Театр ”ANTWERPRIZA” (Антверпен, Бельгия) покажет в Брюсселе спектакль «Умом Россию не понять», о процессе Ходорковского и Лебедева. Премьера состоялась в январе в Антверпене. Роль Платона Лебедева в спектакле играет известный артист Виктор Бычков. В интервью он рассказал о пьесе, приходится ли ему гримироваться, насколько тяжело было учить текст роли, и какой глобальный смысл видит в этом спектакле.
– Как получилось, что вас пригласили на роль Платона Лебедева?
– Я давно знаю режиссера Игоря Лоховинина. Он жил в Ленинграде, потом уехал в Израиль, сейчас живет в Антверпене. Игорь давно интересовался процессом Ходорковского-Лебедева, очень много о нем читал, ездил на заседания суда. Его дочь, кстати, один из адвокатов Ходорковского. Кода Игорь предложил мне сыграть Платона Леонидовича Лебедева, я сразу согласился.
– Какая драматургия у пьесы?
– Она начинается с пролога – сценами из Ветхого Завета. Лоховинин долго жил в Иерусалиме , может, это повлияло на такое решение.
Есть сцены общения Ходорковского и Лебедева с корреспондентами. В одной из сцен они общаются друг с другом, хотя известно, что сидели они в разных тюрьмах. В других сценах размышления, попытки понять – за что их судят? Если было воровство, то откуда взялась прибыль? Если они воровали, то с чего платили налоги? Весь текст построен на реальных показаниях Ходорковского и Лебедева в суде:«Экономическая несопоставимость цен внутреннего рынка на нефть и цен на российскую нефть в Роттердаме. Очень простой вопрос – экспортные пошлины. Всем понятно, что экспортные пошлины платят, когда нефть продается на экспорт. Тут речь идет о внутренних ценах. Не в силу ли этой экономической несопоставимости бюджет Российской Федерации ежегодно пополняется за счет экспортной пошлины на нефть. И известно ли им всем, в том числе прокурорам, следователям и судьям, что они и зарплату в конечном итоге получают, ну или часть зарплаты (смеется), именно из этой ценовой разницы? А если это общеизвестно, то тогда вопрос: что мы здесь делаем? Если это тайна, или это тайной оказалось для Генеральной прокуратуры, то тот же вопрос: что мы здесь делаем? Механизм нашего сфабрикованного обвинения построен на очень простом моменте, что нефть-то продавалась (они даже так и пишут в обвинении), но не по ценам в Роттердаме. А почему она должна была продаваться здесь, в России, по ценам в Роттердаме?!» – вот кое-что из текстов моего персонажа Платона.
– Кто играет Ходорковского?
– Русский парень, он играет в этом театре. У них есть несколько других постановок из русской классики, сказки. Этот театр сам зарабатывает на жизнь. Им надо платить за все – за здание, костюмы, свет.
– Вы гримируетесь, чтобы быть похожим на Лебедева?
– Это – не шоу двойников и не «Большая разница». Грим минимален .У нас есть какое-то внешнее сходство. Даже по возрасту.
– А артист, играющий Ходорковского тоже не гримируется?
– Ему это и не надо. Он стопроцентно похож на него. Мы изначально говорили с режиссером, я не буду играть конкретного Платона, его мимику, жесты. Это будет больше похоже на пародию. В этом материале жизнь человеческого духа куда важнее. Все-таки не зря я занимаюсь актерством, понимаю, что важнее играть не похожесть, а проникать в сущность.
– Какие еще герои есть в спектакле, кроме вашего героя и Ходорковского?
– Актеры, играющие сцены из Библии, охранников, корреспондентов, и толпу зевак, которая кричит: «Вор должен сидеть в тюрьме».
– Как вы определили бы жанр пьесы?
– Спектакль начинается со сцен из Ветхого Завета. Библейские образы лишь доказывают, что в человеческой жизни ничего не меняется. По сути, пьеса частная человеческая трагедия, но она обретает какой-то глобальный смысл.
– Глобальный для России или мировой?
– Конечно, для России. В жизни я сталкивался с судом, не уголовным, слава Богу, и понял, какой это советско-российский анахронизм. Мне не доводилось сталкиваться ни с американским или финским судами, наверное, и у них тоже есть такая же рутина. Но они же как-то модернизируются, а у нас осталось все старое. Из нового появилась только одно – «цена вопроса». Кто-то может позвонить, и тебя не будут слушать в суде. Кто-то позвонил, и тебя могут выпустить. Кто-то позвонил, и тебя могут посадить. Это же страшно, когда тебя могут бездоказательно посадить на семь, четырнадцать или двадцать пять лет, а потом и еще добавить срок.
Ходорковский и Лебедев знают, за что пошли на голгофу, им страшно не за себя, а за родных и близких. Они готовы, что будут и другие процессы. Страшно то, что сто процентов людей, которые занимаются сегодня бизнесом в России, могут оказаться на их месте.
– Вы читали стенограммы процесса, смотрели видеоматериалы, когда работали над ролью Платона Лебедева?
– Анекдот в тему. Опрос на улице: №Ходорковского посадили. Как вы к этому относитесь?». Ответ: «Так же». «Что значит "так же"?». «Так же как он, если посадили бы меня».
Нас за эти годы почти приучили не интересоваться и не лезть «куда не надо». Предложение играть Платона поступило очень неожиданно. Не могу сказать, что ранее специально интересовался самим процессом, скорее, как обыватель. Читал «Новую газету», слушал новости о процессе на «Эхе Москвы». Иногда мне рассказывали что-то умные люди, к которым я прислушиваюсь и уважаю. Я не подписывал никаких писем, да меня и не просили об этом.
Но когда получил текст пьесы, то стал интересоваться подробностями: читал, смотрел видео, стал больше ориентироваться «в материале». Как нормальный актер, я должен понимать, о чем буду говорить со сцены.
– Как артисту русского психологического театра, вам было сложно играть в бельгийском театре?
– Это – русский театр. В нем играют эмигранты, люди, которые любят русскую драматургию, русский театр. Они играют бесплатно.
– Это антреприза?
– «АнтВерприза»! Так назвали они свой театр в Антверпене. По-моему остроумно. Нет, это не антерприза в нашем понимании, собралась группа единомышленников.
– Вы тоже бесплатно играете?
– Да… Эта роль – моя гражданская позиция.
– Вы читали отзывы в прессе ?
– Еще нет, но мне говорили, что рецензии очень хорошие. Понимаете, одно дело, когда на сцене голая публицистика, и совсем другое, когда это преподносится в художественной форме. Сцена – это увеличительное стекло, она увеличивает трагедию. Факт, что два человека получили четырнадцать лет тюрьмы, переходит в вопрос: кто следующий? Поговорка «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» в России до сих пор главная.
– Какой финал у пьесы?
– Страшный. На сцене остается только скамейка для подсудимых. На ней может оказаться каждый. Так же, как и в жизни.
В одной из сцен Ходорковского и Лебедева спрашивают: «Как вы считаете, если вас освободят, станут ли вокруг вас консолидироваться люди? Не станете ли вы знаменем борьбы?». Они отвечают: «Мы не хотим быть знаменем». Но все понимают, что стоит их только освободить, как их будут носить на руках и левые, и правые, и средние, и полусредние. Поэтому их и не освобождают.
Вот что страшно.«На мой взгляд, из того, что мне известно про историю России, во все времена в России была элита. Просто ее положение, место, роль всегда менялись. Сейчас элита тоже есть. Мы привыкли к тому, что под словом «элита» подразумевается круг людей, который составляет гордость нации, Если брать последний период, последние 20 лет, то у нас к такого рода людям принято причислять Сахарова, Лихачева…сейчас людей такого уровня не видно. Это не значит, что их нет. Их просто не видно»,- слова моего героя, Платона .
– Общались ли вы с родственниками прототипов пьесы?
– Нет. Я знаю, что жена Ходорковского читала пьесу. Возможно, она и его мать будут на спектакле 26 марта в Брюсселе.
– Тяжело было учить роль?
– Непривычно. Текст не театральный, много экономических терминов, я старался сделать его более живым, разговорным. В отличие от Платона Лебедева я ничего в экономике не понимаю, и помню только одну формулу из «Капитала» – «товар-деньги-товар».
– Вас не удивило, что предложение играть Лебедева поступило именно вам? Ведь у вас, как у артиста, ироничный, даже комедийный имидж.
– А что в этом плохого? Стоит мне выйти на сцену, и уже понимаю, что зритель становится моим. Наверное, это иногда вредит, но чаще бывает, что зритель лишь поначалу улыбается, а потом начинает слушать, что говорю. Так получилось и в этом спектакле.
Дата интервью: 2011-03-15
