Я ушел во внутреннюю кочегарку

Бычков Виктор Николаевич

Он снялся в более чем восьмидесяти фильмах, но известность и популярность принесла роль егеря Кузьмича в «Особенностях национальной охоты». О том почему ему не нравится юмор КВН, об отношениях с режиссерами и коллегами актер рассказал в интервью.

 
– По вашим прежним интервью очень заметно, что вы обижаетесь на режиссеров. Есть за что?
 
– Как актер, я должен  влюбиться в режиссера. Само слово «режиссер» подразумевает, что он – лидер, у него есть идеи, средства для их реализации, и главное, он ответственен, за то, что делает. А как он может быть ответственен за своё детище, «своего ребёнка», если он потребительски, хамски относится к тем, с кем он его «зачинает», кого он  приглашает в свой фильм или спектакль. Сегодня у нас столько непрофессионалов среди режиссёров  – они читали меньше меня, не  знают чего хотят, и для таких актер – не актер, он лицо, которое легче продать на канал, игрушка, чтобы проиграться, а чаще шахтер или золотарь. Кто угодно, только не актер.
 
– Как вы нашли общий язык с Грымовым?
 
– Во-первых, когда мы встретились, он сказал: «Ты мне нужен». Иногда актер покупается, когда ему говорят, что он нужен, а потом его обманывают. Грымов не обманул. Он очень сильный человек. Его  окружение, команда, все боготворят Юрия, им нравится сопричастность. Он покоряет своим лидерским обаянием, пользуется мужским, в то же время, в нём очень силён ребёнок, и он этого «малыша Юру Грымова», в себе не стесняется. И это очень мне симпатично, потому что, только сохраняя, культивируя в себе ребёнка, мы можем что-то  сделать по-настоящему.
 
 Когда я учился, мне вбивали в голову мысль: «Хороший человек – это не профессия».  Чем больше мне лет, тем отчётливее я понимаю, хороший человек – это больше, чем профессия.
 
Юрий –  Человек, у него есть гражданская позиция, он  мне очень понравился своей целеустремленностью, тем, что он  знает,   чего хочет. Ещё  он умеет, это– редкий дар,  продвигать продукт, который делает. Ему нравится Петербург, потому что здесь все становится единым.
 
Знаете, чем Петербург гениален? Тем, что он нейтрализует человека. В Москве человек остается самим собой. В Москве на кассовый  спектакль билетов не достать,  а в Питере сочтут, что это капустник. Или ты приходишь в магазин в Москве и там все говорят на украинском, приходишь на рынок – все говорят на азербайджанском. В Петербурге все нивелируется. Даже дворники «хотят» быть интеллигентнее.  
 
Как-то Додин поставил в БДТ спектакль. На него приходили, смотрели и говорили: «Да, хороший спектакль». И всё. Потом спектакль повезли в Москву, а там все стали восхищаться им, пошли разговоры: «Додин… Додин… Додин!!!». Когда он вернулся в Петербург, то и тут все стали говорить: «Додин… Додин… Додин!!!». То есть для того, чтобы тебя оценили в Петербурге, надо чтобы тебя оценили в Москве. Это обязательный фактор, и он говорит о провинциальности. В своем отечестве пророки не нужны.
 
– Вас тоже стали ценить после успеха в Москве?
 
– Я не высовываюсь и никуда сейчас не хожу – ни в дом кино, ни в СТД. Меня нигде нет.
 
– Почему?
 
– Потому что в Петербурге все считают, что я в Москве. В Москве думают, что я неизвестно где.
 
– Вы от кого-то прячетесь?
 
– Ни от кого. Просто хочу остаться целостным. В советские времена люди, которые хотели остаться целостными, шли работать кочегарами, шли туда для того, чтобы власть не приласкала и не загладила. Тогда и русский рок был другим: концерты играли для своих и была одна бутылка портвейна на тридцать два человека. Когда музыкантов свели в один рок-клуб, то и рок стал другим. А вот когда тебя погладили по голове и сделали придворным поэтом, чуть ли не богом рока, то это совсем другая музыка.
 
– На Гребенщикова намекаете?
 
– На него, конечно. Единственный, кто сегодня остался человеком, и  кто имеет совесть – Шевчук. Если его не станет, то все рухнет, ничего не будет.
Странно, так же я говорил в 1997, когда умер Окуджава. Мне казалось, что его смерть – конец эпохи.
 
      Есть такой момент – внутреннее противление, внутренняя кочегарка. Вот я и влез в свою внутреннюю кочегарку и стараюсь меньше появляться где либо. Когда мне нужны деньги, я иду проводить корпоратив и отдаюсь тысяче людей, заработаю денег и потом кормлю семью.
 
– Когда вы согласились на съемки у Грымова, знали, что фильм «Чужие» будет антиамериканским?
 
– Нет, да и фильм не антиамериканский. Посмотрите свежий американский фильм «Луковые новости», там американцы сами про себя такое говорят. Очень жёсткий социальный юмор.
 
      Кто-то уже  сказал: «Когда евреи рассказывают про себя анекдоты, то это просто анекдот. Когда русские рассказывают про евреев анекдот, это уже антисемитизм». Вот и тут – русский режиссёр  Грымов  показал кино про американцев. Это «антиамериканское» кино, это –  агитка, некий госзаказ,   а то, что проще всего обвинить кино и повесить на него ярлык, а это  именно   типично совковые методы.
 
 Юрий снял кино про людей, мужчин и женщин, которые  попадают в другой мир, «на другую планету», «вляпываются» там,  в разные сложные ситуации, клубок противоречий закручивается   и перерастает в настоящую драму. Этого как-то  никто и не заметил…
 
 Хорошим  американским актёрам  понравилась сценарий, они захотели сыграть в этом фильме, прошли кастинг, сложные пробы, неоднократно обсуждали с Юрием характеры, поступки своих персонажей, даже детали одежды. Марк, Нил, Джефф, Скарлетт, Кейтлин, все принципиально снимались в этом фильме, потому что им не нравится политика Буша. Это был их « поступок».  И  при этом вешать на фильм ярлык «антиамериканский»?  
 
 Почему когда американцы снимают фильмы про Россию, где русских играют евреи, поляки, украинцы, французы, всё это считается шуткой? Кто-то даже сказал Грымову, что даже в самые мрачные дни холодной войны в России не снимали таких фильмов про Америку. Бред! Вы видели  четвёртого Индиану Джонса «Королевство Хрустального  черепа»? Мы русские, ночью, на  привале только и делаем, что пляшем  в присядку?  Кому надо, чтобы русских изображали такими?  
 
 Кстати, я пробовался в этот фильм на роль «плохого русского генерала ».
Конечно, льстило сняться у Спилберга.   Мне дали "засекреченный" материал (сценарий фильма держался в тайне). Надо было просто поставить камеру и прочитать английский текст, как принято на Западе. Но я так не умею, я думал неделю, как этот странный диалог снять, в результате в последний день перед отправкой пробы я решился! Взял мундир и генеральскую шинель на "Ленфильме", вместе с женой мы соорудили дома декорацию, подобие "этнического склада", как написано в тексте. Позвали товарища, в совершенстве владеющего английским, и всю ночь мы снимали наше "кино".  
 
   До того, как начинается сцена, я придумал "преджизнь", все по Станиславскому. Генерал Сикорский хочет застрелиться, но не может. Дальше начинался диалог. Так как "Индиана Джонс" все-таки комикс, специально для американцев поставили на стол квашеную капусту, огромную банку икры и штоф с водкой. Хотите плохого русского? Нате! Такую мерзость им сыграл, папаша Карамазов отдыхает и курит. Утром смонтировали, получился фильм! С титрами. Я отправил диск Спилбергу. Мне передали, что американцы обалдели от моей пробы. Две недели молчали, а потом сказали: "Нет, таких хороших русских не бывает". Оказывается, они лучше знают, какие мы!
 
– Я заметил, что вы очень  русский человек. Не обидно, что в «Особенностях…» русские показаны, мягко говоря, комично?
 
–  «Особенности» это почти чеховская трагикомедия. Там смех сквозь слёзы… Есть тоска по прекрасному, по лучшей жизни, есть желание быть лучше. Это многоплановое кино, его можно смотреть много раз, и каждый раз, находить что-то новое. Если бы это было просто комедия, люди не смотрели бы её 15 лет подряд. А вы говорите, «обидно».
 
– «Чужие» снимали в Египте. Грымов рассказывал, что ему очень понравился арабский восток. А вам?
 
– Мне нет. Я был там два раза  – один раз с беременной Полиной, и  потом несколько дней один. Меня не покидало чувство тревоги, что машина, в которой я еду, может врезаться, что «кирпич» может с пирамиды упасть. Я вне съёмок всё время был напряжён. Мне кажется, что всё дело в религии, египтяне – мусульмане, они не ценят «земную» жизнь, ни свою, ни чужую. Это чувствуется во всём, мне всё время было страшно. Мы были  там во  время мусульманского поста – Рамадана, и    пять раз  в  день с минарета  раздавался азан, муэдзин призывал на молитву. На меня жара, обезвоживание и бесконечный, как мне казалось, крик муэдзина действовали угнетающе, вспоминался «Бег» Булгакова и нищий генерал Чернота в исполнении Ульянова…
 
Угнетали и люди, которые лежали под пальмами в грязи,  мертвый верблюд, валяющийся в песке или маленькие девочки без трусов в центре Каира.
 
– То есть?
 
– Ну, так вот – без трусов. Нет у них денег на трусы. Каир огромный миллионный   город, такого смога и урбанизации я ещё не видел, а при этом  – нищета.   Там есть очень богатые дворцы, а рядом  люди, живут  на кладбище, которое само как город. На нем два этажа: на первом живут мужчины, а на втором женщины. В Каире живет 21 миллион человек. Почти все дома без крыш, они специально не делают их, потому что дом без крыши считается недостроенным и можно не платить налоги. Почти весь город из таких домов, ещё много многоэтажек, наши «спальные районы» и жилые дома, как наши цементные заводы с выбитыми стеклами.
Восток потряс меня. До этих съемок я там никогда не был и, к сожалению, больше туда не хочу.
 
– Оказывается, еще подростком вы хотели стать гинекологом. Почему такой странный выбор был у вас?
 
– Не гинекологом, а акушером, повивальной бабкой, если хотите! Как-то  в детстве мне попала в руки книга по акушерству, меня потрясло, как вынимают мертвых детей из женщин. Там был еще рисунок этого инструмента, всё это меня ужаснуло, не надо было мне такому маленькому эту книгу смотреть…
 
Мальчишкой я  несколько раз ходил на фильм «Спартак», но всегда уходил с момента, когда Спартак погибает. Мое сознание не могло смириться с его смертью. Может быть, сказалось и то, что мама растила меня одна, и я много времени проводил в женском коллективе, где она работала. Я видел, как женщины старались помочь другой, поднимали за нее тяжелые ящики с яблоками, потому что у той уже был выкидыш. Я слышал их разговоры о том, как болела другая, потому что у нее было много абортов, другой нельзя было мужчин, так как у нее было выпадение матки. И когда я прочитал ту «запретную» книжку про акушерство, решил что стану доктором, чтобы им помочь. Я знал, что у доктора должны быть чистые и мягкие руки. Поэтому,   я купил  очень  дорогой   крем – за 18 копеек! – и втирал его в  кисти  рук .
Часто спрашивают: «Кем бы вы стали, если не стали актером?».  Я, наверное, мог бы стать врачом, хирургом, и так же любить свою работу.
 
   – Вы снимались у Титова в «Жизни Клима Самгина»…
 
– В одной из серий Самгин приходит в дом  Катенина, где собиралась разная публика. Я играл человека, которого называли  «недофилософ».   У него была идея – «Россию спасет мед, и что его надо постоянно есть»!
  А вы знаете, какая вторая статья доходов была у России до 1917 года?.. Я недавно узнал. Икра? Пенька? Ни за что не угадаете. Пиявки! Мы поставляли для всего мира пиявки. Вообще, Россия удивительная страна, она имеет такие богатства, которые другим странам и не снились.
 
– Сниматься у Титова было, наверное, для вас большой честью?
 
– В «Самгине» снялись почти все советские звезды и я. Я очень хорошо помню, как увидел главного героя. Я переодевался в павильоне, вдруг   увидел, как он рассматривает себя в зеркало – очень подробно, внимательно. Тогда я понял, насколько прав был Титов, выбрав именно этого актера на роль Клима.
 
   Титову я очень благодарен за один урок. Я снялся в его фильме «Анекдоты », играл Чапаева. Он пригласил меня в следующий свой фильм  «Дитя», на небольшую роль. У меня там была всего одна сцена – я вбегаю и кричу: «Атамановцы наступают!». Мою сцену всё откладывали, я   дней десять сидел в автобусе и всё ждал, когда сыграю. И вот, наконец-  то,  снимают меня. Я  вбегаю, кричу и  начинаю разыгрывать пантомимой ещё целую сцену. Титов удивленно смотрит на меня. Снимаем второй дубль и я делаю «пантомиму» больше, в третий – еще больше. Четвертую я сделал так, что никого на площадке уже не было видно, кроме меня. Тут Титов отозвал меня в сторону и  жёстко  так сказал: «Витя, этот фильм не про тебя». Помню, мне так стало обидно, до слёз.  У меня даже язва открылась.
 
 Я несколько лет внутренне не мог ему этого простить – как можно такое сказать актеру на площадке! И только когда его не стало,  понял, каким великим человеком был Титов, и какой урок он мне преподнес. Если фильм «не про тебя», актёр должен  быть, прежде всего,  функционален.  Рина Зелёная так ответила на предложение, сыграть в «Шерлоке Холмсе»: « Прекрасно. Я там буду мебелью». Помните её прелестную Миссис Хатсон? Вроде бы, так просто звучит, «быть функциональным», но многим актёрам никто не преподнёс горький урок и  они  всю жизнь так и  «пыжатся».
 
– Вы много снимались в фильмах Рогожкина. Встреча с ним для вас – счастливый случай?
 
– В 1983 году он должен был снимать свой первый фильм на студии Виктора  Трегубовича – «Троицкий мост», он написал потрясающий сценарий про публичный дом для союзников в Мурманске 1943 года. О том  как английские  моряки отдыхали с комсомолками и членами коммунистической партии, присланными на этот важный «фронт». Трегубович  посмотрел сценарий и сказал: «Тебе никто не даст  снять этот фильм». Насколько я знаю, «Дом» теперь будет снимать Алексей Учитель, по крайней мере,  он купил этот замечательный сценарий.
 
       Тогда он  снял фильм  про дивизионную газету во время войны – «Ради нескольких строчек». Мне он предложил сыграть роль немецкого егеря. По сценарию у моего героя не было ни одного слова, только в конце он говорил по-немецки : «Дайте мне сигарету, пожалуйста». «Как же я сыграю, если слов нет?» – спросил я у Рогожкина. «Как Марлон  Брандо! Он  же сыграл в «Апокалипсисе» злое лицо войны. Так и ты сыграешь» – ответил он. Потом на каком-то советском кинофестивале в Белоруссии фильм был удостоен  приза и даже мне что-то дали.
 
С тех пор, что бы Александр Владимирович  ни снимал, всегда звал меня. Была даже статья о нашем творческом союзе: «Виктор Бычков, как талисман». В 1994 году он подошел ко мне на «Ленфильме» и сказал, что написал сценарий «Особенности национальной охоты», и что в нем есть егерь Кузьмич: «Я написал его для тебя и с тебя. Только твой герой с бородой». Бороду я до этого не носил, и сильно сомневался, вырастет ли она. Вспомнил Вицина, как он в сказке играл придворного, и король приказал ему отрастить нос! Я спросил Рогожкина, когда нужна борода? «Через две недели». Через две недели у меня была борода.  Я для Рогожкина и нос готов подрастить!
 
– Вы член союза кинематографистов. Что вам дает членство в этом союзе? Или оно к чему-то обязывает?
 
– Я очень любил смотреть фильмы, раньше их можно было посмотреть только в Доме кино, в который меня не пускали. Четыре года я писал заявление о приеме в союз кинематографистов, и – стал им. Сейчас я только плачу взносы.
 
– А что он дал вам, как актеру?
 
– Вы имеете в виду звания, квартиры? Ничего. союз – это иллюзии, это чьи- то  игры. Можно придти в буфет Дома кино или в туалет сходить бесплатно.
   В этой стране все перевернуто, и членство в союзе ничего тебе не дает.
Другое дело союз композиторов и союз писателей. У писателей есть дачный участок, а союз композиторов помогает получать авторские. Все остальное – советские профсоюзы. В театре, кстати, вообще профсоюза нет.
 
– Говорят, для творческих людей очень важно одиночество. Вам оно тоже помогает?
 
– Бывает так, что радуешь тысячу человек и чувствуешь, что ты одинок. Мне вспомнился рассказ Павла Петровича Кадочникова. Он как-то выпивал с Петром Мартыновичем Алейниковым, и сказал ему: «Мы же с тобой друзья». Вдруг Алейников поднял голову: «Что? Кто друзья? Пошли я покажу тебе кто мой друг». Сначала они зашли в магазин, и Алейников купил батон колбасы, а потом привез Кадочникова к воротам зоопарка. Сторож узнал популярных артистов и пустил их за ворота. Алейников подошел к клетке с волком, перелез в вольер и стал кормить его с руки. Кадочников сразу протрезвел, ведь волк мог сожрать Алейникова. А тот перелез обратно, и сказал: «Вот  кто мне друг». 
 
Надо настрадаться душой. О чем ты будешь петь, если у тебя все хорошо, и самая большая неприятность только в том, что тебе на ногу наступили. Раньше говорили, что великая русская актриса – это женщина, которая потеряла все. Её считали почти неприличной женщиной. Она видела и смерть ребенка, и предательство любимого. Только тогда она могла что-то сказать со сцены.
 
Помните, был  фильм с Шукшиным, его герою-рабочему дают квартиру, а он грустный. Ему говорят: «Ты почему такой грустный? Тебе же квартиру дали, у тебя хорошая зарплата, премия…». А он: «Что-то не то». Я часто вспоминаю этот кадр. Вроде все хорошо, а – что-то не то.
 
Михаил Чехов говорил: «Актёр пластинка, на которой всё записано».
Помните винил, там такие тоненькие дорожки, как кольца у дерева и чем их больше, тем лучше. Парадокс в том, что человек хочет забыть плохое, печальное, а актёр должен помнить, он эти раны не лечит, у него всё должно болеть. Чтобы творить, надо уметь обновляться изнутри. А это сложно. Проще ведь менять женщин, чем любить жену. Чтобы обновить себя, некоторые ударяются в путешествия, другие заводят хобби. А ещё есть те, кто «тварят», от слова тварь. Кто-то начинает творчество подменять пьянкой и наркотиками.
 
У меня был  учитель  ещё до института, в театральной студии – Роберт Васильевич Петров, он был замечательным актёром, работал в театре у Игоря Владимирова, ставил спектакли, на его свадьбе свидетелями были Владимиров и Фрейндлих. В 1978 году он покончил с собой. В автобусе, когда мы ехали на кладбище, передо мной сидел актер Окулевич . Кто-то  спросил его: «Олег, ты столько дружил с Робертом, а потом двадцать лет с ним не общался. Что случилось?». Окулевич ответил на это: «Роберт был в компании, где обо мне говорили плохо, и промолчал». После этих слов мне стало труднее жить. С тех пор, если при мне начинают о ком-то говорить плохо я говорю: «Или прекращайте говорить, или я ухожу». Как интеллигентный человек, я не могу драться.
 
– При этом сами говорите малоприятное про режиссеров.
 
– Я хотел сказать, что еще застал людей, у которых были принципы. Сейчас – время компромиссов. Можно говорить о любви к жене и изменять ей…
Я видел молодых ребят, которые идут на компромисс. Но есть и те, которые не идут на него. Из-за того, что актеров профессия такая  «древняя»– все-таки тебя имеют! – компромиссов бывает очень  много. Если человек не идет на компромисс, то это сразу видно в творчестве.
 
– Почему-то именно после «Чужих» заметил, что вы очень похожи по стилю игры на Георгия Вицина. Это вы сознательно делаете?
 
– Мне многие говорили об этом,  у меня получается неосознанно. Он был очень интересный человек, занимался йогой. Парадокс, Вицин не пил, даже не выпивал, он не любил алкоголь, и при этом всё время его звали играть пьяниц… Как много он мог сделать! Знаете, Козинцев ведь хотел пригласить на роль  Гамлета Вицина.  В это же время Гайдай позвал его в знаменитую тройку Труса, Балбеса, Бывалого. Тут же вспомнился любимый мною Александр Демьяненко,   великий  был артист! Ужасно, что Георгий Вицин и Александр Демьяненко   известны   большинству зрителей только , как Трус и Шурик! С другой стороны, это их «Муля»…  
 
– Кто такая « Муля»?
 
– Фаина Георгиевна Раневская пожаловалась как-то Ахматовой, что дети дразнят её «Мулей», помните «Муля, не нервируй меня!»? Ахматова ответила: «Фаиночка, не переживай! У каждого своя «Муля», моя «Муля» знаешь какая? «Сжала руки под синей вуалью, почему ты сегодня бледна…» «Муля» Тихонова – Штирлиц, Бабочкин   слышать не мог о Чапаеве, а моя «Муля» – Кузьмич.  
 
– Что это за история, когда вы выступали перед бандитами?
 
– Я был судьей на КВН в «Крестах».
 
– Где?!
 
– Да, у заключенных есть своя команда «Джентльмены неудачи». За выигрыш участникам команды дают отпуск на три дня. После КВН меня водили по «Крестам», показывали камеры, где сидят заключенные. Я разговаривал с ними за жизнь.
 
Еще мне показали «крытку», это такие закрытые камеры. Там я пообщался с убийцей пятерых человек. Знаете, я потом месяц не мог выйти из дома, так мне было плохо после этого общения. Ведь я был в месте, где гибнут люди.
 
– Вы упомянули КВН. Как относитесь к его юмору?
 
– Как-то меня пригласила на фестиваль «Голосящий КиВиН» в Юрмалу финская команда. Я понял, что мир КВН – это мир особых людей, особого юмора, особых отношений. Самое удивительное, этот мир стал переползать в нашу жизнь, а она к этому не готова. Да и сами квнщики не профессионалы, они как люди особого мира должны вариться в нем и не должны выходить в наш мир, как в скафандрах на чужую планету. А они вышли и – закормили всех своим юмором, юмором, который разрушает человеческие отношения и профессиональные понятия.
 
– Юмор разрушает?
 
– Да, юмор КВН и «Камеди клаб» разрушает. Вот вы мне можете назвать хоть одного удачного режиссера из КВН?
 
– Гусман.
 
– Он снял всего два фильма. Мало кто знает, что из выпускников последнего курса Станиславского никто не стал ни режиссером, ни актером. Это было честно по отношению к профессии.
 
У нас происходит подмена понятий. Человек считает, что он наигрался в КВН и может стать или актером, или режиссером. Но это неправда!
 
   В театральном институте я с моим другом Андреем Машковым сделал номер по «Декамерону», где я играл 24 роли, а Андрей был рассказчиком. Когда мы этот номер показывали в институте, все смеялись. Это и, правда, было смешно. Все говорили: «Какой поразительный Бычков – сыграть в одном номере 24 роли! То он мужчина, то он женщина». Потом нам предложили показать этот номер в сборном концерте в доме офицеров. Публика там разношерстная, туда приходят люди, которые не попали в театр. Знаете, я до сих пор не могу забыть этот стыд. Нам номер шел 25 минут, а у меня 20 минут свертывалась слюна – мне было стыдно. Зритель не был готов к тому, что мы показывали. Они не смеялись.
 
– Зато в «Камеди клаб» все смеются.
 
– Там еще и ругаются. Понимаете, КВН – это замечательная страна.  Но… Бардов очень много, а со сцены хорошо поют два-три человека. Поэтому они собираются на свой Грушинский фестиваль и поют друг для друга, и не лезут в «Москонцерт» или «Ленконцерт».
 
Сейчас – время непрофессионалов. Недавно меня приглашали сняться в роли святого Валентина, который наказывает мужчин. Фильм должен быть похож «Секс в большом городе». Мне говорили, что только я могу сыграть эту  роль, что я знаковая фигура. Вдруг выясняется, что вместо меня взяли Филиппа Киркорова. Мало того, оказалось, что режиссер фильма тот самый, который снял «Гитлер капут». И мне стало ясно, какой будет фильм, мне его уже не хочется смотреть. Режиссеры, которые вышли из такого кино, мне неинтересны.
 
– Сейчас среди молодежи стало очень модным выражение «Гавнорашка». Иронию тут, наверное, можно еще  как-то понять, но не кажется ли вам, что деятели культуры, и особенно юмористического цеха, научили людей так зло смеяться над своей страной?
 
– Я это выражение первый раз услышал из ваших уст. В Питере так не говорят. Кто научил зло смеяться?
 
    Никто из тех, кто сейчас «владеют эстрадой»  и диктуют правила, по которым надо шутить, не будет спорить с тем, что   Аркадий Райкин – великий артист. Он тоже пытался стать киноактером, для него писали сценарии, но он все равно не стал киноактером. Его юмор на эстраде был сильнее, чем на экране. Даже записи его концертов мало что говорят. Мне, кстати, посчастливилось видеть их живьём.
 
 Есть высокий жанр в искусстве – Большой театр, Малый, БДТ, МХТ. Есть низкий, тот, который про «попки и письки». Не надо говорить, что те, кто служит высокому жанру, заставляют людей повторять про «гавнорашку». Эти люди заставляют нас поверить в совсем другие вещи. У моей бабушки была гениальная фраза про грибников: «Витя, есть хорошие грибники, те, которые оставляют грибы и другим. А есть такие, которые придут, ни одного гриба сами не соберут, а все кругом обосрут  и затопчут». Ребята из КВН, которым я аплодировал, и смеялся над их шутками, вышли из него, и теперь  я закрываю глаза. Мне стыдно за то, что они делают теперь. Они стали плохими грибниками.
 
– Вас не пугает такая ирония по отношению к целой стране?
 
– Да пускай… Я очень хочу шутить, но мне тяжело. Вот Семен Альтов, на него приятно смотреть, у него остроумные шутки, они не пошлые и не гадкие. Он настоящий классик.
 
Понимаете, произошла подмена понятий. Как-то моя жена Полина сказала мне: «Ну что ты дурака валяешь?», и я ответил тут же: «Ах, так? Ваня Ургант значит, шоумен, а я дурака валяю?». Я как-то встречался с ним на пробах и через полчаса  понял, как он шутит, и мог говорить с ним на одном языке. Цыкалить, Урганить и Мартиросянить, на самом деле, не сложно! Это способ мысли, как и КВН, но, если ты свои мозги «настроил на эту программу», не надо обольщаться, что параллельно ты можешь играть Островского, Чехова, Толстого. Путь на эстраду – это путь в один конец. Нельзя потом вернуться в драму.
 
У нас сейчас всё хорошее эфирное время занимает юмор: КВН, «Наша Раша», Камеди, Кривое зеркало, ещё куча программ. Они друг друга ругают, мы – КВН, высокий стиль, а вы «Камеди» матом ругаетесь! Дело не в этом, всё это юмор и его очень много, он уже из ушей лезет. Должен быть хлеб с изюмом, а у нас один изюм, хлеба нет!
 
 Я очень хочу посмотреть на «камедиклабовцев» и прочих смехачей, когда их время кончился. А оно кончится. Я видел много великих людей, которые были в фаворе, а потом их время кончилось. Но они все равно остались великими. А про этих не могу сказать, что они останутся «великими», потому что они очень много намусорили  в нынешнем времени.
 
– Как же время компромиссов?
 
– Я же сказал, что ушел во внутреннюю кочегарку, и это время проходит в стороне от меня. Я вижу как люди ломаются и могу сказать: у меня нет друзей среди актеров. Именно потому, что они все пошли на компромисс.
 
– Все?
 
– Все.
 
– И  Булдаков?
 
– Он с самого начала. «Кроля играет свита», в «Охоте» мы все сознательно играли главного, а главным  написан Генерал. В то время на всех фестивалях не было приза за ансамбль, а 12 призов за «главную мужскую роль», давать было ещё не принято. И вот везде призы за «Охоту» стали давать Лёше, и он поверил, что он главный, лучший и единственный. Он стал очень серьёзно к себе относиться и держаться обиняком, требовать себе  гонорары, несоизмеримые с нашими, требовать лучшие условия,  снисходительно относиться к товарищам. Он сам не заметил, как стал «свадебным генералом». Печально всё это…. 
 
    Помните 1937 год, когда люди проверялись тем, что подписали донос на неугодных или не писали. Семён Стругачёв, вы должны его помнить по роли   Лёвы Соловейчика из «Особенностей»,   все время говорил, что он мне друг, товарищ и брат. Когда мою жену уволили из театра, где она семь лет успешно работала  режиссёром,  один из первых подписал на неё донос, лживую характеристику. Я не мог поверить в это, прямо спросил его в глаза. Семён  юлил, говорил, что это не его подпись… Я уличил его.
 
– Как же вы на съемочной площадке общаетесь, если партнеры не друзья?
 
-Сыграть я могу все, что угодно. Даже любовь. Даже зелёный огурчик с пупырышками на грядке, которого придумал Грибов.
 

Дата интервью: 2008-12-04