Депутат петербургского ЗАКСа стал известен стране оригинальными запретительными законопроектами. В интервью он рассказал на кого похожа оппозиция, по каким законам должно развиваться общество, каким благом является повышением тарифов ЖКХ, и о как из ребенка может получиться Ксения Собчак
– Виталий Валентинович, если погуглить «Виталий Милонов», то ссылки, в основном, будут такие: «Виталий Милонов предлагает запретить…», «Виталий Милонов призвал закрыть…», «Милонов хочет запретить…», «Милонов требует закрыть..». И так далее – закрыть, запретить.. Откуда у вас такая страсть запрещать?
– Я считаю, что в нашей стране, в недавнем прошлом была неправильная система, которая строилась на запретах. Тогда страна погрузилась в кризис. Но в девяностые годы, и подчас сейчас, мы ударились в другую противоположность – абсолютно веймарскую свободу.
В моем понимании абсолютной свободы не может существовать, потому что человек должен понимать, что у него есть какие-то рамки. Абсолютная свобода губительна для общества. Оно может развиваться только по каким-то законам. Если говорить об абсолютной свободе, то это отсутствие законов.
– Это анархия.
– Да, это высшая степень бесконтрольной свободы. Что такое закон? Это саморегулирование. Общество не может быть без системы запретов и разрешений.
Что касается здоровья нашего общества, в моем понимании здоровья, то здесь у нас как раз почему-то все разрешено – в налоговом законодательстве, экономике, банковской системе. Но что касается жизни страны, то у нас полная анархия. Она усугубляется тем, что в девяностые годы этим некому было заниматься, да и общество тогда было другое.
Но я не согласен, что я предлагаю только запреты. Несколько резонансных законодательных инициатив касались введения некоторых ограничений. Скажу иначе. Сейчас я работаю в качестве человека в каске и жилетке, который пытается огородить ленточкой люки: «Осторожно, тут яма».
В священном писании сказано: «Все можно, но не все полезно». Государственный человек, призванный на служение, со своей стороны обязан поступать как христианин.
– Разве у нас не светское государство? Вдруг государственным человеком окажется буддист, и что, он должен будет исполнять законы буддизма?
– Можно назвать наше государство светским, а можно персико-абрикосовым. Государство развивается по законам, а что такое закон? Есть светский – конституция. Но общество развивается не по ней, а по закону, установленному господом богом.
Еще будучи кандидатом в депутаты, я говорил, что человек не должен быть лицемером, и обещал быть христианским политиком, отстаивать определенные ценности, которые сейчас не самые популярные. Я считаю, что не должен быть лицемером, и шел со своим пакетом убеждений.
– Не совсем понимаю, о какой анархии вы говорите, когда у нас двенадцатый год на дворе вертикаль власти?
– Вертикаль власти – это система взаимоподчинения государственных органов. Сегодня власть более или менее причесана. По крайней мере, нет идиотской системы, как при Ельцине. Помните, его критиковали за то, что в таком-то регионе руководство не выполняет федеральные законы, а регионом управляет человек, который ненавидит президента, и делает назло ему все наоборот. При этом еще называет федеральное правительство «бандой».
– Вы кого имеете ввиду?
– Лужкова. Помните, как он отказался выполнять федеральный закон о приватизации, хотя его исполнение предписано ему федеральным законом.
Тогда мы не имели возможность оценить эффективность власти, поскольку она существовала где-то на картинке.
– Но сейчас-то она далеко не «на картинке».
– А мы говорим не про власть, в ней действует жесточайшая дисциплина, я это чувствую, и это правильно. Я говорю про общество. Мы, как государственные люди, не даем обществу никаких вводных. Мы забываем, что кроме районных администраций в районах есть еще и люди, а они даже не знают, где находится районная администрация.
Наше общество гораздо больше живой организм, чем система государственной власти. Мы настолько увлеклись вседозволенностью, что должны быть во власти люди, которые призваны показать обществу опасные места, куда оно может зайти.
– То есть вы, как сапер?
– Я могу сказать, что есть объективные вещи, которые общество не замечает. Оно идет по пути полной секуляризации. Есть тенденция к провозглашению России светским государством. Считается, что взаимодействие между государством и церковью должно быть на каком-то культурно-матрешечном уровне: пришли на пасху в храм, постояли со свечкой, перекрестились и ушли.
Меня часто называют «чудило с кадилом», и даже еще грубее. Мне говорят: «Почему вы пытаетесь установить в обществе церковные законы?». Я обязан это делать, потому что, хотите вы или нет, но у нас часть населения – верующие люди, они ходят в церковь, исповедуются.
– Согласно статистике верующих всего пять процентов.
– Согласен. Не все верующие, но опять-таки, это заслуга свободного общества, которое выталкивает людей из церкви. Спросите у людей на улице: верующие ли они? Большинство из них ответит вам: «Да». Однако, в случае попыток установления в законодательстве правил сообразующихся с церковными ценностями, СМИ и некоторые другие структуры, ненавидящими церковь, тут же начинают шипеть. Ну, прямо как бесы по время экзорцизма.
– Может, это вам так кажется?
– Это моя точка зрения, но указывать на конкретные СМИ не буду. Просто скажу, что есть отдельные журналисты и публицистки, которые тут же начинают выплевывать из себя яд и злобу.
Сейчас в школах появилось хорошее нововведение – ОПК. Этот предмет согласны изучать даже неверующие, креститься никого никто не заставляет. Просто надо знать историю православия в России. Когда мой тесть преподавал в одной религиозной иудейской школе, его часто критиковали за то, что он много рассказывал про православие. Но ведь невозможно быть россиянином не зная истории православия. Оно развивало веками нашу страну, и двигало вперед.
– Кто-то убежден в обратном. Разве он не имеет права на свое мнение?
– По крайней мере, без православия Россия в том виде, в каком она сформировалась, была бы невозможна. Она была бы другой. Кто-то считает, что лучше, кто-то хуже, не важно. Главное, что без него страну невозможно представить.
При мне в школьном классе встал один родитель, и заявил: «Я подам в прокуратуру… Не позволю попам быть в школе.. Мы атеисты». Помните, было письмо ученых, где они извергали из себя яд на православие. Они несчастные люди просто выросли в атеистическое время, и , к сожалению, придут к богу только после смерти.
Если мы рассматриваем нашу страну не как сообщество гуманоидов, объединенных единой национальной валютой, или любовью к национальной сборной по футболу, а наследницей великой страны, тогда законы наши законы должны быть соответствующие. Это в девяностые мы тупо переписывали под кальку все, что нам помойно сливалось из некоторых стран.
У меня нет фобии перед западом, и я совершенно космополитичный человек. Также считаю, что Россия невозможно без Европы, и в определенной степени без США. Россия не может быть в изоляции. Другое дело, что в Европе сейчас идут такие деструктивные процессы, что она скоро к нам обратиться за гуманитарной помощью. Как бы ни получилось, что Европа вообще не перестала существовать, так как у них никто не будет ходить в армию.
Если сегодня в России офицеры умирают, прикрывая своим телом гранаты, спасают людей. Они не гуманоиды. Такие люди любят свою страну, и могут пойти ради нее на риск, и отдать за нее жизнь. Сейчас в Европе никто не будет отдавать жизнь за свою страну, потому что они не знают, что у них за страна.
– Как вы думаете, почему власть, внешне демонстрируя свое единение с церковью, как бы – именно как бы – поддерживает христианские ценности, в отношении народа часто поступает не по-христиански?
– Такой вопрос можно задать любому правителю в любой стране. Царство божие на небесах, а мы живем в реальности. Ни один президент не может построить коммунизм . Государственное управление – это искусство возможного. К сожалению, мы, депутаты, иногда выступаем крокодилами, когда вынуждены сокращать бюджет.
– Но дело не только в бюджете.
– В принципе, государственная система управления – это система самоограничений, которые общество накладывает на себя. Государство – это насилие над свободой, но насилие во благо. Потому что, если ребенка не шлепать по попе, то из него вырастет Ксюша Собчак.
– Повышение тарифов ЖКХ тоже благо?
– Это вынужденная мера
– Так она во благо?
– Во спасение, только не душевного. Поверьте мне, ни один человек, принимающий решения о повышении тарифов ЖКХ, может, за исключением единиц, не радуется этому.
Я-то вообще депутат. Меня выбирали на выборах, за меня голосовали люди. Я их вижу каждый день в своей приемной, где бываю каждый день. Я практически живу в своем округе, у меня там церковь. Мне стыдно перед людьми, когда мы делаем что-то нехорошее. Люди в отличие от журналистов или представителей власти, выражаются менее дипломатично, и вопросы задают прямые.
Я пешком хожу по округу. Меня многие знают в лицо, подходят со своими жизненными проблемами. Считаю, что очень хорошо, что осталась система выборов депутатов по округам. Потому что депутат – слуга народа, он не может быть оторванным от территории. Он – партнер и помощник избирателей в общении с властью. Вот если человек не занимается спортом, то он станет толстым, как я. Это плохо. А если депутат снял палец с пульса, и не знает, чем у него пахнет в ларьке в округе, то он перестает быть депутатом.
– Разве? Можно привести массу противоположных примеров, и вы это лучше знаете.
– Я никого не осуждаю. Это их право. Может, у них другое видение. Может, они ничего не обещали избирателям. А я знаю, где в моем районе можно покупать шаверму, а где нельзя.
– Вы принимали участие в выборах Матвиенко в прошлом году на Красненькой речке. Как вам самому это фарс? Липовые кандидаты-конкуренты, отсутствие агитационной деятельности с их стороны, липовые доверенные лица…
– Тогда мы оказались умнее наших соперников. Мы не нарушили закон.
– Но по сути получился фарс, пародия на выборы.
– Кутузов в 1812 году применил военную хитрость. Мы ее тоже применили. Могу без лишней скромности сказать, что отвечал за эти выборы, и мы столько сделали за эту предвыборную кампанию.
– А что вы сделали?
– Мы сделали такое! Валентина Ивановна просто дневала и ночевала в округе. Были мобилизованы такие человеческие и нечеловеческие ресурсы, что нам даже не пришлось делать шурум-бурумов, о которых говорили после декабрьских выборов. За Матвиенко проголосовали все.
– Но зачем нужна была эта бутафория с соперниками – гардеробщица из дома культуры, какой-то рабочий-железнодорожник…
– Они, видимо, от партии выдвигались, я не помню. В результате нашего умного шага, мы могли сделать так, что выборы прошли без лишней грязи. Валентина Ивановна победила. Жаль, не получилось без яда со стороны противников – новые двери заклеивались листовками Немцова, свежевыкрашенные стены исписывались граффити против Путина и власти. Это было некрасиво. Но что в остатке?
Валентина Ивановна по заданию президента стала главой сената. С другой стороны, те, кто участвовали в выборах на Красненькой речке, видят, что правильно сделали, что голосовали за Матвиенко. Она не забыла про эту территорию. У нас есть хороший рычаг и дополнительные возможности для получения средств из программ для муниципальных образований. Валентина Ивановна всегда ходатайствует за это, открыла там приемную. Вот я не помню, чтобы ее открыл Миронов там, где выиграл выборы.
Поверьте, до этих выборов с Валентиной Ивановной я не был знаком, и сомневаюсь, что она знала о моем существовании. Могу сказать, что она человек глубочайшей порядочности, и мне она очень нравилась, когда была губернатором. Я считал своим долгом обеспечить военную рекогнсцировку, и очень счастлив, что ни один человек не может обвинить нас, что мы нарушили закон. Да, мы их обхитрили.
– В чем была хитрость?
– Мы использовали те возможности, которые дает закон, с определенной политической мудростью. Таким образом, была решена важнейшая государственная задача.
– Как заметили эксперты, ваша партия – большая мастерица на военные хитрости во время выборов. Но что удивительно: в т.н. «каруселях» обвиняли только «Единую Россию». Вас это не смущает?
– Какие «карусели»? Я знаю почти все технологии, которые применяются на выборах. Про «Единую Россию» это все неправда. Это другие партии применяли и «карусели», и подкуп.
Мне известны факты, когда некоторые оппозиционные партии занимались тотальным подкупом, потому что им нужно меньшее количество процентов голосов. Подкупить за «Единую Россию» невозможно. Мне в округе нужно было пройти огромное количество избирателей, чтобы воздействовать на них. Оппозиционному депутату надо меньше людей.
Если говорить про выборы на местном уровне, то именно оппозиционные партии занимались «каруселями», подкупом и запугиванием.
– Вы ничего не перепутали? Оппозиционные?
– Безусловно. Провести своих друзей в муниципальный совет я и так могу сделать. Система «карусели» вообще сложно работает. Это просто термин всех пугает. Я не знаю ни одной успешно работающей «карусели». Разве что на муниципальных выборах, когда это делала оппозиция. Там, действительно, была применена «карусель», и я снимаю шляпу перед политтехнологами, которые это сделали.
– Вы можете назвать партию?
– Оппозиционная.
– А конкретнее?
– Это была команда Дмитриевой и Миронова.
– Почему же тогда не было исков в суд?
– Потому что те, которые это сделали, применили военную хитрость, а мы не были к ней готовы.
Если вы посмотрите историю соперничества демократической и республиканской партий в США, то там такие фертеля выделываются на выборах! Они границы округов перелицовывают под себя.
Вот я человек, близкий к руководству ЗАКСа, являюсь председателем комитета по законодательству, был в близких отношениях с Вадимом Тюльпановым, но я не могу переделать округ под себя. Поверьте, я создал себе большой геморрой. Кому-то изменяли границы округа, а мне сказали: «Мы ничего не будем для тебя делать». В итоге я стал кандидатом с самым большим городским округом – у кого-то было сорок-пятьдесят тысяч избирателей, а у меня – почти сто. Обработать сорок тысяч и сто тысяч – большая разница, ведь мы боремся не за голоса, а за проценты. это безумного дорого.
– Вы нашли средства?
– Мне повезло (вздыхает. – А.М.)… Мне повезло, что у меня оказалась большая поддержка, но не материальная. Мне помогали сторонники, которые появились, когда стал предлагать какие-то законы. Они разделяли мои убеждения. Есть депутаты с бизнесом, у меня не было своего бизнеса.
– Вашу инициативу уравнения эмбрионов человека со статусом гражданином страны широко обсуждали. Скажите, прежде чем делать какие-то заявления вы изучаете мировую практику? Вот, например, есть ли похожее в других странах?
– Если мы захотим оправдаться, то это можно было назвать планированием семьи, а не убийством детей. Адвокаты могли бы использовать и другие эмоциональные названия для смягчения…
– Есть ли такие примеры в мировой практике:?
– Есть. В той или иной степени во многих странах.
– В каких?
– В частности, возьмите последние изменения венгерской конституции. Там написано про аборты. Но я говорю про самый главный закон – Священное писание. Можете назвать меня клерикалом, но оно для меня выше конституции и паспорта.
– Почему власть сегодня инициируя законы, руководствуется в большей степени не здравым смыслом, а политической выгодой?
– Я маленький региональный депутат, и не вправе комментировать решения федерального руководства партии.
– У вас в партии нет дискуссии?
– Есть, но понимаете, если партия что-то предлагает, то нужно соблюдать партийную дисциплину. Но я не согласен – разве другие партии не ищут политическую выгоду?
– Вы можете привести пример, когда в думе были приняты законы, несмотря на большинство от вашей партии?
– Давайте оставим думу в покое, она, кстати, сформирована на выборах. Мы говорим о ЗАКСе, где я депутат.
У нас «Единая Россия» не большинство, и на трибуну может вылезать какой-нибудь популист-яблочник. Он может начать требовать остановить программу реноваций. Вот такие, как он, и ищут политическую выгоду в таких выступлениях, а мы чувствуем свою ответственность зато, что бюджет должен выполняться. Поэтому исходим, к сожалению, не из политической конъюнктуры, а из смысла обеспечения жизнеспособности нашего города. А этому пустоболу, который вылезает на трибуну, наплевать на это. Ему нужно так: чем хуже – тем лучше. Они хотят загнать страну в жесточайший кризис, создать революционную ситуацию. Вот их цель. По-другому они не могут придти к власти.
– Скажите, с чего вы взяли, что все партии, кроме ЕР хотят развала страны?
– Есть разные типы оппозиции. Например, есть идеологическая. Для того, чтобы придти к власти, они должны доказать, что власть и правящая партия плохо работают. Как это можно сделать? Только нагнав страха, запугать, что в стране все плохо. Дескать, если вот мы придем к власти, то все будет хорошо.
Но они могут и помогать власти. Только в таком случае, успехи будут приписываться власти и правящей партии, а оппозиции этого не надо. Их задача показать, что нынешняя власть и правящая партия – это плохо. А как это показать? Ведь обычный человек может стать соработником партии власти, но это – не дай бог… Их задача – саботаж.
Они те же мародеры 1917 года. Это бунтари, которые подбивали матросов на бунты и повесить офицеров. Они плоть от плоти троцкисты и большевики. Методика работы «яблок» и «груш» те же. Мы изучаем историю, и можем посмотреть на их предшественников, которые были ровно сто лет назад. Сегодня они действуют теми же методами.
Я считаю, если человек переживает за свою страну, и не хочет повторения той трагедии, которая случилась в 1917-м году, то он должен учесть те ошибки, которые совершило руководство страны на тот момент. Оно тогда побоялось быть обвиненным в излишней принципиальности, несговорчивости, и эта гибкость превратилась в бесхребетность. Мы не имеем права этого повторить.
Недавно мы вспоминали дату, когда идеологические родственники яблочников и коммунистов расстреляли царскую семью и детей Николая Второго. Отрекаясь от престола, Николай Второй думал, что делает правильно, и этот шаг спасет страну.
– Ему надо было раньше думать. Вспомните, сколько сделал «полезного» тот же Распутин…
– Надо было и до Распутина… Не надо было миндальничать с большевиками.
– Может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что вы и ваша партия совершенно не обращаете внимания на все более обостряющиеся межнациональные отношения. Они вас не интересуют?
– Некоторые, такие, как Навальный, строят свою политику в отношении гастарбайтеров, коротко и просто: «Пошел вон!». Вместе с тем, страна, доведенная до деградации сначала коммунистами, потом либералами, к сожалению, не готова полностью наполнить рынок труда.
– Может, все проще: труд гастарбайтеров выгоден нашим бизнесменам, потому что приезжие согласны работать дешевле, чем коренное население?
– Такие разговоры не для умных людей. Я принимаю активное участие в хозяйственной жизни нашего церковного прихода, и я имею представление о стройке. Про большие компании ничего не скажу, но в большинстве случаев зарплаты у трудовых мигрантов уже далеко не мизерные. Трудовой мигрант сегодня не будет работать меньше, чем за 25 тыс., они могут и больше зарабатывать. А если вы повесите объявление о приеме на работу, то никто их местных не придет работать за 25 тыс.
– Вспомните недавнюю историю на куриной фабрике в совхозе «Победа» в Ленобласти. Руководство фабрики, по словам сельчан, работающих на ней, умышленно выживало их, чтобы взять на работу гастарбайтеров , те были согласны работать дешевле…
– Это подлость и низость. Наши бизнесмены любят критиковать власть и финансировать оппозицию, говорят, что мы жулики и воры, но по сути сами жулики, ворующие деньги из бюджета, потому что не платят налоги. Если бизнесмены начнут честно оформлять сотрудников на работу по трудовым договорам, тогда можно будет избежать этой ситуации. Вы посмотрите на тех, кто стоял на Болотной площади с айпадами. Какая у них зарплата? Официально они получают семь тысяч, а остальное в конвертах. При этом они обвиняют нас, что мы жулики… А сами они воры, фактически являются преступниками, потому что не платят налоги, и обвиняют государство, что оно недостаточно эффективно выполняет свои обязанности.
– Почему вы думаете, что коренной житель не пойдет работать за 25 тысяч?
– Это очевидный факт. В деревне еще работать будет, а в городе рабочий за эти деньги на стройку не пойдет.
– Будет сидеть дома, без работы?
– Это все результат той атмосферы, в которой воспитывались несколько поколений. Они думают так: «Государство мне должно… Я никому ничего не должен… Дайте мне то, что я хочу».
Ко мне, как к депутату часто приходят люди по вопросам трудоустройства. Так вот, за эти семь лет с просьбой помочь найти работу из мужчин пришли единицы.
– Почему они должны к вам приходить?
– Не должны, но я говорю про тех, кто приходит. Идет человек мимо моей приемной, смотрит, что я стою на крыльце, в носу ковыряю, вот и подходит. Женщины обращаются с просьбами помочь устроить на работу сыновей. Буквально на днях предложил одному такому работу на стройке за 25 тысяч, а он отказался. Другой согласится, отработает неделю, получит зарплату, и потом вторую неделю бухает, как сволочь.
С другой стороны, без трудовых мигрантов сейчас нельзя обойтись. Но их нужно существенно сократить.
– Почему об этом никто не говорит из ваших однопартийцев?
– Это прерогатива федеральных органов. На местном уровне мы ничего не можем сделать, нет полномочий.
– Но вы понимаете, что эта проблемы глубже? У нынешних гастарбайтеров рождаются дети, и они учатся в местных школах, получают российское гражданство… Следовательно, никакие они невременные, и уезжать никуда не собираются. Это беспокоит граждан.
– Мне это не нравится. Я терпеть не могу коррупционеров, которые оформляют им за взятки паспорта и гражданство.
Я вижу на примере своего округа, как эти люди оккупировали мелкорозничный бизнес, и еще целый ряд экономических направлений. На сегодняшний день в городе сформирован этнической клан. В основном это случилось из-за того, что в системе МВД был ликвидирован РУБОП, который занимался этническими преступными группировками. После его ликвидации ими никто уже не занимается. Бог свидетель, что я несколько раз пытался инициировать возвращение во внутренние органы РУБОП. Надеюсь, что это случится этой осенью.
Некоторые этнические группировки посылают своих детей за деньги учиться в школу милиции, другие пытаются коррумпировать опять же за деньги людей, чтобы обеспечить себе неприкасаемость. Эта схема не уникальна. В том же Нью-Йорке есть «оборотни в погонах». Мы наступаем на те же грабли, на которые наступили во многих странах. Только у них там больше порядка…
– И уважения к закону.
– Уточним – внутреннего. И это формируется с младых ногтей. Если мы будем продолжать воспитывать наших детей в той системе ценностей, который уродливо представлены в нашем образовании, и гибриду секулярно-посткоммунистического набора, а не истинным ценностям, то эти вопросы можно будет забыть.
Мы растим поколение быдлогопов. Мы скармливаем им «Дом-2».
– Простите, вы знаете, что производит эту передачу компания члена вашей партии Комиссарова?
– Хорошо, но не мне она не нравится. Причем тут партия? Моя партия не принимала решения об этой передаче.
– И в вашей партии есть еще один член – Борис Моисеев, а вы, кажется, инициировали закон о запрете пропаганды гомосексуализма…
– Он в отличие от Филькенштейна не обращается с просьбой поддерживать мужчин, которые находят удовлетворение в содомии.
Мы сейчас говорим о другом: почему у нас работают гастарбайтеры, а не наши. Да потому что наши – продукты новой системы потребления. Они считают, что им кто-то должен. Это потому, что люди растут без бога в душе.
Человек, получивший образование на истинных ценностях, в том числе религиозных, не станет нарушать этические нормы, он будет бояться чего-то важного, и следовать канонам закона.
– Разве мало примеров, когда преступления совершали люди, позиционирующие себя православными?
– Назвать себя можно кем угодно. Один из руководителей ЛГБТ называет себя православным. Некоторые гомосексуалисты считают, что есть православные святые-геи. Сказать можно все. В жития святых есть много историй, когда бес представлялся в виде ангела и искушал человека.
«Человек без Бога – дрянь, а не человек» – так говорил Достоевский. Это мое убеждение.
Если мы сейчас срочно не введем в систему образования программу, основанную на ценностях православия, то наше общество погибнет. Я согласен с один американским проповедником, который сказал: «Если господь не покарает нас за то, что мы делаем, то он будет вынужден извиняться перед жителями Содома и Гоморры».
– В чем же тогда смысл отделения церкви от государства, записанный в конституции?
– Мне не нравится это принцип. Мы не должны следовать этому принципу, в наспех написанной конституции 1993 года. Вспомните, как она писалась..
– За нее проголосовали избиратели.
– Д, но ее мало кто изучал. Принцип отделения церкви от государства – принцип шизофрении.
– Простите, на этой конституции клялся Путин…
– Да, и я ее соблюдаю, как гражданин. Но я же не безмолвная обезьяна, которая не имеет своего мнения. Я считаю, что принцип отделения церкви от государства в том виде, в котором есть, неправильный.
Церковь и государство априори две стороны одной медали. Это христианский принцип. Как может государство отворачиваться от церкви, если большинство населения принадлежит к ней? Вот вы знаете, что государство не может найти денег для финансирования церквей?
– В прошлом году президент Медведев выделил из бюджета 3 млрд. руб. на восстановление Ново-Иерусалимского монастыря. Есть и другие примеры. Это мало?
– Это восстановление памятников. У меня церковь в округе стоит на месте бывшей, разрушенной большевиками. Я ни одну копейку из бюджета не могу на нее потратить, а ведь церковь служит для народа.
Если мы хотим, чтобы люди жили в нормальной системе координат, то нужно эту систему им предоставить.
– Вы еще требовали отменить преподавание в школе теории Дарвина. Это зачем?
– Это только теория. Ни один ученый не доказал ошибочность мнения о божественном происхождении мира. Ни один! Но масса ученых до сих пор спорят об основных постулатах теория Дарвина. Однако, она преподается.
– Может, тогда есть смысл запретить преподавание физики и химии? Они тоже противоречат священному писанию.
– Нет. Наука и церковь не соперники. Наука еще только развивается, и не всегда бывает достаточно совершенной, чтобы обозначить многие вещи из-за своей несовершенности. Она как студент-первокурсник пытается дерзко отвечать профессору.
Христианство никогда не говорило, что земля стоит на трех китах. Вот вы знаете, что еще в ветхозаветные времена была описана теория большого взрыва? Ученые только сейчас пытаются его понять. Получается, что наука доказывает существование бога, как бы они того не хотела.
Православие не отрицает эволюцию. Потому что еще в писании сказано, что первые люди жили под тысячу лет, а потом меньше. Это же эволюция. Это поклонники теории Дарвина говорят, что люди произошли от обезьян, свиней и козлов. Нет, козлы отдельно, а люди – отдельно.
– У Дарвина про свиней и козлов ничего не сказано.
– Это его последователи говорили про свиней.
– Священники посещают школы, но, простите, какой пример они подают с своим внешним видом школьникам? Я имею ввиду физическое состояние.
– Они показывают пример другого. А если учитель разведен или курит, то какой он показывает пример? Любой человек несовершенен.
Вот вы знаете, почему наши священники толстые?… Нет? А я вот знаю, потому что человек церкви. Все из-за служб. Раньше двенадцати или двух часов дня православные священники не едят. Католики поджарые потому, что они живут в жарком климате. Кстати, православные священники на Кипре вообще худющие.
Еще есть посты. Во время поста ничего кроме хлеба и картошки есть нельзя. Могу сказать, что более пятидесяти процентов священников болеют диабетом, именно из-за того, что у нас неправильное питание. Вот вы посмотрите, что едят греческие священники в пост – травки разные, салатики, а наши – хлеб с картошкой.
Вы посмотрите на сельского священника. Некоторые говорят, что православные священники ездят на «мерседесах», а он, в селе концы с корцами сводит…
– Так было и до революции – сельские священники ходили пешком, а в епископы в городах ездили в каретах…
– Я тоже живу в городе. В нем есть большие соборы, настоятелям которых благотворители дарят «мерседесы». Но вот мой настоятель, однокашник патриарха Кирилла, служит в маленькой деревянной церкви. Лет пять назад ему подарили «Мерседес», а он им не пользуется, ездит на своем старом «СААБе» восьмидесятых, которые ему тоже подарили. Я ему говорю: «Батюшка, выкиньте этот «СААБ», на нем же невозможно ездить». «Не могу, – отвечает он, – если буду ездить на «Мерседесе», то на меня пальцем будут показывать». Он очень скромный.
– Так подарил бы детскому дому, или продал бы, а деньги на храм отдал бы.
– Так он и так все отдает, у него ничего своего нет. Он монах, а они вообще все отдают церкви, когда умирают.
Мне особенно нравятся либералы, которые поклоняются американскому госдепу, и приводят пример сербского патриарха, который ездил на трамвае и ходил пешком. Эти либералы получают бабки от тех, кто бомбил сербского патриарха, а он ездил на трамвае потому, что его страна была подвергнута насилию и ограблена хозяева тех, кто делает мемы про него. Это же высшее лицемерие.
– Как вы относитесь к тому, что ваша партия в отличие от других вызывает в обществе насмешки? Ни про одну другую партию не говорят, что она «партия жуликов и воров».
– Большинство карикатур и кличек – это не народное творчество, а наших политических конкурентов.
Критиковать всегда легче. Я ведь сам был долго в оппозиции, и по своей сути, я – оппозиционер. В девяностых годах был стопроцентным оппозиционером, меня и гоняли, и на сутки сажали, в ту пору, когда партия «Яблоко» привела к власти в нашем городе тамбовских бандитов, и они стали «руководителями» нашего города. Это истинное проявление «Яблока». А мы только успевали смывать кровь с мостовых и хоронить наших товарищей. То бизнесмена убьют, то спонсора…
Я знаю, как хорошо критиковать в оппозиции, и что такое сделать хороший мем. Сейчас другие технологии. У нас в девяностые были только ватман и маркер. Причем, деньги на маркер – сто долларов – нам подарил депутат ЗАКСа Новоселов. Тогда создать яркий мем было просто. Например, «Тамбовскому пахану не место в Смольном». Он не пахан, конечно, был, как сейчас показала история, но тесно связан с тамбовской группировкой. Или еще – «Сантехнику не место в Смольном». Сделать негативный лозунг просто, а доказать, что у тебя что-то получилось всегда сложнее.
Сейчас есть консолидированная структура лидеров оппозиции, которая хочет нас победить, и придти к власти в России. Это злобные наследники Троцкого, зиновьевых и каменевых. Илья Пономарев просто похож на Троцкого. Эту опасность надо остановить, иначе они снова зальют нашу страну кровь. Они ненавидят нашу страну.
– Но в отношении «Единой России» больше иронии, а не такой злобы, как у вас к оппозиции.
– Да, насмешек больше. Стеб такой. Мы должны подвергаться критике. Если нас не будут критиковать, то мы забронзовеем.
Знаете, какие мемы делают недоноски и подонки на патриарха Кирилла? Заходишь на какой-нибудь антиклерикальный сайт, а там эти прокуренные негодяи вывешивают карикатуры на него и отца Всеволода Чаплина.
– Вам что, и Чаплин нравится?
– Мне посчастливилось быть с ним познакомиться. Иногда я с ним соглашаюсь, иногда с отцом Андреем Кураевым.
– Вам не кажется, что Чаплин – ходячая карикатура на церковь?
– Для кого-то и патриарх карикатура. Высказывания отца Всеволода можно по-разному интерпретировать. Он человек глубоко церковный, и иногда может сказать так, что не все люди правильно его поймут. Иногда даже я не все понимаю, но в основной массе он говорит правильно. Почему-то его труды и работы не цитируют. Растиражировать какую-нибудь одну фразу легче. Бог им судья. А то, что его критики на восьмом месяце беременности со своим скотомужем занимаются скотоложеством в зоологическом музее, не осуждается. Это «свобода художественного творчества», как сказал министр культуры Франции. «Пуси Райт» тоже «свобода творчества».
Я считаю, что наши финские коллеги правильно поступили, возбудив уголовное дело против профессора, который вместе со своими студентами наркоманами, и лесбиянками, наверное, пытался устроить шабаш в Успенском храме Хельсинки. В Финляндии, очень либеральной стране, есть закон о защите вероисповедания, который предусматривает реальный срок до двух лет, за оскорбление чувств верующих. Кстати, православие в Финляндии не основная религия. Почему же правозащитники, лицемеры, не выступают в их защиту, как «Пуси Райт»?
Посмотрите на наших правозащитников-грантоедов. У них и дети, и родители живут за границей, а они о России заботятся. Они что-нибудь сказали о Гаагском трибунале, где люди ждут суда по восемь-девять лет? Магнитский умер в тюрьме, и тут же появились «списки Магнитского». А Милошевич умер в тюрьме, его там затравили, и это так и надо? Мое глубокое убеждение, что России надо отозвать свою подпись о создании трибунала по бывшей республике Югославии. Это судилище США и некоторых стран над православными воинами. Через Гаагский трибунал прошло 150 человек, и из них только девять албанцы, они получили по два-три года, а сербам дают по 20-30 лет. Это справедливо?
Те, кто призывает нас к снисхождению к «Пуси Райт» лицемеры…
– И Стинг с Бьорк тоже лицемеры?
– Я говорю про государственных людей. Стинг – творческий человек.
Между прочим, я считаю, что «Пуси Райт» не должны сидеть в тюрьме. Они совершили преступление. Обвинительный приговор считаю справедливым, но в тюрьму их сажать не стоит. Разве Иуду надо было сажать в тюрьму? Он сам нашел себе наказание, и эти девки тоже сами себе его нашли бы.
– Вы не знаете, как закончили жизнь те, кто судил Бродского?
– А вы знаете, где они сейчас?
– Вероятно, скончались в теплой постели.
– А куда они ушли с нее вы знаете? Для меня это другой вопрос. Наш смехотворный путь на земле нечто большее, чем комфорт.
Если вернуться к вопросу об эмбирионах, то ведь я не призываю запретить аборты. Это не мои полномочия. Я всего лишь маленький региональный депутат. Я просто прошу при определении основных понятий руководствоваться настоящими. Эмбрион – это ребенок, который не может себя защитить. Также как и пожилой человек, который в состоянии старческого маразма не может найти дорогу домой.
Мои оппоненты в твиттере пишут: «Тебе надо голову проломить». Это та же тусовка, что и либералы, и гомосексуалисты. Это они называют нашу страну «сраной Рашкой». Они говорят: «Вы сначала детский клуб постройте, а потом учите нас не делать аборты». Представляете, какой уровень лицемерия?
На своей страничке «вконтакте» я разместил мем «Они родились семнадцатыми», там есть список величайших ученых, которые родились десятыми, двенадцатыми, семнадцатыми. Тот же Ломоносов. Его родители разве рожали его с перспективой отдать в конно-шахматную секцию в городе Холмогоры?
Сегодня общество относится к государству как к сервису. Эдакая хомяковость. Оно считает, что государство должно ему предоставить набор функций по каким-то услугам. Люди привыкли ходить в страховую компанию, и требовать, что им недостаточно возместили ущерб.
– Разве на западе государство социально неответственно перед гражданами?
– Давайте будем честными. Те ценности, которые есть на западе- это не заслуга нынешних политиков-либералов. Эти ценности были созданы до них. То громадное экономическое наследие Европы тоже создано не ими, и не благодаря им, а вопреки тем, кто там у руля власти. Они прожирают то, что было создано до них.
– Разве у нас не так?
– У нас к 1990 году уже ничего не было.
– У нас не было мощной державы?
– Она была до 1917 года. При коммунистах были взлеты и падения. Все успехи при коммунистах – инерция развития страны. По мере того, как общество деградировало, и вырастали новые люди, воспитанные в неправильной системе координат, экономическое положение ухудшалось. В итоге, к девяностым годам мы получили второе и третье поколение, воспитанные в бездуховной атмосфере. Они считали, что лучше всего или свалить из страны, или убить. Те, кто ездили в девяностые на черных тонированных «мерседесах», не с Луны свалились, они учились в советских школах и отдыхали в пионерских лагерях.
Сейчас действия некоторых людей, которые пытаются поставить общество не на бумажные, а железные рельсы, представляют как возвращение в феодализм, называют их клерикалами. Но вопрос в другом: если мы не одумаемся, и будем развиваться по сценарию Бжезинского, который нам навязывают, то все военные расходы можно сокращать. Тогда наша стране перестанет существовать. Хомяки сами задохнутся. Это зажиревшее общество тотального потребления погибнет, потому что считает, что никому ничего не должно, а должны ему, а государство – это страховая компания.
– Вы уже как-то рассказывали, почему в 1998 году, во втором туре выборов сняли свою кандидатуру в пользу Вадима Тюльпанова. Спустя столько лет, можете сказать, что тогда ваш шаг был прагматичный, с перспективой, и поддерживая Тюльпанова, вы сделали себе путевку в будущее?
– Никакой путевки в будущее в Тюльпанове я тогда не видел. Я был руководителем самой активной молодежной организации. Сейчас ее уже никто не помнит, но была такая – «Молодые христианские демократы».
Мне ничего не нужно было от Тюльпанова. Очень томился, когда стал его помощником, и три раза уходил.
– Вроде бы существовала договоренность между Старовойтовой и «Яблоком», что вы должны будете поддержать «яблочного» кандидата?
– Кто вам это сказал? Не было никакой договоренности. Никому Галина Васильевна ничего не обещала.
Свое решение поддержать Тюльпанова я принял, посоветовавшись с Русланом Линьковым в больнице. Никаких договоренностей не нарушал, а «яблочников» всегда считал за предателей, и всегда говорил им об этом. Поэтому, когда ко мне приехал даже не кандидат, а его помощник, который сказал: «Ты нас должен поддержать», я отказался. «Вы нас мочили, – сказал я ему, – смешивали с землей, поддерживали тех, кто убивал наших товарищей. Не собираюсь поддерживать вас».
Тюльпанов на тот момент был нормальный человек, из морского округа, с которым меня многое связывало. Его поддержал тогда Виктор Харченко…
– Простите, как понимать: «был нормальным»? А теперь что?
– Сейчас он стал большим политиком, тогда он был обычным человеком без серьезных политических убеждений. Он был моряком, бизнесменом. Мне было приятно с ним разговаривать.
– Помните, какой был бизнес в девяностых?
– А что, тогда был другой бизнес? Он был вынужден играть по тем правилам, которые диктовало общество. Я не вникал в его бизнес, мне это было неинтересно. Знаю, что он занимался морскими перевозками. В любом случае, это было лучше, чем обрабатывать американские гранты, как это делал кандидат от «Яблока». Морские перевозки более честный бизнес.
Я считаю, что поступил тогда правильно. Решение принимал, посоветовавшись в церкви. Если бы Тюльпанов тогда не победил, то в округе появился бы очередной безликий либерал-яблочник, которого через пять лет все забыли бы. Его фамилию уже сейчас никто не помнит. Все-таки есть божий промысел.
– Не знаю, насколько правда, но слышал, что к вашим инициативам даже в «Единой России» относятся с осторожностью. Это так?
– Возможно. Это правильно, ведь у нас, как это не смешно прозвучит, демократическая партия. Это только в «Яблоке» изгоняют за инакомыслие. Смотрите, что сделали с Максимом Резником? А что сделали с инакомыслящими в «Справедливой России»? Тут же исключили. Руководство этих партий боится конкуренции и альтернативного мнения.
– А вы свои инициативы согласуете с обкомом партии?
– Если они не связаны напрямую с партийными вещами, то не согласую. Я не высказываю инициатив, которые противоречат основам социально-консервативной политики «Единой России». Может, многие однопартийцы не понимают, что такое социальный консерватизм, и поэтому критикуют меня. Но я пришел в эту партию, потому что она единственная на сегодня из жизнеспособных партий, и более близка к тем ценностям, которые есть у меня.
Эта партия выступает с консервативных позиций. Я не либерал, и терпеть их могу. Я знаю всех либералов, сам был в этой среде, воспитан в ней, и хорошо представляю какая это мерзость. Это мое личное наблюдение. Поверьте, то, что говорят либералы между собой в отношении христианства, православия, это совсем не то, что они готовы сказать по телевидению. Они насмехаются над ними, называют страну «сраной Рашкой».
– В вашей партии между собой говорят то же, что и на телевидении?
– Нет, не то же самое. Но я не знаю среди своих однопартийцев таких, кто назвал свою страну «сраной Рашкой».
– И про электорат только с любовью выражаются?
– Безусловно, есть разные оценки. Иногда даже я не понимаю, почему люди так поступают.
– Тем более, если учесть, что они обязаны избирателям своей зарплатой, автомобилями, теплыми кабинетами в Мариинском дворце…
– А что, разве депутаты от других партий не обязаны?
– Так, может, вам стоит преподать для своих однопартийцев мастер-класс по любви к избирателям?
– Я никого не могу учить. Я сам не совершенен.
– Правильно ли я понял из вашей биографии, что вы почти всю жизнь были профессиональным политиком, и никогда нигде не работали?
– Занятия профессиональной политикой в девяностые годы диктовало необходимость получать средства к существованию. В отличие от либералов, я не работал на западные гранты. Поэтому освоил профессию грузчика картошки и сторожа.
– Но вы же были помощником депутата…
– Я помогал Галине Васильевне Старовойтовой на общественных началах. В 1994-95 годах я был помощником депутата думы Савицкого. Тогда я впервые получил зарплату. До этого мне платила партия «Демократическая Россия», точнее должна была платить. Кстати, одним из сопредседателей в ней была Марина Салье. Целый год не платили. «Ребята, – говорили нам, – демократия только начинается. Потерпите». А у самих все было хорошо. Ладно, немецкие христианские демократы «подкармливали» гуманитарной помощью, и израильтяне присылали сухое молоко. Спасибо им.
– То есть вы работали только дворником и сторожем?
– Еще был гидом-переводчиком, водил экскурсии по Эрмитажу и Петербургу в порядке частной инициативы в начале девяностых. За день мог заработать больше, чем моя мама за месяц.
А вообще, девяностые годы – самое страшное время. Я покупал макароны в магазине какого-то депутата Ленсовета на Сенной, и делил пачку пополам – на утро и вечер. У меня не было денег на транспорт, и Руслан Линьков подарил мне велосипед. Тогда я жил в жуткой коммуналке на Васильевском. За мою работу мне никто ничего не давал. Наши коллеги по работе, депутаты Ленсовета, говорили, что они народ, а вот депутат Рыбаков, который уж совсем либерал, закрывал на полгода свою приемную, и уезжал кататься на своей яхте. Потом, в 2003 году он обиделся на меня за то, что я отказался помогать ему на выборах в думу.
– Говорят, чтобы лучше узнать человека, надо спросить кто у него друзья? С кем вы дружите?
– Никого из статусных людей у меня в друзьях нет. Есть люди из политики, которых я хотел бы назвать друзьями, но это будет не скромно. Мои друзья – моя семья, церковь, коллеги, которые работают со мной, кто десять, а кто и двадцать лет, помогают мне в моей работе. Они прошли со мной огонь и воду.
Дата интервью: 2012-08-31
