Советская и российская актриса театра и кино, народная артистка России. Голос Талызиной известен по мультфильмам – наприиер, серии «Трое из Простоквашино» (мама дяди Фёдора), «Кот Котофеевич» (Лиса). Фильмография актрисы насчитывает почти сотню фильмов.
– Валентина Илларионовна, как же получилось, что сибирская девушка Валя Талызина оказалась в Москве и стала актрисой?
– Я получила то, что хотела. Кстати, многие известные актеры из провинции. Провинция кормила и будет кормить Москву и духовно, и физически.
А если говорить о том почему я стала актрисой, то этот вопрос я сама задавал себе много раз. Помню, что когда училась во втором классе, наша учительница русского языка Софья Марковна приглашала меня вечерами к себе, сажала на печку и я читала вслух сказки Пушкина. То ли я читала хорошо, то ли правильно, не помню, но из всего класса она приглашала только меня. А когда ребята из нашего класса узнали, что я хожу к учительнице, то они очень жестоко избили меня. Они подумали, что я доношу ей что-то. Мама была в ужасе, когда я пришла домой избитая.
Помню еще, что во втором классе прочитала «Евгения Онегина» и рыдала навзрыд – так жалко мне было Татьяну. Откуда это во мне – не знаю.
– Обычно маленьких детей спрашивают кем они хотят быть. Вы мечтали стать актрисой и как отреагировали ваши родители на ваш выбор?
– Папа ушел от нас, когда мне было пять лет, а маме я ничего не говорила. Я была приучена жить в общей массе. Особенно на меня повлияли те мальчишки, которые меня избили за то, что я читала сказки Пушкина, они приучили меня жить в общей массе и не высовываться.
То, что я мечтаю стать артисткой я никому не говорила, да и после школы поступала в Омский педагогический институт, потому что очень хорошо знала историю. Ее я сдала на «отлично», но поскольку была легкомысленным и наивным товарищем, то думала, что также хорошо сдам и остальные экзамены. Так что географию я завалила. И тогда мы с одной подружкой отнесли документы в сельхозинститут на экономический факультет. Мне понадобилось проучиться два года, чтобы понять что «деньги-товар-деньги» не для меня.
Вот тогда-то я поехала в Москву поступать в театральный институт.
– Вы сказали, что провинция питала Москву, но каждый провинциал приезжающий в столицу сталкивается и со снобизмом бомонда, столичным снобизмом.
– Этот снобизм я встречала, у меня какое-то чутье было на него. Но я никогда не дружила со снобами.
– Но вам, наверное, приходилось участвовать в той или иной группировке, которыми так полна Москва?
– Да, приходилось. Может быть иногда я и проигрывала, а может, побеждала. Но всегда оставалась верной самой себе. Поэтому сейчас я не хожу ни на какие тусовки – мне там скучно.
Я дружу с немногими. Например, с Федором Чеханковым мы познакомились в 63-м году – у него была первая роль в кино, и у меня. Дружу с Табаковым, с Виктюком. Но я никогда не дружила ради выгоды.
– Наша интеллигенция любит примазываться, прислоняться к власти. Раньше она любила коммунистов, потом дружно пошла за демократами…
– Видите ли, Андрюша, я была членом КПСС и не стыжусь этого.
В партию вступила когда уже работала в театре. Ко мне подошел Георгий Александрович Слабиняк и сказал «Значит так, мы решили, что в партию будут поступать пять мальчиков и одна девочка». А я всю жизнь в родной Сибири была пионеркой и комсомолкой. И тогда я сказала фразу, за которую мне не стыдно: «Ну если вы так считаете…», – и стала членом партии.
Тогда я ничего не знала о репрессиях, это тут, в Москве, что-то стала узнавать. Я была дитя своего времени. Это потом, когда я раз десять побывала в Париже, прочитала кучу книг, то стала что-то понимать. Как шестидесятница я прошла вместе со всеми этот путь.
В театре имени Моссовета я работала с такими актерами как Варвара Васильевна Сошальская, Фаина Георгиевна Раневская, Нина Сергеевна Вульф. Они меня не образовывали, только подсказывали что-то.
А потом, однажды я попала в монастырь в Печорах и один монах провел меня по кладбищу монастыря. Нет, он не читал мне лекцию о зверствах коммунистов, он просто рассказал мне про гонения, как убивали монахов. Тогда он меня окончательно распропагандировал.
Но членом партии я была настоящим. Когда умер Юрий Александрович Завадский, то театром стал руководить Лев Федорович Лосев. Профессию артиста он поменял на должность инструктора райкома партии, а потом стал директором театра и восемь лет был художественным руководителем театра, не приглашая главного режиссера. Вот тут то я, как дура на огне, выступала: «Когда же у нас будет главный режиссер? Творческим коллективом должен руководить творческий человек». За это он возненавидел меня навсегда.
Если говорить по поводу прислонения к власти, то коммунистическая власть любила меня, потому что я была из народа, вроде как бы талантливая, боевитая. Не важно, что КГБ три раза предлагал мне сотрудничество и у меня хватило ума отказаться. Но власть любила меня.
– А вы ее?
– Понимаешь, идеалы не выкинешь, они были во мне. Я тоже верила в общество справедливости и чести.
Потом я была, конечно, за Ельцина и смотрела все Съезды народных депутатов. И опять прошла этот путь со всеми. Зато теперь я никогда, боже упаси, не стану членом никакой партии.
Например, Тамара Максимова пригласила меня на тот печально знаменитый политический новый год в Кремле. Внутренний голос сказал тогда мне: «Не ходи», – и я не пошла. Слава Богу, я прошла все медные трубы. Эта Максимова – показушница номер один. Она, да и Хакамада, вот эти две бабы нового времени, показушницы. Я же женщина и вижу их насквозь.
– Вот вы сказали, что пошли вместе со всеми за демократами. Из вашего окна виден Белый Дом. Что вы чувствовали, когда он горел в октябре 93-го?
– Когда я видела светящиеся точки, которые летели мимо моего окна, я думала: «Неужели это пули?» А когда Ельцин расстреливал их… Человек не всегда понимает, что то, что он делает плохо, особенно русский человек. Но тогда я стала понимать: «Ой, что-то тут не то». Потом любовь к Ельцину стала мокрым местом.
Сейчас, когда я вижу, что они воруют больше, чем коммунисты, что у них нет никаких нравственных принципов и этот пошлый Борис Немцов… Они просто раздражают меня.
– Помните, когда-то Льва Толстого называли совестью нации. А где теперь эта совесть?
– Как где? А Солженицын? А Астафьев? Это не совесть?
– Что такое артист – это, как говорили раньше, дар Божий или труд?
– Только труд. Я – актриса средних способностей…
– Что?! Народная артистка России средних способностей?!
– Да. Раньше это не очень воспринималось, тогда было меньше ответственности, хотя я всегда была человеком ответственным. Я понимаю с каким трудом далась мне Москва, моя профессия, вся эта жизнь, все эти режиссеры, которые унижали оскорбляли меня…
– А кто из режиссеров унижал вас?
– Больше всего это делали режиссеры кино. До сих пор помню, как это делал Фокин, когда я озвучивала главную героиню в фильме «ТАСС уполномочен заявить». Он заставлял меня делать по сорок дублей.
– А помните, Валентина Илларионовна, ваше скандальное заявление о том, что вы с Пугачевой ничего не получили за озвучивание фильма «Ирония судьбы», в то время когда Рязанов с Брыльской получили Государственную премию. Брыльская потом говорила, что вы сказали это пьяной.
– Это было не скандальное заявление. Это был факт.
Того, чтобы Брыльскую озвучивала я добилась ассистент Рязанова по актерам покойная Елена Судакова. Когда я ее спросила: «Лена, почему ты хотела, чтобы я озвучивала?», – она ответила мне: «По сути, эту роль должна была играть ты».
Но я еще озвучивала и Лилиту Озолиню в фильме Бренча «Долгая дорога в дюнах» и она оказалась более деликатной и благородной в отличии от польской артистки. Как-то она подошла ко мне на банкете и сказала «Знаете, вы озвучили меня лучше, чем я в некоторых местах сыграла». Надо отдать ей должное – всегда когда я бываю в Риге, она приходит ко мне с маленьким букетиком фиалок. Так вот, этой тонкости ума и сердца у польской артистки не хватило. Она только и сумела что поскандалить на телевидении. А сколько комплиментов я получала от людей за этот фильм.
– Без вашего голоса, Валентина Илларионовна, фильм «Ирония судьбы» не был бы таким, наверное, какой он есть.
– Вот видите, и вы так говорите. А Рязанов с этим не согласен.
Мне десятки людей говорили, что без моего голоса «Ирония…» не была бы «Иронией…».
– Вы с тех пор не общаетесь с Эльдаром Рязановым?
– Недавно мы с ним расцеловались после смерти его жены Нины Скубаревой. Помню, как она подошла ко мне перед озвучанием той же «Иронии…» и сказала: «Валя, надо спасать картину».
– Мы с вами знакомы уже несколько лет, и вы рассказывали мне о артистах с которыми играли и были знакомы. Например, Леонид Марков. Также вы рассказывали еще и что многих из них погубило пристрастие к алкоголю.
– Вы знаете, наши русские мужики, мужчины губят себя этим. Я думаю, что в этом есть какой то протест.
С Леонидом Марковым я сыграла семь спектаклей и обожала, восхищалась им. Он был очень красивым мужиком. Кому-то нравится Марлен Брандо, а я считаю, что Марков был лучше. Как-то мне он сказал, что стал считать сколько у него было баб, дошел до тысячи и перестал считать.
– В начале нашей беседы вы сказали, что не дружили ради выгоды. А вообще у вас много друзей?
– У меня немного друзей. На друзей надо время.
– Я, наверное, не ошибусь если скажу, что ваше сотрудничество с Виктюком – это новая страница в вашем творчестве. Но у вас такой, по моему, несовместимый для его спектаклей типаж.
– Да, типаж у меня социальный и русский. Его-то обычно и эксплуатировали, а у Виктюка совсем все другое. Но у него много типажей. Недавно в «Театральной жизни» появилась рецензия на спектакль, где я играла Бабочку. Автор написал, что в этой роли я совсем не похожа на Валентину Талызину.
Я могу сказать, что меня как актрису сформировали ГИТИС, театр имени Моссовета и Виктюк.
– Вы упомянули имя Раневской. Вас что-то связывало?
– О ней очень много говорят и тиражируют знакомство с ней. С Фаиной Георгиевной мы играли вместе в двух, кажется, спектаклях.
Ко мне очень хорошо относились Вера Петровна Марецкая и Любовь Петровна Орлова. Все, что говорили мне эти великие актрисы я помню так, как будто это вчера. Я не бывала у них дома, но они очень часто бывали в нашем театре. Их всех отличала фантастическая любовь к искусству и святое служение ему.
– А нынешние, молодые артисты что любят больше – искусство, себя в искусстве или деньги, которые можно заработать на искусстве?
– Нет, нет. Я думаю, что они все-таки любят искусство в себе.
– Вас не пугает коммерциализация нынешнего искусства?
– Нет, не пугает. Вообще, те которые далеко ушли в коммерцию, в сущности, не были хорошими, большими актерами.
– Мне посчастливилось в 91-м году сделать интервью с Варварой Сошальской. Спустя месяц или два ее не стало. Честно говоря, когда я пришел к ней, то был удивлен тем, что увидел. Нет, меня смутила не жалкая «хрущевка», в которой доживала великая актриса, а то, что она была почти забыта. Неужели в этом судьба актера?
– Вы знаете, забывают многих. Это естественное течение жизни, особенно у артистов. Помнить своих учителей – это дело уже других поколений. Но я готова к тому, чтобы меня забыли.
– Я думаю, что вас не забудут пока люди будут смотреть «Иронию судьбы».
– Наверное. Вы знаете, Андрей, мне однажды одна женщина сказала, что она не смотрит, а слушает этот фильм.
Дата интервью: 1997-07-12
