Советская и российская эстрадная певица. В 1975 году исполнила роль Эвридики в первой советской рок-опере «Орфей и Эвридика». В 1996 году представители Дома моды «Шанель» присвоили ей титул «Мисс Шанель Советского Союза».
– Ирина, довольны ли вы сегодня своим местом на эстраде?
– Я довольна и своим местом, и своей ролью на ней. Я недовольна тем, что происходит на ней.
Я недовольна отсутствием профессионализма, культуры, грамотности. В большей степени это присуще исполнителям. Я думаю, что если бы наш народ был бы более требователен, всё было бы немножечко по-другому.
– Мне многие музыканты говорили то же и про композиторов, о том, что на эстраде преобладают три аккорда.
– Я не согласна с этим… Есть разные композиторы. Я же не пою три аккорда. И те, кто пишет песни для меня, пишут музыку не на три аккорда.
– Музыканты любят ещё говорить о том, что на эстраде сегодня многое решают деньги.
– Ой, об этом я уже пятнадцать тысяч раз писала и говорила.
– Я что-то не могу припомнить ваши клипы. Они есть у вас?
– У меня их нет вообще. Есть один, но он очень убогий, его случайно смонтировали из некоторых моих образов.
– Яак Йоала рассказывал мне, что ушёл с эстрады тогда, когда появилась группа «Ласковый май», когда он почувствовал, что начинается оболванивание публики. Как вы думаете, в советские времена эстрада была целомудреннее?
– Во всяком случае, она была честнее. Артисты к чему-то стремились. Да, у них были другие мерки, была другая планка… Сейчас вообще мерок никаких нет. Всё на уровне ничего, на уровне симпатичного личика, приятной внешности, ручек, ножек. Это у девочек.
У мальчиков дела обстоят получше. Есть Агутин, есть Павлиашвили, Меладзе, Саша Серов. Если же говорить про женский цех, то те, кто появился сейчас, голосов не имеют.
– Получается, что раньше на эстраду пускали только голосистых?
– Нет, дело не в этом. Раньше деньги не влияли и всё было честнее.
– А клановость была тогда?
– Конечно, была. Но были люди, которые честно пробрались на сцену. Положа руку на сердце, скажу вам, что лично я пробралась на сцену честно. Я вообще никогда не жила по чьим-то протекциям, никогда не заводила знакомств и связей для того, чтобы пробиться куда-то. Такого, слава тебе Господи, в моей карьере не было. Я это говорю не для того, чтобы как-то красиво себя показать, а потому, что так оно и есть на самом деле. Я никогда не была замечена в сомнительных связях.
– Татьяна Анциферова рассказывала мне о «мохнатой руке Аллы Пугачевой».
– Алла вышла на эстраду одновременно со мной. Почему я должна быть под «мохнатой рукой» Аллы Пугачевой?
– Но ведь, действительно, есть примеры, когда Пугачева «постаралась» помешать кому-то из певиц сделать карьеру.
– Знаете, силу очень сложно загубить. Может и было что-то подобное, но я не хочу об этом знать. Хотя был один момент, когда она переходила мне дорогу и я чётко поняла, какая она «акула». До этого момента мы с ней общались, после я перестала общаться с ней.
– Ирина, наблюдая за нынешними артистами эстрады, читая глянцевые журналы, в которых пишут об их жизни, приходится констатировать, что очень много скандалов. Скажите, эти скандалы создаются для поддержания имиджа или натура такая у артистов?
– Натура такая. Почему, я не знаю. Если бы я была такой, то ответила бы. Вы когда-нибудь слышали хоть один скандал про меня? Был один, это когда я вышла замуж за темнокожего мужчину. Вот это была скандальная, из ряда вон выходящая ситуация.
– Это потому что у нас не принято выходить замуж за темнокожих?
– Это вообще нигде не принято. Даже в Америке большая редкость, когда белый человек выходит замуж за темнокожего. Такие браки есть, они приветствуются, но они редкость. В Америке расизма нет по закону. Но если в сумерках белый человек идёт по улице и по той же стороне улицы идут несколько темнокожих, то белый перейдёт на другую сторону улицы. Там есть районы, где живут только белые, а есть районы, где живут только чёрные. И это факт. Хотя по закону ничего такого не должно быть. Этого Симпсона, который убил свою жену, оправдали лишь потому, что он чёрный. Если бы на его месте оказался белый, того засудили бы.
– Когда вы выходили замуж за темнокожего мужчину, вы понимали, что это скандал? Или вам было всё равно?
– Это вопрос на засыпку… Где-то внутри я понимала, что будет скандал. Но при чём тут остальные люди, когда у меня есть чувства, когда мне было с ним хорошо. И потом, это было всё официально, я же не любовника завела себе. Почему у Ирины Хакамады муж мог быть японцем, а у меня муж не может быть темнокожим? Это была моя жизнь и я никого не собиралась в неё пускать.
– У вас имидж женщины соблазняющей, увлекающей, в чём-то таинственной и сексуальной…
– А как бы вы хотели, чтобы женщины привлекали к себе внимание? Каждая привлекает по-разному. Например, Лия Ахеджакова не может привлечь внимание своей внешностью, но она приковывает его глыбищей таланта и своей невероятной комичностью. Мерилин Монро это делала по-своему, Элизабет Тейлор привлекала внимание скандалами.
Да, я соблазняю своих зрителей. И это счастье, что Бог дал мне такую внешность.
– Вы счастливы, имея такой имидж?
– А вы спросите у Лии Ахеджаковой, счастлива ли она при своём имидже? Дело ведь не в красоте или в имидже. Дело в том, что из себя представляет актриса. И вообще, может ли быть счастлива по-настоящему в любви состоявшаяся актриса?
– То есть вы хотите сказать, что талант – это, прежде всего, одиночество?
– Я считаю, что да. Мужчины очень трудно переживают женскую состоятельность.
– Вам не хотелось бы поменять эстрадную сцену на театральную? У вас не было предложений сыграть драматическую роль?
– Таких предложений не было. Но я считаю, что для того, чтобы что-то хорошо делать и считать своё дело профессией, нужно много учиться. Я не училась на актрису, я – певица. Но если бы была возможность, я бы согласилась сниматься у Спилберга, Копполы, Михалкова-Кончаловского.
– Чей образ в русской драматургии вам ближе?
– Дама с собачкой. Это моя мечта – сыграть чеховскую даму с собачкой. Именно её, а не Анну Каренину.
– У нас у всех есть свои идеалы среди исторических персонажей. Они, наверное, есть и у вас?
– Да, это Жанна Д’Арк, Мария Стюарт, леди Макбет… У нас в России так мало женщин-героев…
– У нас есть Зоя Космодемьянская…
– А знаете, если бы я была поставлена в такую же ситуацию, как Зоя Космодемьянская, я поступила бы так же, как и она. Если бы меня пытали на допросах, то я ничего не сказала бы.
– Откуда у вас такая тяга к геройству?
– Не знаю. Родилась, наверное, такой. Но это не значит, что я «железная леди» и не плачу, что я не хочу и не умею быть слабой.
Но Бог дал мне стержень, который заставляет меня быть самоуверенной. Я не могу сказать, что я наглая. По гороскопу у меня двойной знак – «Рыбы», – и я очень сомневающийся человек.
– В чём же вы сомневаетесь?
– В себе.
– Это после того, как вы прошли такой жизненный путь, когда сделали такую карьеру?
– Что вы! Конечно! Вот совсем недавно я не могла понять своё место в жизни.
– Ирина, ваши коллеги по сцене любят говорить о любви к публике…
– Я вообще о любви не говорила бы. Я хотела бы говорить об уважении и благодарности. И это касается не только публики. Я говорю о нашей жизни, об уважении и благодарности к любимому человеку.
Я же вижу, как люди одинаково аплодируют и мне, и тому, кто не имеет права, на мой взгляд, находиться на сцене. Например, я не понимаю какое имеет право находиться на сцене, да что на сцене – даже за кулисами, Алёна Апина?! Поэтому для меня сегодня мнение публики – десятый вопрос. Потому что она одинаково аплодирует и мне, и Апиной, потому что и на мои концерты, и на её концерты собираются одинаково полные залы.
– Простите, Ирина, но ведь без этой публики вы – ничто и никто.
– Безусловно. Но я низко кланяюсь тем, кто приходит на мои концерты. Им – мой нижайший поклон. Да, эта публика не соберет стадион, но это – комфортный зал на тысячу мест. Я безмерно им благодарна, что они уже столько лет приходят на мои концерты.
Я уважаю публику и поэтому не снижаю качества своих песен.
– И как же это вам удаётся, если кругом по-вашему мнению такой бардак?
– Я не упиваюсь славой. Я умею видеть себя со стороны. Я работаю не для того, чтобы получать много денег и шикарно жить. Я нормально живу. Но в то же время эта жизнь даёт мне возможность хорошо работать.
– У вас много сейчас гастролей?
– Гастроли есть. Недавно вернулась из Киева, была в Америке.
– Ваши концерты проходят и в Америке?
– Нет, там я занимаюсь рекламой, рекламирую ювелирные изделия.
– Как это – русская певица рекламирует в Америке их драгоценности? У них что, своих не хватает?
– А что тут такого? Меня пригласил хозяин одного завода, он делает со мной буклеты. Но я не только в Америке занимаюсь рекламой. Ещё я рекламирую меха, кожаные эксклюзивные изделия и бриллианты в Турции.
– У Людмилы Гурченко есть свой рецепт молодости. А как вам удаётся столько лет сохранять хорошую форму?
– Это моя жизнь. Я выгляжу так ярко, потому что умею так выглядеть. У меня нет рецептов молодости. Впрочем, вы знаете, если человек добр, не добренький, а именно добр, если он никому не завидует, никому не переходит дорогу, если он не рождает в себе злобы, то он всегда выглядит свежо и хорошо.
– Вы дружите со своими коллегами?
– Практически нет. Из певиц я ни с кем не общаюсь. Дружу с Ией Нинидзе, помните, она в «Небесных ласточках» играла главную роль? Из композиторов Витя Началов, Сосо Павлиашвили… Ну кто ещё?
– Судя по тому, как вы задумались, действительно может показаться, что вы мало с кем общаетесь.
– Да, из шоу-бизнеса практически ни с кем. А, ну вот ещё Аркаша Укупник, поскольку когда-то я спела его первую песню.
У меня нет врагов, у меня со всеми хорошие отношения. Когда мы встречаемся, мы все рады друг другу. У меня нет отрицательных эмоций ни к кому, разве что единицы.
Потом, знаете ли, нам очень сложно дружить. Нет, не из-за зависти. Я бы с огромным удовольствием общалась бы в жизни с Валерием Леонтьевым. Но ведь то он на гастролях, то я. А дружба предполагает постоянное присутствие, встречи. А мы встречаемся только на концертах, другого времени у нас нет.
– Вы как-то реагируете на сплетни, слухи, клановые разборки?
– Нет. Мне это не интересно. Когда я прихожу домой и мама начинает мне пересказывать содержание «Московского комсомольца», я ей говорю: «Мамуль, давай поговорим на другую тему». Мне совершенно не интересно кто кого обделал в печати, кто кого подставил, кто кого обманул или полюбил, кто разошелся или сошелся.
– А что вам интересно?
– Много чего интересного есть. Мне интересна музыка. По образованию я пианистка, хорошо знаю классику, занималась джазом.
– У вас есть пристрастия в классической музыке?
– В какой – фортепьянной или симфонической?
– Ну, скажем, в симфонической и оперной.
– Из оперных композиторов я люблю Верди, Пуччини, а из симфонической музыки предпочитаю Брамса, Малера, Скрябина, Гайдна.
Если говорить о поп-музыке, то я не знаю, можно ли назвать Фреди Меркьюри поп-музыкой. В своё время я была влюблена в оперу «Иисус Христос суперстар», знала её от первой до последней ноты. Знала все пластинки «Битлз».
Я люблю музыку тёплую, глубокую, например, «Роксет», Лиза Стэнфилд, Джордж Майкл. Но всё равно это не поп-музыка.
– Ирина, вы сказали, что занимаетесь в Америке рекламой, а не было ли вам предложения работать там как певице?
– На американский рынок сегодня выйти практически невозможно. Кстати, вы знаете, как называют Америку в музыкальном мире? Провинция Британия. Самые лучшие музыканты в мире, я имею в виду белых музыкантов, это всё-таки британцы. А что касается предложения, о котором вы спрашиваете, то я скажу вам – никогда в жизни русский человек не выйдет на американский рынок.
– Вы часто бываете за границей и у вас есть возможность сравнить чем отличаются наши певцы от западных?
– Ничем не отличаются. Они отличаются тем, что у них совершенно другая индустрия делания «звезды». На западе популярность основана на другом – на выпуске дисков. У них певец сидит в студии, пишет диск, а не пашет на концертах, как у нас, чтобы заработать на хлеб с маслом и дай Бог на икру. Он сидит в студии и работает, платит сотрудникам студии зарплату. Потом выпускается диск и он раскупается, раскупается Имя. Вот выпустила Анита Беккер диск и его раскупили. Потому что это Анита Беккер, а не потому, что она поёт «Электричку».
– Ну что уж вы так неравнодушны к Апиной!
– Это я так, к слову, но то же самое могу сказать и про Черникову…
Так вот, у них раскупают новый материал, который сделала певица. Проходит год и в зависимости от того, как продан диск, она начинает турне. Турне совершается на деньги, которые певец заработал с продажи диска.
Какая ситуация у нас? Мы набираем репертуар, записываем каждую песню. При этом всё время пашем на концертах, чтобы прокормить себя, чтобы купить новое концертное платье, красивую цацку, фирменные туфли, помаду, очки, ещё что-то. Записав песню, приносим её на телевидение или исполняем на концерте. Начинает раскручиваться песня. Понимаете, песня. Люди начинают петь «Дима, Дима, любовь неотвратима…» Когда собираются две-три таких раскрученных песни, выпускается диск и люди идут его покупать, но не потому, что это диск Черниковой, а потому, что она там поёт «Дима, Дима, любовь неотвратима…»
Понимаете, у нас личность – ничто. У них делают звезду только на личности. Скажите, есть у Стинга что-нибудь похожее на «Дима, Дима, любовь неотвратима»? С песнями Стинга мордой в салат не упадёшь, а нашим людям нужно мордой в салат. Тогда это популярно.
– Давайте вернёмся к началу нашей беседы – к оболваниванию публики, дешёвой популярности. Как вы думаете, у сегодняшних исполнителей есть чувство ответственности перед публикой? Понимают ли они, на ваш взгляд, то, что они делают?
– Думаю, что нет. Понимаете, каждая девочка хочет, чтобы её любили. В некотором роде это какой-то эксгибиционизм. Мое наблюдение, я уже сказала вам – те, кто сейчас выходят на сцену не имеют к музыке никакого отношения, их даже близко нельзя подпускать к ней. Они миленькие, хорошенькие, милые мордочки, ножки. Но это не профессия. Неужели, когда идешь на сцену, ничего не нужно заканчивать? Это что, помойка? Сцена превратилась в помойку.
– На сцене вы – небесная, сверкающая, пластичная. Скажите, а в обычной жизни вы тоже такая?
– Каждый человек к чему-то тяготеет…
У меня в Ленинграде есть подруга. Её дочь Светка, во-от такая корова, носит мини-юбку, ходит с косой. При этом она изучает пятый язык, учится на юридическом, куда поступила без копейки и не по блату. Ей всё равно, какие у неё туфли – от «Ферай» или «Восход». А я, наверное, родилась с обостренным чувством к красоте.
– Но ведь так, наверное, тяжело жить в стране, где любят топтать не похожих, выделяющихся?
– Да, у нас любят топтать. И такую, как Светка, тоже запинают. У нас всех пинают. Не пинают только тех, кто ходит на работу, получают зарплату, приходят домой, съедают порцию того, чего дадут или на что есть деньги, а потом смотрят телевизор. Вот этих не пинают. Не за что.
– Ирина, у вас есть какое-нибудь звание?
– Я никакая. Я не заслуженная и не народная. У меня есть только «звезда», которую похоронили в асфальте и звезда, которую зажгли мне на небе. Званий, слава тебе Господи, у меня никаких нет.
– А как же самолюбие?
– Зачем? Меня назвали Ириной Понаровской и зачем к этому имени нужны приставки? Для того, чтобы звание получить нужно написать биографию, собрать весь репертуар за последние двадцать лет, попросить Эсамбаева или Зыкину, чтобы они подписали бумаги, где сказано, что я такая хорошая. У нас ведь звания не дают, их забирают.
Вот если бы мне позвонили и сказали: «Ирина, вам сегодня присвоено такое-то звание». Я бы сказала: «Спасибо». А ходить, просить его мне стыдно.
Дата интервью: 1999-05-22
