выколол, чтобы посмотреть, как это они закрываются… После ареста отца мы все переехали в театральный Саратов. Чтобы хоть как-то кормить большую семью, мама выучилась на бухгалтера. Старший брат Ростислав, окончив театральное училище, отправился в Минск в Русский театр, где играет до сих пор. Взял с собой и меня, семиклассника, дабы я не был обузой для семьи. В Минске я прожил три года. Спал и видел себя во сне футбольным вратарем. Ради футбола пропускал школу. В Минске у меня состоялся и первый театральный опыт, когда на сцену я вышел вместо заболевшей актрисы в роли мальчика в спектакле "Барабанщица". После школы надо было как-то определяться, и я, к маминой радости, вернулся в Саратов. Была вторая половина лета. Экзамены во все вузы уже закончились, и я особенно ни на что не надеялся. И вот иду как-то домой с рынка, вижу объявление о приеме в театральное училище. Будто чья-то рука повела меня туда, зашел к самому директору. "Как фамилия?" – спросил он. – "Янковский". Директор заглядывает в какие-то списки и говорит: "Да, вы приняты. Приходите первого сентября". Совершенно ошарашенный, я пришел домой… Первого сентября явился в театральное училище. И только спустя много месяцев выяснилось, что мой средний брат Николай, работавший сталеваром, втайне от всех нас сдал в этом училище все вступительные экзамены: он так же бредил театром, как я – футболом. Но когда узнал, что вместо него в училище пошел я – промолчал и снова пошел работать сталеваром: надо было кормить семью. Между прочим, Николай сегодня директор Саратовского молодежного театра…
– С тех пор вы поверили в некий "пасьянс на небесах"?
– И верю в него по сей день. После этого удачи стали сыпаться на мою голову одна за другой. Но, конечно, все было не сразу. В училище я женился и стал "мужем Людмилы Зориной", ведущей актрисы Саратовского театра, в котором тоже стал работать. Долгое время я слышал за своей спиной: "Да это же муж самой Зориной!"
Однажды наш театр гастролировал по стране, и в одном из местных ресторанов мне случилось сидеть вблизи с обедавшими там Владимиром Басовым и его женой Валентиной Титовой, снимавшими в ту пору фильм "Щит и меч". Вместе с коллегами из съемочной группы они как раз обсуждали кандидатуру на роль Генриха Шварцкопфа. И вдруг Титова, глядя в мою сторону, говорит мужу: "Вон он, твой герой – красивое, умное, арийское лицо". Владимир Басов вздохнул: "Если бы с таким лицом он еще был бы актером…" Но ко мне они все-таки подошли. И после этого пошло-поехало… Почти параллельно со "Щитом и мечом" снялся в фильме "Служили два товарища".
Прекрасно помню, как наш театр гастролировал в Горьком, где в местных кинотеатрах шли эти два фильма. С афиш на горьковчан глядели два блондина – гестаповец Шварцкопф и красноармеец Некрасов… И вот иду я вечером со спектакля в гостиницу, а народ только что высыпал из кинотеатра. Люди, увидев меня, ошарашенно расступались, и я тогда впервые почувствовал, что это такое – актерская популярность.
– Но ведь вы потом еще некоторое время играли в Саратове…
– Да, до тех пор, пока мне не пришлось участвовать вместе с Евгением Леоновым в съемках фильма "Гонщики". Один из дублей мог закончиться трагически: машина перевернулась, операторы – кубарем в сторону, а на мне дотла сгорела кожаная куртка. Но я остался без единой царапины. Леонов долго потом всей Москве рассказывал про "счастливчика Янковского" из Саратова. Рассказал он обо мне и Марку Захарову. Так мы всей семьей перебрались в Москву, и я стал играть в его "Ленкоме", ну а супруга с рождением сына Филиппа полностью отдала себя роли жены и матери.
– Кстати, ваш сын, как считают кинокритики, талантлив не только как режиссер, но и как актер.
– Филипп снимался со мной впервые в "Зеркале" у Андрея Тарковского, когда ему было всего четыре с половиной года. Я играл взрослого героя, а мой сын – его в детстве. Сегодня мне безумно жаль своего сына и его ровесников. Они лишены возможности не только сниматься в фильмах, на которые у государства нет средств, но и быть узнанными своими соотечественниками. Сегодняшний кинематограф не рождает таких героев, которые принесли известность тому же Олегу Стриженову или Алексею Баталову, Николаю Рыбникову. Сегодня есть талантливые – Меньшиков, Машков, Миронов, но вы можете назвать их героев, на которых хотели бы походить миллионы молодых?..
– А пьесы, драматурги – они сегодня есть?
– Графоманов во все времена хватало. А настоящих драматургов единицы. Совершенно уверен в том, что сегодня где-то мучаются новые Вампиловы и Розовы. И обязательно будут новые взрывы – и в театре, и в кино. По моим наблюдениям (улыбается), российское кино пребывает в состоянии беременности – примерно на шестом-седьмом месяце. Понимаете, невозможно сегодня требовать преждевременных родов. Но они все равно будут.
Дай нам сегодня денег хоть в пять раз больше, чем истрачено на "Титаник", – мы "Титаника" никогда не поставим. У нас другой менталитет, другое кино.
– А сами? Как вы вдруг стали режиссером?
– Пожалуй, именно так – вдруг. Мне предложили сняться в главной роли в фильме по пьесе Надежды Птушкиной "Пока она умирала". А потом сказали: может, и режиссером фильма станешь? Стану, говорю. Вот, собственно, так и получился фильм "Приходи на меня посмотреть". Название пьесы нам показалось слишком уж мрачным для нашей новогодней сказки. Нынешнее название – строчка из звучащего в фильме романса на стихи Анны Ахматовой…
– Вы сказали, что нынешнее время еще не востребовало своих героев, но появились новые актеры – молодые, талантливые… У вас нет ощущения, что вам дышат в затылок?
– Вы знаете, все очень относительно. Талантливых людей, безусловно, немало. Другое дело, как им пробиться на большой экран, стать популярными, минуя, скажем, очередной сериал наподобие "Ментов". Нарождается и новый зритель, у которого есть свои кумиры… Не так давно мы с внуком Иваном (он тоже снимался с дедом в фильме "Приходи на меня посмотреть". – Авт.) были в театре. За кулисами встретились с Димой Певцовым, поздоровались… А мой Иван с нескрываемым восторгом: "Ты знаком с самим Певцовым?!"
Когда-то Арсений Тарковский, знаменитый поэт, ходил обедать со своим сыном, совсем еще молодым Андреем, в Центральный дом литераторов. И все спрашивали: что это за молодой человек с Арсением? Прошло время, и Андрей Тарковский стал водить своего отца в Дом кино. И снова все спрашивали: а кто же это с Андреем? Я к чему это говорю – пусть дышат в затылок, пусть. И я бы очень хотел, чтобы однажды мой сын повел бы меня в ресторан, а люди стали спрашивать: кто это с Филиппом Янковским?
– Интересно, если бы вдруг пришлось встретиться с молодым Олегом Янковским, например, времен "мужа самой Зориной" или даже еще более молодым… Вы бы подружились с ним?
– Думаю, да. Сейчас все во мне заматерело. Смотрю на себя – столько морщин… Вообще не люблю, когда мужчина – как белый лист, гладенький такой. В лице мужском должна быть какая-то биография. А чем был я хорош? Смотрю "Щит и меч", "Служили два товарища"… Ну та-а-кой какой-то… А трепет был в глазах. Я был трепетным юношей, и мне очень хотелось вырваться вперед в своей профессии…
– А сейчас?
– Нет, если бы трепет того, двадцатилетнего, остался во мне по сей день, сказали бы, наверное: больной он, что ли, все трепещет и трепещет…
– Существует легенда, что именно "Гамлет" разлучил вас в свое время с Андреем Тарковским…
– Семьдесят четвертый год. Снимали фильм "Зеркало". Баня, паримся… Вдруг с нижней полки голос разомлевшего Андрея: "Устал от кино. Хочу поставить на театральной сцене "Гамлета". Ты, Олег, будешь играть Гамлета…" Радости моей не было предела! Сам Тарковский предложил мне такую роль – мечту любого актера. Звоню Марку Захарову, договариваемся… Но проходит время, и однажды звонок от Тарковского: "Ты знаешь, Олег, я подумал, что лучше будет, если Гамлета сыграет Толя Солоницын, а ты будешь Лаэртом". Это был сверхтяжелый удар, и я ответил: "Лаэрта я играть не буду". И тут он сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: "Что же ты ведешь себя совсем как тенор!" Но время все же помирило нас…
– Самое дорогое воспоминание детства?
– Наверное, это ожидание матери – принесет поесть или не принесет… Только с годами начинаешь понимать, как дороги нам наши родители и как больно и совестно сознавать, что ты этого не понимал раньше – мало общался, мало уделял им внимания.
– А ваша самая главная удача в жизни?
– Моя семья, мой дом. Если разрушается семья, то какой тогда смысл в жизни?
Дата интервью: 2001-04-06
